Ничем не рискуя
МХТ им. Чехова открыл сезон премьерой спектакля «Мастер и Маргарита». Не похоже, чтобы венгерский режиссер Янош Сас испытывал мистический трепет перед романом Михаила Булгакова
Уверенной рукой Сас провел актеров сквозь основные вехи романа. Избежал концептуальности и творческого риска, сведя постановку к иллюстрации. Распределил роли так, точно знал труппу МХТ много лет (или послушал совета знатока), – ни одного спорного решения: причудливо выстраивать актерские судьбы, помогать актеру раздвигать границы его возможностей не является задачей заезжего режиссера. Роль интеллигентного неврастеника досталась Анатолию Белому, фашиствующего Азазелло – Игнатию Акрачкову, кота Бегемота – Федору Лаврову, Воланда, выступающего по сцене самодовольным олигархом, поучающим народ, – Дмитрию Назарову, Жоржа Бенгальского – Игорю Вернику, которому к роли конферансье не привыкать.
Режиссера не вдохновил ни контекст сталинского времени, ни дразнящая возможностью постановочных эффектов булгаковская фантасмагория. Головы рубили за сценой. С потолка МХТ сыпались пятитысячные флайеры, которые продаются в любом киоске (театралы со стажем вспомнили, как на любимовском «Мастере» публика дралась за посыпавшиеся сверху билеты на Таганку, которые ценились больше валюты). Главным подспорьем режиссера (больше известного в кино) стала кинокамера. Она помогла вмиг перекинуть в Ялту Степу Лиходеева (Павел Ващилин), изобразить полет Маргариты (Наталья Швец) и даже поиронизировать над вуайеризмом сегодняшнего времени, когда глазок включенной камеры стал атрибутом любой трагедии. Так, ободранный Левий Матвей (Сергей Медведев) мечется по Ершалаиму с огромной камерой, не забывая фиксировать свои страдания на «цифру».
За приращение смысла в спектакле отвечает лишь сценография Николая Симонова. Над сценой горит кровавая «М»: перевернутый Wоландов инициал, Мастер, Маргарита, Москва, метро, которое вместило и духоту Патриарших, и прохладу набережных, и зал «Грибоедова», и Ершалаим. Булгаковское пространство превратилось в Зону, только сталкер не выведет из нее путников. Прямота рельсов, плен тоннеля, угроза прибывающего поезда, автоматизм стеклянных турникетов оставляют ощущение неотвратимости. И даже лунная дорожка, по которой уходят Мастер и Маргарита, превращается в тоннель. А светом в конце тоннеля становится мерцание неотвратимой триеровской Меланхолии.