Марк де Гаридэль: «Есть примеры, когда разработки были украдены»

– Какова цель вашего визита в Россию?

– Нынешний визит – часть нашей новой стратегии развития до 2020 г., которая была официально объявлена в июне этого года. Цель стратегии – стать мировым лидером в области лечения тяжелых инвалидизирующих заболеваний (хронических болезней, от которых люди становятся инвалидами). В этой стратегии три основных момента. Первый – усиление фокуса на двух инновационных технологических платформах: пептидах и токсинах. Для этого реформируется организационная структура компании, которая будет выстроена по принципу франчайзинга (внутренняя управленческая структура, предполагающая интеграцию бизнеса не только горизонтальную, т. е. страновую, но и вертикальную – по ключевым продуктовым группам, франшизам), а также будет усилена соответствующая специализация в области R&D. Во-вторых, по тем же приоритетным областям предполагается увеличить инвестиции в научные разработки и повышение конкурентоспособности. И наконец, мы рассчитываем на увеличение доли на мировом рынке за счет усиления нашего присутствия в ряде приоритетных для нас географических регионов, прежде всего в США (на этом рынке мы работаем с 2008 г.) и на рынках тех стран, где фармацевтическая отрасль развивается наиболее быстрыми темпами (Китай, Россия и Бразилия). В результате мы надеемся, что к 2020 г. нам удастся более чем в 2 раза увеличить наши обороты и более чем в 3 раза – операционную прибыль в сравнении с результатами 2010 г. Таким образом, Россия является ключевым рынком для Ipsen. В последние пять лет мы существенно увеличили свое присутствие здесь и в дальнейшем планируем рост на уровне 15% ежегодно.

– Что вы должны сделать, чтобы ускорить рост?

– Пока мы лишь обменялись мнениями с экспертами различных сегментов рынка. Для расширения нашего присутствия в России сейчас рассматривается несколько вариантов. В любом случае в следующем году мы обязательно увеличим штат российского офиса. Причем речь идет о специалистах разного профиля: нам нужны люди для продвижения продукции, врачи для проведения клинических испытаний, менеджеры по работе с ключевыми клиентами, специалисты бэк-офиса.

– Вы говорили о трех рынках – России, Китае и Бразилии, – от которых будет зависеть ваше дальнейшее развитие. Что в них общего?

– Покупательная способность на этих трех рынках растет, люди могут позволить себе покупать более дорогие лекарства. В то же время правительства этих стран работают над улучшением системы здравоохранения и готовы увеличить расходы на здравоохранение в процентном отношении к внутреннему валовому продукту.

По всем прогнозам, Россия, Китай и Бразилия в следующие пять лет станут главными драйверами роста мирового фармацевтического рынка. И для нас, и для других фармкомпаний это возможность вывести на рынок новые препараты.

– Вашим глобальным планам по расширению бизнеса в России не помешают инициативы российского правительства, делающего ставку на местного производителя?

– Нам нужно учитывать желание российского правительства усилить фармацевтическую промышленность. В течение нескольких месяцев мы планируем понять, как мы сможем усилить свое присутствие в России. В том числе оценить возможные действия по производству лекарств, которые мы сможем выполнять самостоятельно или с помощью местных партнеров. Но хочу подчеркнуть: мы еще не приняли решение, сейчас мы на стадии рассмотрения нескольких вариантов.

– В вашей биографии сказано, что вы управляли региональными структурами в Латинской Америке, на Ближнем Востоке, в Африке и на других быстро развивающихся рынках. Какие сходства и различия с нашим рынком можете выделить?

– Кое-какие общие черты есть. Например, большое количество дженериков. А также деление многих развивающихся рынков на два сегмента: государственный с относительно низкими ценами на продукты и растущий коммерческий, на котором за лекарства платит пациент. Даже с учетом ценового давления в государственном секторе, где стоимость лекарств контролируется государством, для нас это область потенциального роста, так как будет расширяться круг пациентов, входящих в программы государственного лекарственного обеспечения и получающих доступ к современным медицинским разработкам. Также (я говорил об этом раньше) на многих развивающихся рынках правительства наращивают затраты на здравоохранение, поскольку это позволяет увеличить продолжительность жизни людей и повысить доступность инновационных лекарств. Отличие – в системе дистрибуции. На других рынках правительства установили маржу для дистрибуторских компаний, что привело к консолидации рынка – выжили только крупные игроки. В России дистрибуторов больше, чем в других развивающихся странах. Полагаю, это связано с тем, что охватить гигантскую территорию страны непросто.

– Вы говорите о делении рынка развивающихся стран на два сегмента: коммерческий и государственный с низкими ценами. При этом сосредоточиться планируете на препаратах для лечения хронических заболеваний. Но такие препараты в России, например, закупает государство...

– Именно на препаратах для лечения хронических инвалидизирующих заболеваний мы сосредоточимся как группа по всему миру. Но в тех странах, где фармацевтический рынок развивается наиболее быстрыми темпами (я имею в виду как раз Россию, Китай и Бразилию), в ближайшее время мы будем инвестировать в увеличение рыночного присутствия препаратов обоих направлений – специализированных и общетерапевтических, таких как смекта, танакан и проч.

