Патрик Одье: «У меня те же интересы, что и у клиента»

Патрик Одье рассказывает, чем отличаются швейцарские банки от всех остальных, каково будущее private banking и почему он разговаривает со своими клиентами не только о деньгах
FABRICE COFFRINI/ AFP

1982

начал работать в банке Lombard Odier. Работал в подразделениях банка в Цюрихе, Нью-Йорке и Монреале

1986

стал управляющим партнером банка

2008

с 1 июля стал старшим партнером Lombard Odier

2009

с 17 сентября является председателем Ассоциации швейцарских банков

Банкир и море

Банк Lombard Odier по инициативе другого управляющего партнера – Тьерри Ломбара выступил спонсором создания суперяхты l’Hydroptere, установившей в 2009 г. мировой рекорд скорости для парусных судов: на дистанции в одну морскую милю была зарегистрирована средняя скорость 50,17 узла (92,91 км/ч), а максимальная – 56,3 узла (104 км/ч). По словам Патрика Одье, банк решил поддержать l’Hydroptere, чтобы подчеркнуть свою предпринимательскую сущность, и потому «вложился в проект, не преследовавший никакой другой цели, кроме попытки достичь горизонта».

Lombard Odier & Cie

Частный банк. Основанный в 1796 г., Lombard Odier является старейшим частным банком Женевы. Под управлением Lombard Odier находится 150 млрд швейцарских франков. Банк насчитывает около 1900 сотрудников, управляется восемью партнерами – потомственными банкирами в седьмом поколении. Банк располагает 24 офисами в 17 странах, представительство в Москве открыто в 2010 г.

Давние связи

По словам Патрика Одье, Lombard Odier был одним из первопроходцев в России среди швейцарских банков – банк участвовал в финансировании строительства железной дороги Москва – Санкт-Петербург. «Швейцария первой из западных стран признала СССР, а мой предок был первым послом в Санкт-Петербурге», – добавляет Одье. Ведомости

Основанным в 1796 г. в Женеве банком Lombard Odier до сих пор руководят прямые потомки его основателей – семей Ломбар, Одье, Дарье и Энш. Самый старый клиент банка – семейный фонд – обслуживается в нем с 1801 г. «Мы хорошие не потому, что мы старые, а мы старые, потому что мы хорошие», – объясняет старший партнер Lombard Odier Патрик Одье.

Интервью с Одье было назначено в историческом особняке банка в центре Женевы. В нем, как и 200 лет назад, по-прежнему обслуживают клиентов, а в подвале по-прежнему находится хранилище, защищаемое огромной металлической дверью, сработанной еще в XIX в., – говорят, ее ни разу не чинили. Я прошу сделать мне небольшую экскурсию по банку, и реальность для меня слегка размывается: обычно так изображают швейцарские банки в авантюрных комедиях, но, оказывается, такие банки и правда существуют. Вот навстречу мне следует группа серьезных господ в сопровождении услужливого клерка – эти одеты даже лучше, чем в кино (чтобы стать клиентом Lombard Odier, специализирующегося на private banking, надо разместить в банке не меньше $5 млн – иначе просто не окупятся расходы на обслуживание).

Церемонный служитель приносит мне чай на подносе. Я пытаюсь взять с подноса не только свою чашку, но и сахарницу, но меня поправляют: следует положить себе сахар в чашку по вкусу, после чего служитель вынесет поднос из комнаты.

Следом за служителем в комнату входит Патрик Одье. Помимо руководства собственным банком, он также возглавляет Ассоциацию швейцарских банков, так что разговор у нас получается не только о Lombard Odier, но и о швейцарской банковской системе вообще.

– В массовом сознании швейцарский частный банк – это такая загадочная организация, где таинственные богатые клиенты прячут свои деньги; подразумевается, что часть этих денег имеет сомнительное происхождение. А как в действительности обстоит дело с грязными деньгами в швейцарских банках?

– В Швейцарии самое строгое законодательство об отмывании денег в мире. Она одна из первых ввела меры контроля за обращением криминальных средств и послужила стандартом для Европы при принятии подобных законов. Мы заставляем финансовые институты предельно внимательно относиться к средствам, которые они получают, заставляем вводить правила для клиентов, аналогов которых я не знаю в мире. Но, конечно, никто не может быть застрахован от инцидентов.

