Андрей Галаев: «Акционеры нас не жалеют»

– Вы возглавили Sakhalin Energy в декабре 2009 г., сменив представителя Shell Йена Крейга. У Shell – по соглашению акционеров – еще осталось право номинировать главу компании?

– Когда я стал главным исполнительным директором и акционеры договорились о новой конфигурации управления, у нас осталось семь директоров. За «Газпромом» закреплены портфели главного исполнительного директора, директора по кадрам, технического и коммерческого директоров. Их он номинирует всегда. А Shell – финансового, производственного и юридического директоров. Но в целом при моем руководстве революций не было. Революции вообще вредны для таких сложных и комплексных проектов.

– Получается, у японцев ни одного исполнительного директора?

– Японцы оказывают нам весьма серьезную помощь. Особенно в работе с покупателями. И мы очень ценим это. Японцы вообще очень щепетильные и тщательные люди, они пытаются докопаться до самых мельчайших деталей. Вопросы до того детальные, что приходится множество специалистов собирать. И кстати, иногда даже представители других акционеров признаются, что если японцы проработали вопрос и согласовали, то можно быть уверенным, что там все проверено. Хотя, конечно, у каждого есть свои механизмы и процедуры.

Акционеры нас не жалеют

– Сложно вообще принимать какие-то решения, имея три группы совершенно разных акционеров? Насколько они вмешиваются в вашу работу?

– Мы здесь не уникальны, это нормально для любой международной компании. Бизнес-культуры, конечно, разные. В этом-то и сложность – все привести к единому знаменателю. Нам все удается, честно говоря. У нас существуют рабочие комитеты, которые постоянно собираются – раз в месяц, а если нужно – то и чаще. В этих рабочих комитетах есть представители от всех акционеров. И мы постоянно им рассказываем о том, что у нас происходит, какие у нас проекты. Они в курсе всего. Но не вмешиваются. Хотя, конечно, у нас есть определенного уровня вопросы, которые за рамками компании, и тогда они выходят на обсуждение и согласование с акционерами. У меня был только один случай, который я запомнил как хороший урок. Это было в самом начале моего руководства, в январе 2010 г., сразу после праздников – когда в режиме телеконференции проводился совет директоров, первый для меня, и я докладывал по контрактам с подрядчиками. И неожиданно между акционерами возникло... недопонимание. Неожиданно даже для некоторых из них. И я понял, что «домашняя работа» должна делаться более тщательно. Слава богу, после этого у нас ничего подобного не происходило. Хотя пришлось принять и ряд управленческих решений – как в компании, так и у наших акционеров.

– Сколько действует ваш контракт, как часто переназначаются теперь директора?

– Все директора переназначаются раз в год, в марте. То есть меня переназначали дважды – в марте 2010 и 2011-го. Теперь следующий раз – март этого года.

– Уже понятно, какой расклад?

– Все зависит от того, как акционеры оценят нашу работу. В конце года подводятся итоги работы по четырем позициям: безопасность – для нас это приоритет номер один, далее – производственные показатели, финансовые и показатели по развитию компании и персоналу. По каждой позиции очень много критериев, не хочу вам забивать голову. А итоговый балл для оценки – единица, если мы идем четко по плану. Если выше, то вплоть до двойки. Если ниже – то до нуля.

– И каковы оценки за 2011 г.?

– Больше единицы. Мы на четверть лучше сработали. Год назад так же было. Это очень хороший показатель. Потому что планы, которые нам устанавливаются, они очень напряженные. И планка все время повышается. Поверьте, акционеры нас не жалеют.

– А вы сами рассчитываете остаться в компании? Я просто помню, что уже весной 2009 г. Йен Крейг говорил, что сам собирается уйти – даже если его еще раз номинируют.

– У Shell своя система ротации кадров – у них существуют определенные сроки, на которые они приходят. Я свое ближайшее будущее связываю с Сахалином. Любой менеджер будет благодарен, если ему достанется такая позиция – с такими вызовами и такими проблемами и в то же время с видимыми серьезными результатами. Я считаю, что мне серьезно повезло.

Нельзя наживаться на несчастье

– С 2010 г. ваш основной акционер – «Газпром» – несколько раз шел на уступки европейским клиентам, корректируя контракты и снижая цену на газ. Коснулось ли это сжиженного газа Sakhalin Energy?

– Мы смогли договориться с очень многими нашими покупателями о пересмотре цен как раз в сторону увеличения, в том числе с основными потребителями в Японии. Соглашения заключали в 2010 и 2011 гг. А переговорный процесс начался раньше – с момента начала поставок. С корейской Kogas до сих пор ведутся переговоры.

– Ваши поставки начались в 2009 г. И тогда источники в «Газпроме» рассказывали нам, что он был неприятно удивлен низкими ценами в контрактах Sakhalin Energy. Из-за этого начались переговоры с клиентами?