– К вопросу о смекте. На вашем сайте указано, что одни из основных продуктов портфеля Ipsen – препараты, изобретенные в 70-х гг. (в том числе смекта). А ведь фармотрасль считается одной из самых высокотехнологичных.

– Ipsen значительно изменилась за последние годы: в 2002 г. 60% наших продаж приходилось на общетерапевтическое направление и 40% – на специализированные лекарства. В 2010 г. можно говорить уже об обратной тенденции: 64% наших продаж – это препараты специализированной помощи и 36% – общетерапевтической.

Смекта относится к общетерапевтическим препаратам, и это фантастический продукт. В ней содержится глина, которая есть в природе в очень небольшом количестве. Мы эту глину обрабатываем, очищаем от примесей, высушиваем в порошок – из него получается лекарство. Порошок работает в желудочно-кишечном тракте, защищает слизистую, восстанавливает флору. С тех пор как мы запустили смекту, она никак не изменилась, при этом препарат имеет высокую эффективность и безопасность и широкую доказательную базу. Но в то же время мы работаем над инновационными продуктами. Сейчас ведем 10 исследований, которые находятся в третьей фазе, четыре из них – это новые молекулы, шесть – модификация уже существующих. По количеству исследований третьей фазы Ipsen серьезно опережает 10 компаний – ближайших конкурентов. Совместно с американской биофармацевтической компанией Inspiration Biopharmaceuticals мы разрабатываем препараты для лечения гемофилии у людей с отсутствующим фактором свертывания крови VIII, IX или VII. У 5–10% пациентов c гемофилией В, которые получают обычный фактор свертывания крови VIII, возникает реакция отторжения, и в конечном итоге они погибают. OBI-1, рекомбинантный фактор VIII, в настоящее время изучается во второй и третьей фазах клинических исследований – оценивается его эффективность и безопасность. Inspiration уже анонсировала предварительные весьма обнадеживающие результаты в июле этого года. В третьей фазе клинических исследований этого препарата нам удалось вылечить трех человек. Другой инновационный препарат – TASQ, предназначенный для лечения рака простаты, мы разрабатываем совместно с Active Biotech. Нас очень впечатлили результаты второй фазы клинических исследований. Сейчас этот препарат находится в третьей фазе, в которой участвует 1200 пациентов. К 2020 г., думаю, специализированные препараты будут занимать 85% наших продаж, общетерапевтические – 15%. Такая доля последних будет как раз за счет их продаж в основном в Китае и России.

– С чем связано ваше решение сосредоточиться на специализированных препаратах?

– Мы средняя компания, и нам трудно разрабатывать новые препараты в каждом сегменте. Нам нужно было сфокусироваться на нескольких областях, в которых, как мы считаем, мы действительно успешны. На мировом уровне мы сильны в двух технологиях: синтезе белков и токсинов.

– Сколько вкладываете в разработки?

– Минимум 20% от продаж ежегодно. Это один из самых высоких показателей в нашей отрасли, где в среднем компании вкладывают в разработки около 15% выручки. Поэтому мы считаем себя инновационной компанией.

– А случаи шпионажа в вашей отрасли бывают?

– Есть несколько примеров, когда разработки были украдены у ученых из-за того, что они не были защищены патентами. В фармотрасли очень важно защищать свою интеллектуальную собственность.

– Но если получаешь патент – надо публиковать результат работы, не получаешь патент – разработку могут украсть. Как соблюсти баланс и понять, когда нужно идти за патентом?

– Для этого есть юристы, которые изучают разработки и определяют, какую их часть возможно защитить патентом. Это самый важный этап в работе любой компании для защиты своих прав на конкретный препарат или в борьбе со шпионажем. Сейчас даже если вы защищаете свое открытие патентами, то после публикации результатов в специальных журналах можете наблюдать, как другие ученые начинают работать в этой же отрасли с применением тех же технологий. Или чуть пытаются изменить технологию – так, чтобы не считаться виновными в нарушении патента.

20 лет назад рынок был совсем другой: вы запускали новое лекарство и четыре года горя не знали. А теперь через полгода-год обязательно появляются конкуренты.

– На сайте Ipsen указано, что вы ищете новых партнеров. Складывается впечатление, что в фармацевтической отрасли партнерств больше, чем в любой другой. С чем это связано?

– Фармацевтическая отрасль – наиболее трудная, ведь вы имеете дело с биологией, с людьми. Кроме того, наука не сосредоточена в одной точке. Для нас кооперация – это способ найти доступ к хорошим ученым в тех областях, которыми мы интересуемся. Благодаря партнерствам Ipsen усиливает взаимодействие с медицинскими и научными сообществами, чтобы разрабатывать специализированные лекарства, нацеленные на нужды и ожидания врачей и пациентов.

– Возможность партнерства с российскими учеными рассматриваете?

– Полагаю, в будущем это возможно. И очень важно, чтобы Россия как можно больше вкладывала в технологии, поскольку это усилит исследовательскую работу. А это, в свою очередь, создаст интерес к совместной работе для глобальных фармацевтических компаний.

– Вы работаете в фармацевтической отрасли с 80-х гг. Не возникало желания сменить сферу деятельности?

– Никогда. Здравоохранение и фармацевтика – области, где до сих пор существует много вызовов и парадигма инноваций и развития интенсивно эволюционирует.