Роман "Захват Московии": Приключения немецкого слависта в России

Михаил Гиголашвили, автор нашумевшего «Чертова колеса» о Тбилиси времен перестройки, на этот раз написал о сегодняшней Москве, избрав для этого жанр лихого авантюрного романа. Правда, центральный герой – уроженец Баварии, скромный молодой лингвист, специализирующийся на русском языке, – Манфред Боммель в роли авантюриста оказывается совершенно поневоле: в весьма неприятные переделки, обезьянник, а затем и тюремную камеру его затягивают простодушие, доверчивость и насквозь криминализированная русская жизнь.

В этом смысле ситуацию Гиголашвили моделирует вполне достоверную: выпусти на улицу ребенка, пусть и большого, куда он скорее всего попадет? Верно, в руки мошенников и злодеев, а там, глядишь, и в полицию, если только ему не повезет. Фредя – так велит звать себя Манфред Боммель – явно из племени лузеров. Злая московская жизнь поворачивается к нему худшими своими сторонами-боками (как сказал бы сам герой, любитель смешных тавтологий), хорошо знакомыми любому живущему в Московии.

Это вполне злободневная книжка, довольно точно описывающая путинско-медведевскую Россию (герой датирует свои дневниковые записи 2009 годом), с отсылками к «ласковому дурачку»-президенту, упоминаниями о запрете на ввоз грузинских вин и российском покровительстве Южной Осетии. Понятное дело, иностранец – как сам Фредя, так и его далекий предок Генрих фон Штаден, опричник Ивана Грозного, чьими знаменитыми «Записками из Московии» Михаил Гиголашвили прослоил современность, – видит лишь то, что лежит на поверхности. То есть воровство, воровство и еще раз воровство, причудливо сочетающееся с добродушием.

Берут взятки, ловчат и обманывают на Руси все: хоть в Разбойном, хоть в Поместном приказе, хоть в судной избе, хоть в еще не переименованной тогда милиции. Хитрят официанты в ресторанах, обменщики валюты в обменниках, просто прохожие на улице. Людей в тюрьме называют «человечки», у московских проституток нет профсоюза, милицейские полковники сотрудничают с воровскими авторитетами, законы пишутся не для людей, а для обогащения чиновников.

Все это новость разве что для наивного Фреди. Или «Захват Московии» написан в расчете на иностранцев? Судя по языку оригинала и месту выхода книги, все-таки не совсем.

Михаил Гиголашвили точно и сам чувствует уязвимость своей позиции – и присыпает набившие оскомину истины национал-лингвистическим перчиком. Фредя знакомится с радикалами, которые называют себя «граммар-наци» и борются за чистоту русского языка, считая, что всех говорящих на великом и могучем с ошибками следует уничтожать. Фредя с этим не согласен, хотя перед русским языком тоже испытывает благоговение: язык этот «широк, глубок, высок, снисходителен, по-женски податлив для носителя, но по-мужски неприступен для чужака». Несмотря на произнесенный панегирик, изучать всю широту-глубину и высоту русского языка Фредя не готов, явно склоняясь к изучению в основном обсценной лексики. С иностранцами это действительно случается, но тексту романа вредит.

Бесконечные шутки в духе «Кончил дело – слезай с тела», прилежное перечисление наименований «человека, который мастурбирует», восхищающих Фредю разнообразием суффиксов, в итоге оставляют от «Захвата Московии» ощущение неопрятности, немотивированной грязнотцы. Но возможно, именно так Михаил Гиголашвили интерпретировал законы авантюрного жанра: побольше секса и насилия – и читатель у тебя в кармане.

У Гиголашвили была перспективная возможность – не просто написать лихой, но предсказуемый роман о московских приключениях иностранца, а рассказать историю о не менее захватывающих приключениях современного русского языка. Но Гиголашвили пошел другим путем. Фредя, описывающий свои приключения в дневнике, почувствовал себя писателем и начал размышлять о писательском ремесле: «Правильно говорят: писатель – это чайник, в котором кипятятся впечатления, добавляется крепкая особая заварка личности – и чай готов!.. И чем заварка крепче, тем чай лучше». С температурой кипения в «Захвате Московии» все в порядке, не хватило только заварки.