"Сильфида" в Театре Станиславского и Немировича-Данченко: артисты собрались с духами

Театр Станиславского и Немировича-Данченко, освоив актуальную хореографию, сделал радикальный шаг к истокам современного балета. Французский хореограф Пьер Лакотт поставил для труппы «Сильфиду» (1832 г.)
И.Питалев/ Риа Новости

В России «Сильфида» вряд ли попадет в топ-десятку классических балетов. Теперь уже мало кто помнит, что до революции это был один из самых успешных спектаклей, отредактированных Петипа. Ревизия, которой подвергла классический репертуар советская власть, оказалась немилосердной к безобидной, казалось бы, истории.

В «Сильфиде» простой крестьянин (действие происходит в Шотландии) накануне свадьбы бросает невесту и устремляется за духом воздуха – прекрасной мечтой, несовместимой с реальностью. Он губит ее и гибнет сам. Спектакль, ставший в XIX в. манифестом балетного романтизма, оказался несвоевременным для победивших рабочих и крестьян. А печальная судьба в России тогда автоматически означала для постановки исчезновение с лица земли – больше нигде в мире не было театров, способных воспроизвести всю мощь большого классического спектакля.

«Сильфиде» повезло. Связанная с ней легенда о Марии Тальони, именно в этом балете якобы впервые поднявшейся на пуанты, разбудила воображение хореографа Пьера Лакотта. Во Франции классика была не востребована, но он взялся возродить спектакль, тем более что его энтузиазм подпитывала любовь к одной мало известной тогда балерине, чей танец вызывал в памяти описания великих романтических танцовщиц. Лакотт работал в музеях и библиотеках, изучая иконографию, описания, партитуры и монтировочные книги парижской Opera эпохи Тальони. Результат работы оказался триумфальным: Лакотт завоевал репутацию главного специалиста по старинным балетам и вернул в репертуар многие забытые названия, в том числе «Дочь фараона» в Большом и «Ундину» («Наяда и рыбак») в Мариинке, а его Сильфида превратилась в мировую звезду первой величины – это была Гилен Тесмар.

Спектакль Лакотта, конечно, не был научной реконструкцией – система записи танца не изобретена до сих пор. Но в «Сильфиде» есть все то, за что мы любим старинные балеты: любовная история, роскошные костюмы, многонаселенные мизансцены, наивные театральные трюки типа исчезновения Сильфиды в камине и ее полеты по воздуху.

Но если в современных балетах, даже сложнейших, достаточно небольшой группы солистов, то старинный балет требует мобилизации всех ресурсов. А кордебалет Театра Станиславского очень пострадал от длившейся несколько лет реконструкции и возникшего тогда же безвластия. И если до этого ансамбль мог и обыграть Большой в отношении единства и выразительности, то в последние годы кадры в него набраны со всей страны и разница выучки сказывается болезненно. Но Лакотт, уже утративший художественную актуальность, остается вдохновенным педагогом и носителем старой балетной культуры. Его московской «Сильфиде» порой не хватает интонационной чистоты, зато она наполнена энтузиазмом, с которым исполняются и танцы сильфид, и крестьянские сцены. На премьеру хореограф, перестраховавшись, пригласил своих любимых артистов – Евгению Образцову из Мариинского театра и премьера Гамбургского балета Тьяго Бордина. Но более интригующим выглядит то, что в недрах московского театра он нашел молодых исполнителей главных партий, имена которых не всегда известны даже специалистам. Их дебюты должны состояться в ближайшее время.