– Это не совсем корректная информация. С момента заключения контрактов с нашими покупателями и до начала поставок цены существенно выросли. Сегодня мы поставляем нашу продукцию – СПГ – на очень выгодных условиях.

– Цену вы, конечно, не раскроете...

– Конечно – меня акционеры завтра же уволят (смеется).

– Не повышались ли цены для Японии после прошлогодней катастрофы на АЭС «Фукусима-1» – после того как страна увеличила импорт сжиженного газа из-за выбывших атомных мощностей?

– Мы ни в коем случае не будем наживаться на несчастье, это наша принципиальная позиция. Поэтому повышение цен даже не проговаривалось. Когда я встречался с нашими акционерами – и с руководителями в «Газпроме», и с руководителями в Shell, – они полностью поддержали нашу позицию. Когда произошли эти трагические события, мы сразу же отреагировали, я дал команду своим коммерсантам выйти на японских покупателей и узнать, требуются ли им дополнительные объемы. Мы, наверное, даже сыграли на опережение: в тот момент японцам самим было сложно спрогнозировать свою потребность – выбыли атомные мощности, но пострадала и промышленность. Но диалог начался сразу. И в прошлом году мы поставили в Японию 34 дополнительных танкера с СПГ: девять – с газом, который производился сверх плана, остальное – сырье, перенаправленное от других покупателей либо поставки которого изначально планировались в более поздние сроки.

– До сих пор было известно, что цена СПГ привязана к нефтяной корзине – к котировкам нефти, которая закупается Японией и Кореей. И меняется цена раз в месяц или раз в квартал. Что изменилось после подписания новых соглашений?

– Привязка к нефти осталась. Но формула цены – это несколько составляющих. Часть из них и поменялась.

– И какого объема газа это коснулось, сколько денег выиграла Sakhalin Energy?

– Это коснулось значительных объемов проданного в прошлом году газа, и только за 2011 г. дополнительная выручка превысила $1 млрд.

Ограниченное окошко

– Ваше производство СПГ уже сейчас больше, чем проектная мощность завода. Несколько лет акционеры Sakhalin Energy обсуждают расширение мощностей, строительство третьей очереди СПГ-завода. Для Японии это сейчас особенно актуально. Когда может быть решение?

– Я думаю, что в ближайшее время. По крайней мере в этом году. Сначала будут акционеры решать. А после этого мы будем выносить вопрос на наблюдательный совет. Мировая практика показывает, что ни один СПГ-проект не останавливается на начальной стадии. И у нас действительно есть технические возможности для расширения производства. И самое главное – мы все-таки не в безвоздушном пространстве, существует конкурентная среда. Россия должна конкурировать на рынке СПГ глобально. И есть совсем ограниченное окошко, когда это можно сделать, – 2016–2018 гг., перед запуском новых мощных проектов в Австралии.

– И когда надо начинать строить, чтобы успеть в это окошко? Сколько физически нужно времени на само строительство?

– Думаю, что года три-четыре потребуется.

– Сколько это будет стоить?

– Мы пока не считали. Так что можно только плюс-минус говорить, опираясь на мировую практику. В этом случае это очень предварительно, на уровне прикидок – порядка $5–7 млрд. С учетом имеющегося у нас опыта. И с учетом того, что инфраструктура уже не сравнима с той, что была несколько лет назад.

– Но остается еще вопрос с ресурсной базой – много слышно разговоров, что вашего основного месторождения, Лунского, не хватит.

– Технически можно сделать так, чтобы вся третья очередь наполнялась и нашими объемами. Но это экономически нецелесообразно. Поэтому если рассматривать наиболее эффективный вариант, то нам действительно понадобится газ третьей стороны. Тем более что режим СРП позволяет использовать нашу инфраструктуру для приема газа третьей стороны.

– И какие есть варианты? Газ с «Сахалина-3», которым занимается «Газпром»? Или с соседнего «Сахалина-1»?

– Это, конечно, не уровень компании – вопрос должен решаться акционерами, и прежде всего «Газпромом», на котором лежит ответственность за программу газификации Дальнего Востока. «Сахалин-3» по планам должен вводиться достаточно быстро. Но насколько я понимаю, сейчас он весь нацелен на внутренний рынок. А с «Сахалином-1» «Газпром», как вы знаете, давно ведет переговоры по поводу газа. И все зависит от успеха этих переговоров и от того, куда этот газ будет поставляться. Технически никаких проблем нет соединиться [с «Сахалином-1»] – через систему Сахалин – Хабаровск – Владивосток. Там все рядом, речь идет всего о нескольких километрах.