– У швейцарских банков есть право отказываться принимать средства, источник происхождения которых им неясен?

– Конечно. У них не просто право – у них есть обязанность собирать подробную информацию не только о происхождении средств, но и о владельцах этих состояний. Мы обязаны отслеживать все транзакции. С одной стороны, банк не сообщает никому за пределами банка об активности клиентов. В то же время важна цена этих обязательств – банку необходимо быть с клиентом более честным и открытым, чем с кем-либо еще. При неуверенности в происхождении средств клиента банк просто отказывается работать с ним.

– И как часто такое происходит?

– К счастью, у нас не так много потенциальных клиентов, которые приходят к нам с сомнительными целями. В нашем банке я также являюсь председателем комитета по проверке благонадежности. Каждую неделю мы вместе с нашими юристами рассматриваем разные случаи и обсуждаем их не с точки зрения, законно это или нет, а с точки зрения бизнеса. Нам нужно понять в этой транзакции или ситуации, в чем ее причина. Такой подход работает на нас. С моей точки зрения, любой клиент, с которым мы в Lombard Odier начинаем работать, должен повышать среднее качество нашей клиентуры. Это значит, что каждый наш клиент может оказаться под угрозой, если мы не будем следить за этим со всей тщательностью. С того дня, когда банки соглашаются работать с любым клиентом, они увеличивают риски не только свои, но и остальных клиентов.

– Позвольте уточнить: вы говорите о происхождении капитала или о клиентах?

– И о происхождении капитала, и о клиентах. Происхождение денег должно быть понятно и прозрачно для банка. Если есть хоть малейшее подозрение, что речь идет о связанных с криминалом деньгах, банк не имеет права открывать счет и обязан сообщить властям. Власти начнут расследование, и, если в результате подозрения подтвердятся, будут приняты необходимые меры. Не банками, а федеральными властями. Но это никогда не станет достоянием общественности, это внутреннее дело.

Однако это исключение из правил. А обычно происходит так, что к нам приходит, например, промышленник, продавший свою компанию. Мы изучаем документы, разговариваем и видим, что все в порядке, а клиент нам все рассказывает, потому что хочет, чтобы мы доверяли ему, а он доверял нам. И между нами складываются доверительные отношения, основанные на полной конфиденциальности.

Но мир полон сложных транзакций. Деньги от продажи нефтяного месторождения китайцам проходят через сервисную австрийскую компанию, которая принадлежит швейцарскому трейдеру... Мы хотим понимать, кто и почему был вовлечен в сделку, почему она прошла именно таким образом. Это не обязательно из-за нашей обеспокоенности [чистотой сделки], но мы хотим понимать ее причины, чтобы соответствовать уровню обсуждения и иметь возможность сказать: «Мы уважаем ваши знания и опыт, но не кажется ли вам, что лучше поступить вот таким образом?»

– То есть вы говорите клиенту, что не рекомендуете делать такие-то транзакции, или предлагаете ему провести эти платежи по-другому?

– Именно так. Private banking – это не столько управление активами, сколько обслуживание клиента – во всем, что касается его состояния. И когда дело, например, касается наследования или активы переходят от одной части семьи к другой, банкир обязан интересоваться тем, что происходит, а не искать оправдания: мол, меня это не касается, ведь я не юрист. Меня это касается, и это в моих интересах – чтобы иметь возможность посоветовать клиенту лучшее решение.

Мы не технократы, работа которых сводится к проверке благонадежности клиентов. Мы – ответственные люди, которые хотят убедиться, конечно, что действуют в соответствии с законом, но также и быть уверенными, что работают с правильными клиентами, которые будут нашими клиентами еще долго благодаря отличному уровню предоставляемых услуг.

– Клиентам из какой части света вы чаще всего отказываете в услугах?

– На этот вопрос я не могу ответить.

– Потому что не ведете статистики?

– Речь идет об исключительных случаях. Я могу переформулировать вопрос: с клиентами из какой части света сложнее всего работать? Сложнее всего приходится с клиентами из самых быстрорастущих регионов. Очень сложные запросы поступают и от европейских клиентов. Нам нравится решать нестандартные задачи клиентов из России и Восточной Европы. Это вызов, который дает нам возможность наиболее полно использовать и расширять нашу экспертизу.

– Отслеживаете ли вы, куда отправляются капиталы, с которыми отказались работать в Швейцарии?

