Уклонение

Хэйлшем – закрытая английская школа. Форменные юбки и джемпера, послушные девочки и мальчики, зеленые газоны, плющ по стене. Единственное, чем эта школа отличается от других, – здесь как-то много внимания уделяют здоровью детей: витамины и молоко – часть ежедневного ритуала, синяк на коленке или царапина – повод для визита к врачу. Хэйлшем не инфернальная школа из, скажем, «Если» Линдсея Андерсона, тут все достаточно гуманно, крошек никто особенно не терроризирует. Главное – чтоб росли здоровенькими...

«Не отпускай меня» – фильм по роману английского писателя Кадзуо Исигуро (автора романа и литературной основы еще для одного грустного британского фильма – «Остаток дня») об альтернативной Англии 70-х, где вроде бы все то же самое, только некоторых людей выращивают как доноров для других. Кэти (Кэри Маллиган), Томи (Эндрю Гарфилд) и Рут (Кира Найтли) – такие вот выращенные в Хэйлшеме клоны. Закончив обучение, они еще пару лет потусуются на ферме, где успеют погулять в резиновых сапогах и сформировать болезненный любовный треугольник, а потом смогут приступить к делу своей жизни. Одна, вторая, третья выемка органов – это уж кого на сколько хватит. После одной из выемок донор «завершается».

Антиутопией в чистом виде или, того хуже, фантастическим фильмом о клонах «Не отпускай меня», конечно, называться может только по недоразумению. Как и книга Исигуро, которая до поры читается как классический английский роман воспитания, а потом ледяными пальцами хватает за горло, фильм клипмейкера Марка Романека поначалу – идеальная мелодрама в декорациях идиллической сельской Англии. Черненькая Кира или рыженькая Кэри? Отвечая на этот вопрос, в последнюю очередь задумаешься, клоны ли они. И писателя Исигуро, и режиссера Романека не особенно интересует этическая сторона клонирования или ответственность общества перед овечкой Долли. То, что любой человек – человек и плохо ни за что ни про что лишать его печени, и так понятно. Тут все несколько тоньше. «Не отпускай меня» – прозрачная метафора любой, самой обыкновенной человеческой жизни. Детство, отрочество, юность, молодые годы, в людях, а потом – хлоп – завершение. Всегда слишком рано. Даже если ты не двадцатипятилетняя Кира Найтли, которую только что разобрали по косточкам. Все равно рано.

Наверное, картину есть в чем упрекнуть. Метафора в ее основе очень простая и к финалу не становится сложнее. А режиссер Романек отлично знает, что делает, когда твердой рукой заставляет ползала шмыгать носом. И шмыгает ли он при этом носом сам – большой вопрос. Но – вот правда – разве это важно? Заплаканная Кэри Маллиган паркуется на обочине, выходит из машины и смотрит на заросшее поле, за которым когда-то жила и училась, а может быть, просто смотрит в одну точку, перед собой. И говорит свой последний, очень правильный, невозможно грустный монолог, на котором любой более или менее одушевленный человек захлебывается рыданиями. И разве важно, жевал ли режиссер во время дубля жвачку?.