Книга Марии Рыбаковой "Гнедич": роман в стихах не про Онегина

Литературные премии следует создавать хотя бы ради этого – вылавливания из бурного, но однообразного книжного потока сочинений недооцененных и неочевидных. На сей раз работу по отслеживанию именно такого, не звонкого, но изящного, во всех отношениях достойного текста, исполнили отборщики сразу двух наград, «Носа» и премии Андрея Белого, дружно включив роман в стихах Марии Рыбаковой «Гнедич» в свои короткие списки. Что характерно – синхронно сочтя его скорее прозой, чем поэзией. Пусть так, хотя эта проза писана верлибром.

Это уже пятая книга Марии Рыбаковой – но, пожалуй, первая настолько свободная и смелая. Потому что это отвага и свобода – написать роман в стихах о полузабытом поэте, которого, позевывая, способны вспомнить лишь филологи, кое-как пробившиеся сквозь тяжеловесный гнедичевский перевод «Илиады». Тем не менее именно Николая Ивановича Гнедича, одноглазого после оспы, высмеянного вместе с переводом Пушкиным в известной эпиграмме, и воспела Мария Рыбакова, филолог-классик, окончившая Московский университет, защитившая диссертацию в Йельском университете, в последние годы преподающая древние языки калифорнийским студентам.

Величавый и нежный «Гнедич» рассказывает не только об одинокой жизни «ученого барина», отданной Гомеру, но и о друге Гнедича Батюшкове и о женщине, приходящей к Гнедичу убираться. А зовут ее... Елена. Улыбок в адрес греческой мифологии и обеих гомеровских поэм здесь действительно не счесть.

Вот еще одна: только раз в жизни видела Елена страшного, как черт, барина, а затем долгие годы мыла полы в его отсутствие. Но однажды услышав юношеский роман Гнедича про «страшного капитана разбойников», она влюбляется в автора, сочинившего такую удивительно интересную книжку... Верно-верно, влюбляется, точно Душечка в невидимого бога. «Она вспоминает об одноглазом Гнедиче: / он и кривой, и рябой – не может быть, чтоб он был таким на самом деле. / Этакое лицо ему, как шапку, дали поносить, / а на страшном суде ангелы ее снимут, / и под ней будет красивый господин, как на олеографии...» Но Гнедич так никогда и не узнал об этой влюбленности.

Всё как всегда, но если это и роман о любви, то в большей степени – о любви к слову и уже несуществующей стране. Перед нами пронзительная ностальгическая проза (поэзия?) о хрупком мире, в котором «дворцы глядятся в воду», рыбак поигрывает на дудке и «блик от окна» играет «на фарфоре», а едва снег начинает валить «густыми хлопьями», слуга входит в потемневшую комнату и ставит «медный подсвечник на стол».

Кажется, с таким восхищением «музейными» мелочами и фигурами можно писать лишь из пустыни, где нет ни снега, ни слабых отголосков и контуров этого уютного мира, в России все-таки сохранившихся – хотя бы потому, что птицы здесь поют те же и прежние песни и облака серебрятся, как двести лет назад.

Роман Марии Рыбаковой соткан из перекличек и перепевов реальных текстов – стихотворений Батюшкова и Гнедича, их переписки, печального отчета доктора Антона Дитриха о душевной болезни Батюшкова, послужившего источником множества сочинений. Именно этот отчет, например, цитирует Мандельштам в знаменитом: «Который час?» – его спросили здесь, / А он ответил любопытным: «Вечность».

Вечность подсвечивает и происходящее в «Гнедиче», потому что, как и всякий столь глубоко погруженный в русскую литературную традицию текст, этот роман еще и о смысле существования человека. Не Батюшков, обладатель биографии гораздо более пестрой и выразительной, а педант Гнедич, упрямо ходящий в библиотеку, избран в главные герои, конечно же, не случайно. Именно Гнедичу достало сил не сойти с ума, не броситься в фантазии с головой и им подчиниться, выдержав и собственное уродство, и одиночество. Роман «Гнедич» еще и о благородной красоте стоицизма.