– Мы не ведем статистику. Если вы спрашиваете, обращаются ли клиенты куда-то еще, получив отказ в Швейцарии, – конечно, да. Могу сказать, что в последнее время значительно выросло количество альтернативных финансовых центров с более низким уровнем регулирования, но, по мере того как начинают работать стандарты ОЭСР, законодательство против отмывания денег, всем финансовым центрам приходится играть по правилам или исчезнуть с карты мира.

Вообще, комитеты по проверке благонадежности клиентов – последнее средство банка. Они крайне редко отказывают кому-то. Потому что большинство сомнительных сделок банки отвергают уже на начальной стадии. Если вы занимаетесь привлечением клиентов, то вряд ли станете тратить время на сомнительные встречи, так как знаете, что они ни к чему не приведут. А ваши клиенты не порекомендуют вам человека, с которым вы не станете работать.

– Как развивается бизнес Lombard Odier в России?

– В 2000-х гг. мы начали развивать бизнес в России из Швейцарии. Наши ожидания оправдались, в результате мы решили сделать еще один шаг и открыть представительство в Москве – оно появилось в апреле 2010 г. Для нас Россия – стратегически важный рынок. Мы хотим помогать нашим клиентам в строительстве российской экономики, мы можем быть одним из источников финансирования этой экономики, а не только предоставлять услуги по сбережению средств вне границ страны. В нашем портфолио есть много возможностей для наших клиентов по инвестициям в российские компании, концепции, идеи. Нам кажется, что Россия может стать крайне интересным местом инвестиций для нас.

– Это только в будущем или вы уже инвестируете в Россию?

– Если говорить о прямых инвестициях, то пока нет. За одним исключением – если наши клиенты просят нас стать посредниками при вложениях в Россию.

Время от времени мы проводим транзакции в Россию и из нее. Также мы делаем портфельные инвестиции в различные фонды. Резюмируя: новые приоритетные рынки для нас – это Россия / Восточная Европа и Ближний Восток / Азия.

– А с Китаем работает головной офис?

– Да. Мы рассматриваем континентальный Китай с инвестиционной точки зрения и исходя из интересов клиентов. В Азиатском регионе у нас есть офисы в Гонконге, Японии, Сингапуре. Всего мы работаем более чем в 20 странах мира. Можно сказать, что мы работаем в глобальном масштабе.

Банковский интернационал

– Швейцарские банки разнородны: есть глобальные гиганты, такие как UBS и Credit Suisse, есть кантональные банки (Zurcher, Berner), есть натурализованные иностранцы (HSBC Private Bank, Sarasin) и, наконец, собственно швейцарские частные банки. Есть ли между ними какое-то разделение по рыночным нишам?

– Прежде всего нужно отметить, что у нас весьма интернациональное банковское сообщество. Во-первых, у 150 из 330 банков [работающих в Швейцарии] иностранное происхождение. А значит, банковский бизнес в Швейцарии диверсифицирован как минимум с географической точки зрения. Во-вторых, около половины банков ориентированы на работу с зарубежными рынками, а остальные – с локальным рынком. Это крайне важно для местных игроков. В-третьих, рынку присущи банки с универсальной структурой. То есть клиенты получают весь спектр финансовых услуг. Это весьма полезно экономике. Малые предприятия находят финансирование для стартапа, большие получают возможность привлекать капитал в любой части света.

– Как вы можете описать классический швейцарский банк?

– Я бы говорил скорее о ценностях, нежели о стандартах. Мы стремимся к принципу универсальности услуг, компетентности, хотим хорошо разбираться в том, что делаем, к стабильности – людей, институтов, юридической и политической систем. Наконец, ответственность. Финансовый сектор крайне ответствен как перед местным сообществом, так и перед клиентами. Нас это особенно касается. Наш банк основан семьями-партнерами, так что все, что мы делаем, отражается непосредственно на нас.

– То же относится к private banking или в этой сфере есть какие-то особенности?

– Прежде всего нужно уточнить терминологию. Есть частные банки, а есть private banking, т. е. работа с активами частного клиента. Говоря про частные банки в Швейцарии, мы прежде всего имеем в виду не то, что они не принадлежат государству, а то, что ими владеют банкиры, объединенные партнерством или в общества с ограниченной ответственностью.

