Свой импрессионист

Юбилейная выставка Коровина начинается с работ для сцены, впервые их показано достаточно, чтобы оценить масштаб театральной деятельности художника. Успехи в оформлении спектаклей частной оперы Мамонтова повлекли за собой приглашение возглавить художественный департамент императорских театров. Сочиняя декорации, костюмы и бутафорию, Коровин добивался сценической правды и воплощения важной для его поколения идеи синтеза искусств. Благодаря ему впервые на казенной сцене была достигнута слаженность работы художника, режиссера и актеров. Чаще всего Коровин брался за оперы со сказочным сюжетом, где можно было проявить фантазию.

Залы живописи открывает «Хористка», «мадонна русского импрессионизма», появившаяся в 1883 г., задолго до того, как такую свободную живопись научились ценить в России. Сегодня этот написанный на одном дыхании, самобытный и свежий этюд считается одним из лучших произведений Коровина, а когда-то его пришлось снять с выставки и выслушать обвинения в легкомыслии и неумении закончить работу.

Этюд не как заготовка к будущей картине, а как полноценное произведение становится излюбленным жанром Коровина. Отсюда частые упреки непонимающих критиков и благожелательные советы близких по духу коллег продолжать учиться мастерству.

Источником самоутверждения и вдохновения стал для Коровина Париж, где он впервые увидел импрессионистов и признал в них «своих». «Я был поражен Парижем, когда двадцати шести лет приехал в первый раз сюда. Пювис де Шаванн – как это красиво! И импрессионисты... – у них я нашел все то самое, за что так ругали меня дома, в Москве». В написанных им парижских кафе и улочках – удивление атмосферой свободы и демократичности города, который он продолжает писать и по возвращении в Россию.

Мы привыкли воспринимать Коровина как автора радостных, дышащих светом и музыкой портретов и натюрмортов. На выставке Русский музей впервые открывает зрителям собрание его панно, выполненных для русского павильона Всемирной выставки в Париже 1990 г. Иностранцами многометровые орнаментальные изображения Средней Азии и Сибири были приняты восторженно. Лаконичные, выдержанные в серебристо-лиловых тонах, они складываются в декоративную панораму русских окраин. Образцы модернизма, далекие и по стилю, и по настроению, и по краскам от коровинской живописи.

Не найдя себе места в послереволюционной России, Коровин уезжает за границу. Но и там не чувствует себя востребованным. Любимый Париж становится местом воспоминаний о родине. Здесь он для заработка начинает интенсивно заниматься литературной работой, публикует мемуары и облеченные в форму коротких рассказов воспоминания о жизни в России. Москва, которую он до того почти не писал, появляется на полулубочных картинах и театральных задниках, которые он изредка пишет для Шаляпина, Анны Павловой, американских и европейских театров.

Пишет он и Париж, но уже по-другому, феерию красок «Бульвара Капуцинок» 1905 г. сменила тревожная экспрессия «Сен-Дени» 1930-го, где неуместно все – и тяжелая стена нелепого дома, выламывающая плоскость полотна, и странной формы фонари, и сама парижская ночь. Санкт-Петербург.