Свободные художники
Две выставки в фонде «Екатерина» представляют художников, не пожелавших встраиваться в официальную советскую систему. Их работы и фотографии свидетельствуют: сильные и талантливые не подчиняются обстоятельствам
Выставка «К вывозу разрешено...». Московский нонконформизм из собрания Екатерины и Владимира Семенихиных и частных собраний» сделана безыскусно: картины и графика развешаны согласно именам и датам, на почтительном расстоянии друг от друга. В комфортных залах фонда «Екатерина» произведения художников, работавших в советской Москве как хочется, вне официальной художественной системы, смотрятся разностильной эстетской русской живописью второй половины прошлого века.
Безмятежно белые натюрморты Владимира Вейсберга и его же ранний чуть пуантилистский девичий портрет; декоративные пастозные холсты Игоря Вулоха; лирические экспрессионистские девушки Анатолия Зверева и его страстно яркая картина «Пиво и рак»; варианты нарисованного Франциско Инфанте ночного неба с геометрически выстроенными звездами; холодные метафизические натюрморты Дмитрия Краснопевцева и его же ранний теплый желтый «Натюрморт со шляпой и тростью» – все или знакомо, или ожидаемо, доставляет удовольствие.
Конечно, безмятежное созерцание иногда нарушается: Оскар Рабин с барачными сюжетами – как ложка дегтя, Михаил Рогинский очень печалит портретами предметов нищенского быта, Олег Целков пугает яркими надутыми упырями, а Эрик Булатов глаз колет красными буквами во славу партии. Но общее впечатление – приятное, как большая бело-розовая «Рыба», написанная еще не впавшим в живописную аскезу Эдуардом Штейнбергом.
Чтобы как-то драматизировать выставку, картины, в том числе и очень красивые, повешены на уродливые картонные выгородки, а для воссоздания атмосферы советских шестидесятых-восьмидесятых выстроена типичная интеллигентская квартира с обшарпанным холодильником и собранием сочинений Чехова в трехполочном шкафу. И это, конечно, грубая ошибка.
Сделать тотальную инсталляцию из старой советской мебели так, чтобы слеза сквозь безнадежность прошибала, под силу только самому знаменитому из тех, кого по инерции называют нонконформистами, – большому русскому художнику Илье Кабакову. Авторы выставки самоубийственно попытались с ним потягаться.
Лучше бы они этого не делали, хотя понятно, что Александре Харитоновой, куратору «К вывозу разрешено...», хотелось не только словами экспликаций и каталога напомнить, в каких условиях и вопреки чему жили и писали разные по уровню таланта московские художники. А выставка получилась такой, что о материальных лишениях, разборках с властью и органами, невозможности легально выставляться не задумываешься. Как и о легендарном пьянстве, страхе и беспросветном безденежье.
Ничего не говорит о тяготах советского художнического бытия тех, кто не хотел работать по требованию обстоятельств, и выставка фотографий «Игорь Пальмин. Past Perfect». Пальмин знал и снимал всех, кажется, лучших, талантливых людей шестидесятнической-семидесятнической и отчасти восьмидесятнической художественной и интеллектуальной Москвы. Отобранные из его огромного архива фотографии художников представляют нам сильных, красивых и веселых людей. В их лицах достаточно ума и воли, чтобы понять: они по природе своей – победители. Поэтому на их выставки и приходили толпы людей. А что этих выставок было всего ничего, так об этом и фотографии, и картины молчат. Да так ли это сегодня и важно.