Если говорить о разнице private banking в Швейцарии и остальном мире, нужно учитывать оба этих аспекта – кто делает и что делает. Потому что в мире нет таких компаний, как в Швейцарии. Тридцать-сорок швейцарских банков представляют собой исключительное явление в отрасли, это небольшие, отлично специализированные и полностью клиентоориентированные банки. Специфика заключается в том, что швейцарские банки ориентированы на сервис для клиентов, желающих приобрести услуги private banking. Им не нужно бегать туда-сюда, им достаточно прийти к нам. Когда они приходят для знакомства, мы предоставляем им консультативные услуги, когда ищут альтернативную точку зрения, мы занимаемся оценкой прежних предположений. Так что я думаю, что традиционная роль швейцарского банка – гид и советник.

– Но технический прогресс приводит к тому, что многие клиенты сами могут собирать информацию и быть сами себе гидами. Что вы предложите им в будущем?

– Я думаю, что клиенты хотят тестировать, визуализировать, консолидировать. Тогда как банки в своей политике управления активами остаются достаточно осторожными и консервативными. Им также необходимо развивать сложную технологическую инфраструктуру. Со временем инфраструктурные и технологические сервисы станут куда более важны, чем сейчас. Это крайне верно для клиентов, например, из России. Им нужна прямая связь между тем, что у них есть, и тем, что происходит на рынке, они хотят иметь возможность тестировать идею и вернуться обратно.

Мы были пионерами внедрения [компьютерных] технологий в банковской индустрии – 50 лет назад. Возможно, у нас самые развитые технологии private banking. Мы предлагаем portfolio management system (система управления портфелем, программное обеспечение для управления финансами), которая позволяет визуализировать для клиентов любые темы, которые мы обсуждаем, и предоставляет возможность клиенту действовать самому, если он пожелает.

– Как на швейцарских банках отразилось соглашение банка UBS c правительством США о раскрытии информации о клиентах, которые могли уклоняться от налогов?

– Это крайне печальное исключение из правил.

– Ассоциация швейцарских банков обсуждала этот вопрос до того, как банк подписал соглашение?

– Это было решение правительства. Это совершенно особая, отдельная история. Мы были вынуждены либо подчиниться, либо столкнуться с большими проблемами со стороны США. Швейцарское правительство выбрало первый вариант. Это весьма прискорбно, но, надеюсь, останется исключением.

– Как это решение отразилось на имидже швейцарских банков, на отношении к ним клиентов?

– Проблема [сокрытых] налогов остается крайне болезненной. Мы ведем переговоры с рядом стран о соглашениях, которые в будущем исключат подобные проблемы.

– Есть ли у вас статистика по рынку труда, сколько иностранцев, а сколько выходцев из Швейцарии занято в банковском секторе?

– Напрямую в банковской сфере занято 120 000 человек, косвенно – около 250 000. Если рассматривать всех имеющих отношение к банковской сфере, то около половины из них окажутся швейцарцами. Если брать исключительно тех, кто занят финансовыми услугами, здесь доля иностранных работников быстро растет. Но число занятых иностранцев остается прежним и даже уменьшается.

Также нужно сказать о рабочих местах, которые швейцарские банки создают вне Швейцарии. Их все больше, и там, конечно, добрых три четверти мест занимают иностранцы.

– Банкиры в Швейцарии настолько же мобильны, как в Лондоне и других финансовых центрах мира, или же неохотно меняют место работы?

– Рабочая сила в Швейцарии достаточно мобильна. Немало швейцарцев уезжает на работу за пределы страны. Но в то же время за прошедшие годы, особенно во время кризиса, много профессионалов вернулось в Швейцарию. Кто-то потому, что потерял работу. Кто-то потому, что швейцарский финансовый рынок выглядел куда стабильнее многих – у нас не было громких финансовых крахов. А кто-то потому, что работа в швейцарских банках ближе всего к новой концепции банковского дела, т. е. более ориентирована на клиентов и сервис, нежели на торговлю активами.

– Появляются ли новые частные банки в Швейцарии?

– Там, где есть место для бизнеса, должны появляться и новые компании. Швейцария – очень благоприятная для ведения бизнеса страна. Сейчас условия для создания здесь нового частного банка крайне благоприятны. Есть спрос, есть критическая масса талантливых людей.

