Суть дела: В филантропии свободы все меньше

По различным данным, средства корпораций занимают в США и в Европе менее 10% от общего объема благотворительных средств, работа с компаниями обставлена десятками разных условий, и большинство благотворительных организаций фокусируют свой фандрайзинг на частных донорах.

В России же все наоборот. Первое, что приходит на ум при упоминании филонтропии – корпоративные пожертвования, деятельность и политика корпораций в социальной сфере. И это можно понять. Исторически так сложилось, что компании, особенно крупные – нефтяные, металлургические и другие, во-первых, играли и играют огромную роль в обеспечении социальной стабильности в регионах, где они работают, во-вторых, тратят на благотворительность гигантские средства – в среднем от $15 до $25 млн в год (это включая поддержку социальных учреждений на территориях присутствия). Владельцы же среднего бизнеса – самая большая группа частных доноров в Европе и США – в России предпочитают жертвовать средства не от себя лично, а от лица компании, при этом, как правило, так же как и в частной благотворительности, их пожертвования на самом деле мало связаны с корпоративными интересами, а больше исходят из личных симпатий, душевных порывов, ответов на просьбы.

Однако осмелюсь утверждать, что скоро эта ситуация кардинально изменится, и корпоративная благотворительность перестанет играть столь важную роль в финансировании общественных и социальных проектов в России.

Почему так произойдет

Для перемен, как всегда, есть общие причины, объединяющие нас с остальной Европой и миром, а есть исключительно наши, российские, только нашей своеобразной экономической и политической системе присущие.

Из общих причин назову две. Первое – это неизбежное изменение формы собственности многих компаний – выход крупного и среднего бизнеса на IPO. Этот процесс ведет к появлению десятков, а то и сотен и тысяч акционеров, усложнению системы управления и подчинению всех действий компании, в том числе в сфере благотворительности, корпоративным интересам. Второе: профессионализация среднего бизнеса, при которой владельцы уже не захотят или же, скорее, не смогут раздавать корпоративные средства как на душу ляжет, а вынуждены будут, так же как и в крупном бизнесе, связывать все свои действия с планами и интересами компании.

Я рада, что компании в России наконец займутся тем, чем должны заниматься на самом деле – развитием успешного и конкурентоспособного бизнеса, вместо того чтобы служить альтернативной системой социальной защиты в регионах, затыкать дыры, оставленные государством или же финансировать сколь бесчисленные, столь и по большей части бессмысленные “хотелки” владельцев и директоров в виде аляповатых фонтанов или заваливания конфетами детских домов тогда, когда в этих детских домах у детей нет нормальных квалифицированных учителей и воспитателей.

Однако, как я уже упоминала выше, есть и чисто российские причины, почему корпоративная благотворительность как доминирующая форма благотворительности в России скоро уйдет в прошлое или же, вернее, станет намного менее доступной обычным, небольшим, особенно независимым от органов власти благотворительным организациям, общественным и социальным учреждениям.

Я думаю, некоторые читатели, особенно из крупных корпораций, иронически усмехнулись, когда я абзацем выше оптимистично заявила, что компании, поменяв структуру собственности, уже не будут затыкать бюджетные дыры. Будут и еще как будут, но только эта деятельность лишится даже последнего намека на самостоятельность принятия решений компанией, превратившись в дополнительный налог – вынь да положь такую-то сумму в год, причем только через администрацию. “Хотелок” с фонтанами и конфетами меньше не станет, просто вместо “хотелок” директоров заводов это будут “хотелки” губернаторов и мэров, не говоря уже о “хотелках” национального масштаба.

И это уже происходит. В сфере корпоративной благотворительности и на национальном уровне, и особенно в регионах компаниям оставлено все меньше и меньше свободы в принятии решений. “Благотворительный рэкет” государства из вынужденных, но терпимых 30% благотворительного бюджета на “GR” (отношения с властью) еще 5-6 лет назад сегодня превратился почти в 100%.

Вторая чисто российская причина – ползущая национализация экономики. Самые крупные нефтяные компании в стране сегодня – государственные, самые крупные банки – государственные, про газ, свет и воду я уже не говорю. Скоро очередь дойдет до металлов и других не менее привлекательных активов. Что это значит для благотворительности? Крупный бизнес в последние 20 лет играл громадную роль не только в предоставлении гигантских объемов помощи, но и в повышении качества этой помощи, создании инновационных социальных программ, реформировании все еще совершенно советской региональной социальной сферы. Теперь опасность состоит в том, что госкомпаниям ничего такого не надо. Их скорее прижимают интересы государства, а потому госкомпании тратят и будут еще больше тратить благотворительные ресурсы не так, чтобы на каждый рубль социальных вложений общественное КПД составляло 10 рублей, а там и так, где им прикажут: из Кремля ли, или регионального “Белого дома”. Для благотворительности это означает еще меньшую доступность корпоративных средств, еще большую зависимость получения корпоративных пожертвований от отношений организации или учреждения с властью и все сужающиеся шансы получить деньги на проблемы, до которых государству нет дела.

Ну и наконец третья причина, не столь для России уникальная, потому что та же проблема, например, существует и в Восточной Европе. Это все увеличивающийся сегмент крупных международных компаний в торговле, сфере услуг, производстве товаров народного потребления и частично в банковской сфере. Международные компании приносят с собой свою практику КСО, где благотворительности, особенно денежной благотворительности, отводится весьма скромное место. Международные компании тратят на благотворительность те самые 10%, а на самом деле – менее 1% прибыли в год. И этот 1% размазан между 100 странами, где такая компания ведет бизнес.

Но все не так плохо. Просто мы наконец присоединяемся к тому, как ведут бизнес и благотворительность компании на Западе (пресловутый 1%, накрепко привязанный к корпоративным интересам) и по доброй русской традиции – одновременно – к тому, как ведут бизнес компании на Востоке (все – любимому руководителю и под его чутким руководством). Мы просто должны наконец начать говорить о филантропии частных пожертвований, о том, как создать эффективную структуру благотворительности, которая позволила бы развивать частные пожертвования – главный и наиболее надежный источник благотворительных средств в мире, а теперь уже и в России.