Неделя кино Греции в Москве: Афины в стране чудес

Дело даже не в том, что новую греческую волну, довольно мощную в плане влияния на фестивальную конъюнктуру, по сути, составляют два человека, снявших по паре фильмов каждый. Главное – не ясно, откуда она накатила, где и при каких обстоятельствах произошел тот сдвиг тектонических плит, что вызвал такое заметное волнение на поверхности моря. Если аскетичное румынское кино породили бедность и коммунистическое прошлое, а философствующих о природе насилия филиппинцев – конфликт ислама с христианством, то откуда взялось дикое и схематичное, математически просчитанное, но при этом по-кэрролловски безумное новое греческое кино совершенно не ясно.

Одинаково далекие от православных традиций, эллинской чувственности и средиземноморской горячности – всего того, что ассоциируется у публики с Грецией, – новые греки скорее близки традициям благородного британского абсурда. Не зря название их киноманифеста, трагикомедии Афины Цангари «Аттенберг», – исковерканная фамилия сэра Ричарда Аттенборо, ведущего программ о животных. Страусов, слонов и носорогов изображают герои – пара подруг и смертельно больной отец одной из них. Эпизоды, где они, растопырив локти и кудахтая, скачут на кровати или, высоко задирая колени, прогуливаются по парку, украсили бы любой выпуск «Летающего цирка Монти Пайтон». Эксцентрика – совершенно по-английски – заменяет им близость, совместно исполняемые чудачества – слова любви, которые не позволено произносить вслух.

Игра и недосказанность, постоянный уход от утверждений, признания чего-либо серьезным и окончательным составляют основу новой греческой кинопоэтики. В «Клыке» Йоргоса Лантимоса, получившем приз каннского «Особого взгляда» и попавшем в шорт-лист прошлогоднего «Оскара», отец затевает жестокую игру с детьми, произвольно соединяя слова с явлениями (море у него – мебель, кошка – людоед) и таким образом вроде бы незначительно, но безвозвратно искажая их картину мира. Что мы знаем о реальности, кроме того, что нам говорят авторитеты, и как узнать правду, если она вообще существует? Такие вопросы ставит перед публикой манифест социокультурного сенсуализма.

Герои второго фильма Лантимоса – «Альпы» выполняют другое, не менее злободневное социально-антропологическое упражнение: сбив команду из четырех человек, заменяют людям их умерших родственников. Чтобы стать другим человеком в эпоху, когда потребление продуктов, в том числе культурных, является ключевым элементом идентичности, достаточно узнать, что покойный ел и какие фильмы смотрел: внешность, пластика, характер в мире людей-трафаретов не имеют значения. Механистически исполненный, сознательно лишенный живых персонажей, этот этюд получил приз за сценарий в Венеции, доказав, что желчные, эксцентричные, беспощадные, совершенно антигуманные греки сегодня на острие. А на острие чего – пожалуй, и подумать страшно.