Патетическое самозаклание

Андрей Кузькин показал новый перформанс на открытии выставки «Все впереди» в Open Gallery. В новой работе художник избавляется от груза прошлого
К концу представления артист остался гол/ Открытая галерея

Сегодня имя художника Кузькина не употребляется без эпитета «самый перспективный». Мало того, что он последовательный перформансист, что для нашей арт-сцены большая редкость, он мыслит себя продолжателем резко актуализировавшейся в последние годы концептуальной традиции. С самого начала он рефлексирует над индивидуальным местом и путем художника. Собственное тело не единственный медиум, которым пользуется Кузькин. К телу художника, подвергающемуся испытаниям, часто обнаженному и уязвимому, но вместе с тем трудолюбивому и выносливому, прилагается что-то дополнительное. Огромный валун, который он пытался обогреть, крутя педали велосипеда, хлебные скульптуры, над которыми он висел голый в гамаке. Множество графических листов, книг, бобин в проекте «ЖЗН», в котором сам Кузькин спал под одеялом на раскладушке, самолично пополняя «галерею портретов маленьких людей», начатую Гоголем и продолженную одинокими персонажами московских концептуалистов.

Несмотря на молодость, Кузькин всегда хочет начать все сначала. На этот раз в проекте «Все впереди» он показал нечто противоположное «ЖЗН»: он решил не умножать продукты своей творческой жизнедеятельности, а изолировать их от себя. Все имущество Кузькина, видимо утомленного похвалами и решившего начать с по-кабаковски белого листа, было заварено в металлические ящики сроком на 29 лет. Ящики, выставленные в галерее, приняли вид торжественных пирамид. На глазах у публики (посмотреть на своего любимца пришли почти все критики города) Кузькин завершал укладку последнего ящика: туда отправилось и все, что было на нем надето. Затем художника постригали, а он зачитывал список замурованного (все по честному: и фотоаппарат, и загранпаспорт, и ключи от квартиры, и бывшие в мастерской работы, и дипломы премий). Оставшись голым и бритым, он картинно выкурил последнюю сигарету, и ящик был заварен. В приготовленной загодя лохани Кузькин совершил ритуальное омовение. Затем надел новую майку, брюки и кеды. И напоследок включил песню группы «Кино», которая, как известно, является универсальным и незаменимым средством для выражения предельной искренности.

Можно было бы решить, что задумывался акт тотального очищения и прямодушной самоотверженности. Но перформанс вместе с объектами-ящиками получился громоздким и даже помпезным по структуре. И если обычно в работах Кузькина самое волнующее – это его манера будто бы совершенно беззаветно отказываться от себя, то тут слышалась другая, нескромно нарциссическая и излишне патетичная интонация.