В недавнем прошлом уже есть примеры появления новых игроков. Например, приход Bank of China. Как в сфере традиционного управления состояниями, так и в области альтернативных инвестиций возникли новые игроки, созданные другими банками и финансовыми институтами Швейцарии. Может быть, вы знаете, что крупнейший фонд альтернативных инвестиций в мире находится сейчас в Швейцарии. Это тренд десяти последних лет. Непросто получить разрешение властей на создание банка в Швейцарии. Но именно поэтому интересно его здесь открыть.

Ведь люди сейчас много внимания обращают на качество регулирования рынка. А в Швейцарии одна из самых жестких систем регулирования финансового сектора в мире. Есть ЦБ, есть FINMA, занимающаяся макронадзором, департамент финансов [правительства] также надзирает за финансовой сферой. Швейцарское регулирование хорошо не потому, что оно жесткое, а потому, что это стабильное, хорошее и сбалансированное регулирование. Это раз. Второе – ориентация на новые технологии. И конечно, мы имеем все возможности по управлению активами в диалоге с клиентами. Клиенты ищут возможности поговорить с теми, кто вкладывает их деньги или сам является инвестором. Если я говорю с клиентом как первое лицо компании, я показываю, что у меня те же интересы, что и у клиента.

– Швейцарцы – лидеры по сбережениям на душу населения. Как это получилось?

– Такова наша культура: думаю, стабильность способствует доверию и уверенности, и потому швейцарцы столько сберегают. Кроме того, в Швейцарии построена система, стимулирующая формирование сбережений с точки зрения как личных добровольных сбережений, так и социального страхования. Это система трех столпов. Первый – социальное страхование, объем которого – 30 млрд швейцарских франков. Второй – обязательное пенсионное страхование, которое обязан предоставлять каждый работодатель. Стимулируемое налоговыми льготами, оно составляет значительную часть сбережений – больше ВВП Швейцарии. Третий – индивидуальные сбережения, и на них тоже распространяются налоговые стимулы.

Также есть инвестиционные инструменты. Традиционно они в Швейцарии в изобилии: любой швейцарский банк готов предложить своим клиентам возможность диверсифицировать вложения – инвестировать по всему миру, а не только на местном рынке в местной валюте.

Если говорить о Европе, то для нее важно умение швейцарцев управлять рисками. Это звучит как нонсенс, но совсем не очевидно, что в Европе вы встретите такие же – кроме как в Англии, конечно, – институты с таким же уровнем менеджмента. Возьмите хоть Францию, хоть Германию: у них сильные позиции на внутреннем рынке, но они только развивают международные связи. Клиент приходит к ним и видит неспособность работать на международном рынке.

– То есть причина привлекательности Швейцарии и ее банков – хорошая инфраструктура и профессионализм, а не низкие ставки налогов?

– Налогообложение – это причина, но не первоочередная. Главное – это стабильность, безопасность, диверсификация, служба поддержки, интернациональность, компетентность. Разговоры о налогах связаны с тем, что в мире происходит многое, что заставляет говорить о повышении налоговых ставок. Но это не основная причина, почему капитал течет в Швейцарию.

– Сильный франк – большая проблема для отрасли?

– Да, сильный франк – большая проблема для экономики. В том числе в отношениях с Европой: 60% нашего экспорта уходит в Европу, а 80% импорта приходит из Европы.

Банки, которые сильно связаны с экономикой страны, без сомнения, страдают. Также банки, которые известны своим умением диверсифицировать активы, сталкиваются с тем, что всё переведенное в другие валюты теряет в стоимости [по отношению к франку]. Получается, что вы теряете деньги, которыми управляете, потому что стремитесь их сохранить, диверсифицировав. Швейцарские банки проигрывают, стремясь обезопасить активы клиентов. Сила франка мало-помалу увеличивает риски наших клиентов, так как активы слишком сконцентрированы в Швейцарии. Нам нужны альтернативы.

Вызовы банковской сфере

– Финансовый кризис обесценил множество состояний. Как он повлиял на взаимоотношения банка Lombard Odier со своими клиентами и вообще на банковский сектор?

– К счастью, у нас не было особых проблем из-за обвала рынков. У нас не было позиций в токсичных активах, у нас не было проблем с контрагентами – ведь наш портфель крайне тщательно управляется, у нас очень строгая система отслеживания рисков. Единственным негативным последствием кризиса для нас стали изменения на рынке валют, отразившиеся на портфелях наших клиентов.

