Гипер-супер

Выставка Hyper Real в немецком Аахене посвящена Америке начала 70-х, ее машинам, банальностям секса и живописи, не хотевшей умирать
Том Вессельман. Пейзаж № 4 (1965) / MUMOK

Война во Вьетнаме, движение за права человека и нефтяной кризис – что может быть между этим общего? Америка 70-х. Это время и это место стали главными героями выставки Hyper Real в немецком Аахене, собравшей 250 работ сотни авторов. Масштабы проекта соответствуют масштабам эпохи, когда живопись решила потягаться с фотографией и телевидением в мастерстве передачи реальности, в точности и правдоподобии. Для этого потребовалось освоить оружие самой фотографии, писать не с натуры, но с фотоснимков. На это провоцировали все 60-е, с их всепроникающей рекламой, торжеством масс-медийных звезд и изображения как такового. Здесь чувствовалась и отчаянная попытка живописи сохранить верность фигуративности, отстоять, пусть и в новых границах, сам феномен реализма, объявленного делом прошлым, ушедшим, неактуальным. Впрочем, границы условны: в Музее Людвига показаны и авторы, традиционно причисляемые к поп-арту. Не зря одним из названий гиперреализма было «пост-поп-арт». Критики немало тогда намучились с терминами. Гиперреализм – один в ряду многих, таких как суперреализм, радикальный реализм, новый или двойной реализм, а также хорошо известный в советской арт-истории фотореализм.

Фотографии, которые художники брали за основу своих картин, трудно назвать шедеврами. Это были случайные снимки, сделанные порой на «Полароиде», да и обычное паспортное фото часто годилось для того, чтобы увеличить его на холсте до невообразимых размеров. Этим увлекался, в частности, Чак Клоуз, ставший наряду с Уорхолом одним из главных героев выставки. Американцы задают на ней тон, но представлена и Европа – например, англичанином Дэвидом Хокни и швейцарцем Францем Гертшем, немцами Петером Класеном и Фрицем Кёте. Работы немцев попали в раздел «Искусство и порнография», в целом радующий целомудрием. Выставленный здесь Том Вессельман, в принципе, никогда не проходил по разряду даже эротичных авторов: секс в его работах выглядит не вожделением, но отражением мира вокруг, механически поставившего на скупой набор удовольствий – еда, выпивка, женщины... Выставка напоминает, чем оборачивается эта отчужденность от мира страстей – холодными скульптурами плодовитого Джона де Андреа, верящего, что ню в офисе способны смутить делового человека. Здесь куда актуальнее работы Вессельмана из раздела «Пригороды и их желания»: вид хромированных машин, торжество блестящей поверхности не менее сексуальны, чем кожа и кости.

У гиперреалистов было много последователей, в том числе самых неожиданных – фотографов, откликнувшихся на желание живописи вступить с ними в диалог. На выставке есть большеформатные снимки классиков 80-х, от Тома Штрута до Джефа Уолла. Вот где размеры фотополотен готовы соперничать с обилием деталей! Реалистам XIX века не снился такой восторг перед вещностью мира, восторг, порожденный городскими ландшафтами и повседневными сценками, постановочный характер которых понимаешь не сразу. Социальное здесь лишь приложение к вопросу о форме, о том, как приблизиться к реальности, трансформированной объективами, доверяющей им, а не взгляду.

Многие гиперреалисты и близкие им по духу авторы стали сегодня классиками: в венской Альбертине сейчас идут, например, ретроспективы участников Hyper Real Мела Рамоса и Роя Лихтенстайна, а Дуэйн Хэнсон (1925–1996) принадлежит к самым популярным скульпторам современности. Его работы-обманки из стекловолокна, выглядящие как живые фигуры домохозяек с тележками, бродяг и полицейских, легко вводят в заблуждение. Прислонившийся к стене охранник с резиновой дубинкой степенью своей достоверности способен вызвать нешуточное замешательство в музейной публике. Та не сразу понимает, кто или что перед ней – человек или скульптура. «Аттракционная» составляющая в творчестве Хэнсона не помешала кураторам пятой Документы пригласить его в 1972 г. в Кассель – там как раз шла дискуссия о правдоподобии и реалистичности. Хэнсон оказался удачным примером того, как искусство, стремящееся приблизиться к правде жизни, вынуждено порой прибегать к обману. Хорошо, если этим принципом оно одно лишь и пользуется.