Национальный элемент

Борис Аронсон более полувека был заслуженным, многократно премированным и востребованным – Бродвеем и Метрополитен-оперой – нью-йоркским театральным художником. Но для истории искусства прежде всего ценна его юность, пришедшаяся на во многих смыслах революционные 20-е годы русского ХХ века.

Раннего, двадцатилетнего, красочного, очень энергичного и ярко одаренного Аронсона представляет выставка в галерее «Проун», составленная на основе французского частного собрания. Семь десятков эскизов театральных костюмов, немного фотографий спектаклей, один автопортрет и старый групповой снимок, дающий понять, насколько этот автопортрет не лестный, – все на выставке радует глаз и кажется давно знакомым даже тем, кто этого художника прежде не знал.

Все написано в хорошо знакомой фантазийной, игровой, условной, исключительно формалистской и ярко живописной эстетике русского авангарда вообще и театрального в данном случае. И эта узнаваемая эстетика, которую Аронсон принял юношески восторженно, так сильна, что индивидуальные особенности даже исключительно одаренных ее приверженцев уходят на второй план. Конечно, молодой Борис Аронсон имел свое творческое лицо, но типических черт у него больше, чем индивидуальных.

Выставка открывается несколькими работами Александры Экстер – как камертоном. В ее киевской «Мастерской живописи и декоративного искусства» в 18-м году брал уроки Аронсон, позже она позвала его в Москву – помогать в работе для Камерного театра. Рядом с театральными эскизами Экстер бледно выглядят даже творения первых художников русского авангарда, слишком они яркие, громкие. Но Аронсон на фоне учительницы не тушуется – он заведомо слабее, но хорошо у нее учился не ограничивать фантазию, играть объемами, обобщать формы, делать рисунок динамичным и четко ритмичным, не терять целого за частностями.

Экстер – художник европейской выучки, и язык ее кубофутуризма кажется авангардным без национального акцента, хотя она за многое благодарила украинское народное творчество. Аронсон, сын раввина, в юности афишировал свою национальность, участвовал в еврейских культурных объединениях, даже написал теоретическую работу о современном еврейском художественном стиле, настаивая, что национальная форма должна появиться в новом искусстве.

Сегодня рассуждения о «еврейском стиле, сочетающем принципы абстрактной живописи с элементами народного творчества», кажутся спорными. Возможно, наивными они стали казаться и автору, когда он утвердился в нью-йоркской театральной культуре.