Репутация дорогого стоит

– «Газпром» сейчас готовит еще один СПГ-проект – во Владивостоке. Плюс в 2016 г. «Новатэк» планирует запустить «Ямал-СПГ», также ориентируясь на поставки в Азиатско-Тихоокеанский регион (АТР) через Северный морской путь. Будет ли спрос на весь этот газ? Нужна ли будет тогда третья очередь Sakhalin Energy?

– Мое мнение – все три проекта могут существовать, интерес со стороны покупателей будет. Будь это сахалинский, или ямальский, или владивостокский СПГ. Во-первых, есть прогнозы, что к 2020 г. спрос в АТР вырастет в два раза, это очень перспективный рынок, в него, конечно, нужно заходить. Европейское экспортное направление уже освоено, и оно, честно говоря, далеко не простое. Во-вторых, покупатели всегда стараются диверсифицировать поставки – с точки зрения энергетической безопасности. А сейчас наш СПГ – пока единственный продукт российского производства – занимает порядка 8–9% в закупках Японии, в других странах доля еще меньше. Поэтому и Россия заинтересована в том, чтобы новые мощности вводились у нас, а не где-нибудь в Катаре или Австралии. И покупатели с точки зрения диверсификации источников сырья также заинтересованы в том, чтобы в их закупках были не только Катар или Австралия, но и другие страны.

– Но ваш СПГ все равно будет конкурировать с другим сырьем из России...

– Мы конкуренции не боимся. С запуском нашего проекта Россия впервые вышла на рынок АТР. Новым проектам еще понадобится серьезное время, чтобы занять место на рынке. А у нас уже есть специалисты. Не знаю, откровением для вас это будет или нет, но наши ребята становятся востребованными. Потому что мы очень высоко ставим планку – быть лидерами во всем, в том числе и в производстве. Мы – постучу по дереву – за эти три года сумели очень хорошо себя зарекомендовать. Репутация, которая зарабатывается компанией, она дорогого стоит. Особенно здесь, на этом рынке. Мы никогда не срывали поставок. А ведь короткое транспортное плечо, близость к потребителю, – это не только преимущество, но еще и головная боль. Когда доставка занимает 2–3 дня, а не 2–3 недели, это чисто технологически накладывает дополнительные обязательства. Это, кстати, то, чем мы очень серьезно занимались все эти три года, отлаживая механизмы, – как с нашими покупателями, так и с другими заинтересованными сторонами, с пограничниками, с таможенниками.

– А ваша цена ниже из-за близости к покупателям?

– Цена для покупателя «на входе» рыночная. Мы ни в коем случае не собираемся демпинговать – это невыгодно нашим акционерам и российской стороне, и я считаю, что это просто вредно для репутации.

– Кстати, о срыве поставок. Запуск вашего СПГ-завода задержался – клиенты ждали первый газ осенью 2008 г., а поставки в итоге начались только в марте 2009-го...

– В проектах такого масштаба – и такого времени строительства – пересмотр первоначального графика неизбежен. Но все обязательства были выполнены – с какими-то клиентами удалось договориться о переносе сроков, для остальных СПГ закупался на рынке.

– Источники в «Газпроме» рассказывали нам, что Sakhalin Energy потеряла на этом больше $1 млрд – из-за разницы цен в своих контрактах и стоимости СПГ на рынке, который пришлось покупать. Какими были потери на самом деле?

– Задержка была несущественна по сравнению со сроками реализации проекта. Опять же будем учитывать, в каких условиях проект развивался – аналогов не было не то что в России, но и в мире тоже редкий случай. Проект осуществлялся на острове Сахалин, где практически не было инфраструктуры, куда нужно было завезти 26 000 рабочих и специалистов. Плюс погодные условия, геологические, сейсмические. Все это трудно было предсказать и спрогнозировать. А затраты на закупку СПГ для выполнения обязательств я не считаю убытками – это все-таки отложенная выручка. Ведь газ никуда не пропал! И все затраты были согласованы с российской стороной и с акционерами.

Эффективность СРП доказана

– Sakhalin Energy публикует далеко не все финансовые показатели. Но из отчетов «Газпрома» понятно, что проект прибылен. Плюс последние несколько лет вы возвращаете средства акционеров через схему погашения акций. Сколько уже денег вы вернули таким образом?

– Цифры я раскрыть не могу. Но по выходу на самоокупаемость мы опережаем план. Если раньше мы рассчитывали, что затраты инвесторов вернутся где-то в 2013–2014 гг., то теперь выход на прибыльную продукцию планируется уже весной этого года. А ведь было очень много дебатов по этому поводу. Как и по поводу эффективности СРП. Но на практике эта эффективность в итоге доказана.

– Кроме раздела прибыльной продукции – по условиям СРП – есть еще дивиденды. Российская Федерация уже их получает – как владелец специальной акции. А есть прогноз по дивидендам для остальных акционеров?

– В первую очередь получает дивиденды Российская Федерация. После этого идут выплаты нашим акционерам. Прогноз, естественно, есть, но раскрыть его я также не могу.

