Изношенный человек

Андрей Платонов – писатель-тайна. Русский самородок, сын железнодорожного слесаря, влюбленный в революцию, зачарованный паровозами, теплом земли, – Платонов пришел в литературу словно бы ниоткуда. Собственно – из Ямской слободы возле Воронежа, «где были плетни, огороды, лопуховые пустыри, не дома, а хаты, куры, сапожники». За другим самородком, Есениным, была богатая традиция – песенная. За Платоновым стояла только безъязыкая улица в лопухах, которой нечем кричать и разговаривать и голосом которой он тем не менее заговорил. Так жутко, неблагозвучно, певуче, что понять – славит он или хулит, хохочет или рыдает – не всегда возможно и до сих пор. Инструментария для расшифровки обертонов и интонаций этого голоса у современной Платонову критики просто не было (дело тут не только в ее ангажированности), да и сейчас он только разрабатывается. Алексеем Варламовым в том числе.

Его «Андрей Платонов», что называется, честная биография. В ней нет дерзновенных импровизаций, прозрений, поражающих воображение гипотез. Но в этом и скрыто ее главное достоинство. Варламов совершает единственно возможное при исследовании автора, чье наследие только-только еще собрано в относительно полном объеме, – он просто внимательно читает платоновские тексты. Малоизвестную раннюю публицистику, забытые рассказы, переписку, доносы, допросы, равно как и добросовестно перечитывает самые знаменитые платоновские вещи – «Епифанские шлюзы», «Чевенгур», «Котлован», «Ювенильное море».

Читает, проницательно, но деликатно комментирует, всегда стремясь только к одному – понять, понять своего странного персонажа, разобраться в сути и причинах того гениального художественного результата, которого Платонов достиг. Среди прочего Варламов цитирует памфлет Платонова «Фабрика литературы»: «Теперь не надо корпеть, вспоминать, случайно находить и постоянно терять и растрачиваться... нужно суметь отречься, припасть и сосать жизнь. А потом всосанная жизнь сама перемешается с соками твоей душевности и возвратится к людям еще более сочным продуктом, чем изошла от них». И добавляет, что здесь спрятан «ключ к уникальному платоновскому языку». Этот ключ не единственный, Варламов буквально рассыпает их по книге, дело читателя – подобрать сокровища и дальше самому раскрывать платоновские тайны.

Отказываясь от окончательных суждений и слишком жирных точек над i, Варламов тем не менее рассказал нам вполне отчетливую историю. Историю медленного таяния человека, сначала полного душевных и творческих сил, надежд, жаркой веры в коммунизм, полубезумных фантазий, который после разоблачительных статей, собственных покаянных писем, пережив арест и заключение 15-летнего сына, а затем и его смерть, писал все меньше, суше, беднее. С Платоновым случилось то, что он сам описал в стихах: «тело износил на горестных дорогах». Не только тело, но и душу, и задор. Печальные хроники изнашивания – вот они, перед вами.