– Как это повлияло на ваши отношения с клиентами?

– Здесь речь о цене успеха. Многие банки испарились. Среди наших клиентов много предпринимателей. Так как у нас собраны ликвидные активы, клиенты в поисках ликвидности обращались прежде всего к нам.

Кроме того, во время кризиса клиенты гораздо больше интересовались нашей точкой зрения на происходящее и вмешивались в процесс. Менеджмент с четким разграничением полномочий, когда предприниматель и банкир договариваются, что первый делает свою работу, а второй его финансирует, в кризисные времена не вселяет необходимого чувства удовлетворенности. Так что диалог стал куда оживленнее. В последние четыре года мы активно наращивали услуги по консультированию, сводя за одним столом менеджеров, отвечающих за управление активами, трейдеров и инвесторов.

– У вашего банка есть трейдерское подразделение, проводит ли банк операции в собственных интересах?

– У нашего банка нет другого бизнеса, кроме работы в интересах клиентов. Конечно, у нас есть ограниченные позиции, чтобы содействовать торговле, как и у многих других банков. На рынке приходится делать это, но мы не занимаемся торговлей для себя, пренебрегая интересами клиентов.

– Сколько Lombard Odier вкладывает в новые технологии?

– Много. Не хочу показаться нескромным, но мы одни из лучших поставщиков технологий investor management services на рынке, и это не мы говорим, а другие банки. Крупнейшие региональные банки Швейцарии покупают нашу IT-систему, мы заключили соглашение с базирующимся в Бельгии банком, который принял стратегическое решение взять нашу платформу для своего бэк-офиса...

– Какой суммой нужно располагать, чтобы стать вашим клиентом?

– У нас нет официальных входных порогов. Но мы стремимся работать с клиентами, которые могут передать в наше управление не менее 5 млн франков, чтобы они могли получить максимальную отдачу от наших услуг. Если сумма будет меньше – это будет слишком дорого для клиента.

Огромный вызов, стоящий перед банковской сферой сегодня, состоит в том, что менеджеры больше внимания обращают на корпоративные задачи, нежели на интересы клиентов. В нашей фирме клиент гарантированно остается в центре внимания. Как пример: когда у нас происходит встреча партнеров, в повестке дня сбалансированы вопросы корпоративного развития и нужд клиентов. Нет такого, что совет директоров обсуждает лишь прогноз прибыли на следующий год: когда восемь партнеров собираются на встречу, как минимум половину времени они говорят о потребностях клиентов – что можно сделать для них.

Второй важный вызов – убедиться, что люди, которых мы нанимаем, будут работать в интересах клиентов, в соответствии с традициями нашего банка. Другими словами, мы избегаем ловушки, в которую попалась финансовая индустрия в период бурного роста, когда в нее стремился каждый. Стремился, чтобы заработать себе большие деньги. Наши портфельные менеджеры сохраняют правильную мотивацию, а мы не создаем иной системы мотивации, кроме как основанной на соблюдении выверенного баланса между интересами клиента и фирмы.

И у нас под управлением 150 млрд швейцарских франков (около 122 млрд евро) – мы имеем огромный запас прочности для спокойного развития. Наши активы отлично диверсифицированы. Наш основной бизнес – private banking, но у нас сильный институт управления активами. Мы готовы встретить будущие вызовы.

– Миром сегодня правят не промышленники, а финансисты. Вы можете оценить ситуацию с обеих сторон – у вас семейный бизнес и банковский бизнес. Как вы думаете, заслужено ли нынешнее место финансового сектора в мире?

– Финансы должны служить конкретной цели: развивать промышленную базу любой системы и одновременно защищать сбережения. Если вы вкладываетесь в активы, финансовая база пополняется сама. К сожалению, финансовый сектор иногда забывал, для чего создан, и направлял деньги на развитие самого себя, а не на развитие своих клиентов. Нужно же развиваться именно с точки зрения инвестиций, вкладываться в конкретные цели. Критерии распределения банковских средств, пределы их распределения в те или иные секторы сегодня понимают все швейцарские банкиры. Основных принципов два: защита инвесторов и уход от увеличения активности в отдельных секторах рынка.

