За двумя фронтами

Военные рисунки Генри Мура и Александра Никольского Эрмитаж объединил в одной экспозиции. Она посвящена 70-летию окончания бомбежек Лондона и начала блокады Ленинграда
Пресс-служба Эрмитажа

Мировая известность величайшего скульптора ХХ в. Генри Мура началась с рисунков, сделанных во время «Блица» – девятимесячных бомбардировок Лондона немецкой авиацией. Уже в 1942 г. их показали в США, рассчитывая на шокирующий эффект, который произведут изображения измученных, загнанных в подземелье лондонцев. Имелись в виду и очевидные художественные достоинства, и пропагандистский потенциал работ Мура – еще один довод за вступление в войну.

Сам Мур после долгих колебаний отклонил предложение занять должность «главного военного художника Великобритании». Он считал, что говорит своим творчеством о себе, а не об окружающем мире. К началу войны он был уже состоявшимся скульптором с формалистским кредо: «чувствовать форму просто как форму, а не как описание или воспоминание».

Характерно, что серия рисунков, посвященных скрывающимся в вестибюлях метро лондонцам, прерывается выполненными в иной технике, но сюжетно мало отличимыми рисунками, на которых изображены шахтеры в угольных шахтах – тема из детства Мура, выросшего в семье горного инженера.

В то же время Мур признавался, что не любит, когда искусство выступает в качестве подспорья бегству от реальности. «Такие произведения, – писал он, – действуют на меня как снотворное». Для него случайное посещение метрополитена, где тысячи прятались от бомбежек, а некоторые в страхе жили там, стало потрясением, позволившим ощутить причастность к бедам нации. С этого дня подземка становится местом регулярных посещений, а скамейки вестибюлей – рабочим кабинетом Мура. Здесь им создано несколько альбомов, ставших знаменитыми. Это наброски, эскизы будущих рисунков. В них часто угадываются мотивы прежних и будущих скульптурных произведений: лежащие, спящие, укутавшиеся и сидящие фигуры, мать и дитя, изображаемые с большей или меньшей степенью реализма, «море людей», где очертания человеческих тел едва угадываются.

Эмблематичная «Перспектива убежища в метро» могла бы стать эскизом памятника стойкости британцев. Она же – читаться как изображение ковчега или братской могилы. На полях альбомных листов комментарии, которые делают рисунки документами, намного более выразительными и не менее достоверными, чем фотография: «Драматичное, мрачное освещение, множество полулежащих фигур, постепенно исчезающих в точке схода – штриховка и царапание, хаотичный передний план»; «Отдыхающие, невинные – покинутые, лишенные спокойствия».

Отбомбив Лондон, самолеты люфтваффе перелетели на другой конец Европы – принять участие в плане «Барбаросса». С 1941 г. архитектор Александр Никольский нес вахту на одном из пунктов противовоздушной обороны Ленинграда. Его убежищем, как и для многих сотрудников Эрмитажа, стали подвалы Зимнего дворца. Здесь он рисовал – увиденное и чаемое. Застывшие набережные, пожары, быт эрмитажного бомбоубежища, Триумфальная арка в честь снятия блокады. Рисунки Никольского рассматривались как документальные свидетельства во время Нюрнбергского процесса, они хорошо известны петербуржцам, так как уже не раз выставлялись в Эрмитаже. Сегодня они естественно рифмуются с рисунками Генри Мура, коллеги и союзника.