– В прошлом году РФ решила, что будет получать часть прибыльной продукции газом – для поставок в Дальневосточный регион (через «Газпром»). В сентябре для этого запустили газопровод Сахалин – Хабаровск – Владивосток – под саммит АТЭС, но злые языки говорили, что вашего газа для этой трубы так и нет...

– Речи о том, что мы не готовы, нет, такие разговоры просто неверные абсолютно. Наши поставки в регион уже идут. Прошлой весной мы начали подавать газ на юг Сахалина. А с сентября 2011 г. поставляем газ в трубопровод Сахалин – Хабаровск – Владивосток, т. е. на материк. Наши возможности подавать газ, если говорить на период до 2020 г., – это порядка 19 млрд куб. м. Одна треть – на юг, а две трети – как раз в трубопровод Сахалин – Хабаровск – Владивосток, около 1,5 млрд куб. м в год.

Не даю спуска никому

– После недавней катастрофы с платформой «Кольская» вы почувствовали усиление контроля со стороны чиновников? Понятно, что никакой связи с вами нет, но вы тоже занимаетесь транспортировкой, может, были какие-то инспекции?

– Мы почувствовали знаете когда? Когда случилась катастрофа в Мексиканском заливе. Мы не ждали, когда к нам придут проверки, сразу организовали дополнительные инспекции и аудит всех наших технологических процессов. Хотя это тоже разные вещи – у нас другие платформы. Но для нас безопасность всегда являлась приоритетом номер один. Мы очень серьезно относимся к этим вопросам. Ведь во многом все это человеческий фактор. И трагедия с «Кольской» – не исключение. У нас, например, очень поощряется «вмешивание» в процесс – если человек видит, что работы проводятся небезопасно. Вне зависимости от того, какой ранг у человека. Допустим, он видит, что работы идут на высоте 1,5–2 метра и без страховки. И останавливает работы. Мы это обязательно приветствуем. У нас ежемесячно присуждается награда от имени главного исполнительного директора тем, кто проявил себя в обеспечении безопасности работы.

– Чиновники давно обещают какие-то нововведения и ужесточения на шельфе. Новые нормативы уже вас коснулись?

– Нет. Но нас это, честно говоря, не пугает очень сильно. У нас очень высокие стандарты сами по себе – выше, чем российские, и порой даже выше, чем международные. Это касается не только добычи, но всех процессов – вплоть до безопасности дорожного движения. У нас транспорт проходит очень большие расстояния – в год порядка 11 млн километров. И все наши машины оборудованы специальными системами мониторинга, которые фиксируют скорость, торможение, пристегнуты ли ремни и так далее. Это активно внедряется с 2007 г. Мы запрещаем, допустим, говорить по телефону во время вождения. Даже гарнитура у нас не приветствуется. За разговор по мобильному телефону за рулем можно получить увольнение. Я лично слежу за тем, как водят наши директора. И каждую неделю, если есть отклонения и нарушения, я провожу с ними разборки. Не даю спуска никому. Но и мои показатели видны всем.

– И все же не очень понятна ситуация с вашей самой первой платформой – нефтяной «Моликпак». В прошлогоднем правительственном докладе говорилось, что часть скважин, на которых она работает, закрыты «по причине значительного выноса песка, вызванного прорывом воды».

– Это не системный сбой и никакой катастрофой это, конечно, не грозит. Обводнение и запесочивание скважин было ожидаемым, просто оно произошло несколько раньше, чем планировалось изначально. Но в нашем бизнесе всегда существует неопределенность. Особенно когда новые участки и геология не понятна. Определенность появляется только в период эксплуатации. В итоге мы два года посвятили модернизации «Моликпака». Сейчас фактически закончили и готовимся возобновить бурение новых скважин и ремонт старых, которые были обводнены и на сегодняшний день заглушены.

– Вы добываете около 6 млн т нефти, по объемам это сильно меньше, чем производство СПГ. А в выручке нефть занимает большую долю?

– Существенную – около половины.

– И каковы прогнозы по добыче – с учетом выработанности нынешних скважин на основном участке, Астохском?

– Цифры не назову. Но могу сказать, что даже для того, чтобы производительность сохранять на текущем уровне, требуются серьезные инвестиции. Потому что «Моликпак» – самая первая платформа в России, она достаточно старая и требуется постоянно ее поддерживать. А дальнейшее развитие добычи зависит от решений акционеров. Мы сейчас проводим работы по оценке Южно-Пильтунского участка. В этом году будут двухмерная сейсмика и акустические исследования – на месте потенциальной установки новой платформы. У этого участка, конечно, не такой потенциал, как у Астохского, но он перспективен. Поэтому до конца этого года должно быть принято решение, как мы будем развивать этот участок, какими средствами.