Нужно быть заинтересованным и солидарным с клиентом: даже через три года после сделки ты все равно заложник того, что ты запустил. В деятельности банка должно быть четыре элемента: солидарность, конвергенция, риск и динамика – это просто, но не все так делают. Мы говорим клиентам: покупайте активы или блок активов, чтобы получить долгосрочную прибыль, чтобы прибыль росла из поколение в поколение владельцев. И тут важно сделать правильную инвестицию, а не сократить расходы в полугодовой перспективе.

– Но поколение – это 25 лет. Вы действительно убеждаете клиентов смотреть так далеко?

– Если у вас нет давления со стороны акционера в вопросе увеличения текущей рентабельности и если сотрудники не уходят от вас – вы обслуживаете клиента намного лучше.

С другой стороны, человек – существо очень креативное, и убеждение, что мы мерами регулирования можем ограничить его креативность, – иллюзия. Но нужно избегать поспешных умозаключений – что банкиры зарабатывают слишком много или что некоторые инструменты несут угрозу экономике. Да, некоторые новые [инвестиционные] инструменты могут быть опасны, но в то же время они несут новые возможности. Возьмите рынок деривативов: нельзя сказать, что это вредный рынок, потому что многие вещи вы просто не могли бы делать, не защищаясь этими инструментами от многих рисков. Это вопрос баланса, и Швейцария задает пример, как соблюдать такой баланс. У нас в стране нет большой инвестиционной активности, но экономика при этом развивается очень хорошо.

– А что вы думаете о системе вознаграждения банкиров, инвестиционных в частности, она справедлива?

– Здесь существует несколько элементов. Во-первых, если клиента хорошо обслуживают – это нормально, что банкиру хорошо платят. Если нет – это ненормально. Во-вторых, результаты должны оцениваться не в годовой, а в более долгосрочной перспективе: если стратегия предусматривает высокие прибыли, но и высокие риски для организации, не надо торопиться оценивать работу по первым результатам. Если первый год окажется очень хорошим, следующий может оказаться очень плохим, и для вознаграждения нужно принимать во внимание результаты работы за два года – иначе после первого года люди просто уйдут в другой банк. В-третьих, должен быть элемент солидарности сотрудника и организации. Если вы, скажем, три года показываете хорошие результаты, клиенты вами довольны, то вознаграждение должно быть не только наличными: должен быть баланс между материальным и нематериальным – гордостью за организацию и уверенностью в ее стабильности – и этот баланс должен очень четко выдерживаться.

– Lombard Odier предоставляет своим клиентам услуги по хранению ценностей. Подозреваю, что вам доверяют не только ювелирные украшения, ценные бумаги и картины. Каков был самый необычный запрос на хранение?

– (Смеется.) Вообще-то ответы на такие вопросы противоречат нашей политике конфиденциальности, но я расскажу вам одну историю про моего личного клиента (а я тоже лично встречаюсь с клиентами). Этот клиент – архитектор из Италии – изобрел новую технологию проникновения света через окна и принес чертежи на хранение в банк. Я удивился: зачем хранить в банке чертежи? Но он ответил, что это революционная технология и он боится, что ее украдут. Он начал рассказывать о ней, и это было так интересно, так убедительно! В конце встречи он сказал: «Если вы что-то сможете сделать с этой технологией, будет прекрасно». Мне это показалось страшно интересным: в самом деле, кто еще будет говорить со своим персональным банкиром не про деньги, а про технологии! И мы представили эту технологию в Штатах, когда наш банк праздновал там 200-летнюю годовщину; мы тогда создали в Бостоне «Научное посольство Швейцарии» – место для встреч ученых, студентов – и попросили специалистов из Гарварда ознакомиться с ней. В результате эта технология нашла промышленное применение и имела очень большой успех. Хочу подчеркнуть, что она была реализована без нашего финансового участия, архитектор не просил нас о финансировании, поскольку не представлял, как реализовать свое изобретение, – ему нужен был промышленный партнер. И с нашей помощью он его нашел.

– Банком Lombard Odier до сих пор управляют прямые потомки основателей. Характерны ли для Швейцарии банковские династии?

– Да, это традиционный признак и привилегия швейцарского private banking. Лучшая гарантия успешности модели – капитал и навыки не уходят вовне автоматически и независимость сохраняется.

– А слово «Ломбард» в названии вашего банка – это просто «говорящая фамилия» или бизнес банка действительно начинался с ломбарда?

– Это фамилия – имя банка идет от господина Ломбара (Lombard).

Женева.