Эрик Берглоф: «В России впервые за долгие годы возникла неопределенность»

В конце 2011 г. мировой экономике удалось удержаться от повторения паники 2008 г., но кризис еще не закончился, считает главный экономист ЕБРР Эрик Берглоф. России и еврозоне пришло время менять свое хозяйство, чтобы не остаться в аутсайдерах экономического роста, уверен он.

– Европа в первую очередь из-за Греции была потенциальным очагом нового кризиса в прошлом году и начале этого года. Сейчас у инвесторов наступила некоторая эйфория. Эпицентр кризиса пройден или возможны рецидивы?

– Сейчас ситуация намного лучше, чем в конце 2011 г. В ноябре-декабре мы были очень близки к повторению кризиса 2008 г., но Европейский центробанк (ЕЦБ) сделал все, чтобы предотвратить этот сценарий. Выделенная регулятором ликвидность помогла стабилизировать ситуацию, дала дополнительное время для более аккуратных действий со стороны правительств и позволила избежать масштабной паники на рынках. Ведь когда рынки капитала закрыты для банков, им приходится для рефинансирования обмениваться активами, и тогда была опасность, что банки начнут избавляться от восточноевропейских активов, где они играют системную роль в экономике. Если бы это произошло, это стало бы катастрофой для экономики региона и, кстати, для России тоже.

Проблем остается много – необходимость фондирования банковской системы остается на повестке дня, нужно менять институциональную архитектуру и адаптировать к новым условиям банковский сектор. Для Европы многое зависит от того, как будут реализованы все эти меры. В долгосрочном плане ясности даже больше, чем в краткосрочном, где есть множество рисков. Но выделение ликвидности со стороны ЕЦБ – это знак, что регулятор будет готов поддержать еврозону в среднесрочном плане.

– Есть у Европы возможность избежать рецессии?

– В этом году ее ожидает спад.

– Насколько он может стать продолжительным?

– Будем надеяться, что Европа не увязнет в стагнации надолго.

– Раньше главные страхи рынка были связаны с Грецией, сейчас фокус переместился на Португалию и Испанию.

– До резолюции по Греции было очень много сценариев, связанных с углублением кризиса. Сейчас рисков меньше, но 100%-ной гарантии, что Италия и Испания не объявят дефолт, нет.

– Насколько велик риск, что огромные долги не позволят европейской экономике развиваться и в итоге она сильно отстанет от других регионов?

– Общий долг еврозоны не так велик по сравнению, например, с США. Но главный вопрос – как Европа решит свои внутренние проблемы? Ведь в дефицитных странах ЕС долги нарастали из-за структурных проблем: никак не решалась проблема разных темпов инфляции в разных частях еврозоны, и в итоге мы пришли к тому, что имеем.

– У большинства стран огромный госдолг. Его удастся выплатить или придется списать?

– Многое зависит от структуры долга каждой конкретной страны и от стратегии правительства. В Японии, например, государство – должник собственного населения. Для США рано или поздно также придут тяжелые времена: стране придется сильно резать расходы.

– Эксперты говорят, что именно паралич власти в США привел к разрастанию пирамиды госдолга.

– Проблема США в первую очередь политическая, но конгрессу рано или поздно придется принимать нужные решения. Это не будет легко.

– А насколько вероятно, что платой за столь высокие долги в мировой экономике станет высокая инфляция?

– В долгосрочном плане инфляция вырастет, но на ближайшие два года ФРС установила чрезмерно низкие ставки, поэтому ускорения произойти не должно.

– Ликвидность, предоставленная для стимулирования экономик со стороны центральных банков, также подстегнет рост цен?

– Можно легко отозвать ликвидность из системы, здесь нет больших проблем. Но вот если не хватает инструментов монетарной политики и пространство для маневра невелико, это должно пугать управляющих экономикой чиновников. Ситуация в Европе сейчас более опасная, чем в США.

– Почему европейские политики и ЕЦБ не принимали антикризисных мер и тянули почти два года, чтобы начать действовать?

– Было много неопределенности, и у стран блока по некоторым проблемам была разная позиция. Германия убеждена, что все проблемы еврозоны лежат в плоскости фискальной дисциплины и нужно создать механизм, который позволил бы решить эту задачу. Идя на обострение конфликта, Германия заставляла страны вводить необходимые меры по повышению финансовой дисциплины. Игра на грани фола хотя и помогает решать проблемы и благодаря этой стратегии многое было сделано, но, с другой стороны, такая тактика провоцирует новые риски.

– Странам ЕС предстоит пережить выборы в этом году. Может это изменить вектор экономической политики?

– Очень тревожный сигнал состоит в том, что во время кризиса увеличился диссонанс между тем, чего хотят избиратели, и тем, что делают политики.

– Граждане активно протестуют против роста налогов и урезания социальных гарантий. На ближайшие годы странами запланированы масштабные меры сокращения госрасходов. Мы можем увидеть новый шквал протестов?

– Учитывая силу удара кризиса по населению в 2008–2009 гг., социальная напряженность выросла не так сильно, как могла бы. В Прибалтике были проведены сильные сокращения зарплат и социальных благ и граждане отнеслись к этому с пониманием. Люди готовы вынести больше лишений, чем кажется на первый взгляд. Но тревожный тренд – это отсутствие веры в способность политиков делать то, что нужно. В пик кризиса 2008–2009 гг. этой уверенности было больше – как на уровне объединенной Европы, так и на национальном, но сейчас этой уверенности и одобрения действий политиков среди граждан становится все меньше.

– Еврозона выживет?

– Экономически должна выжить, но возможны сценарии, при которых некоторые страны покинут блок. Чтобы еврозона сохранилась, нужна мощная политическая воля и, конечно, нужно разрешить долговой кризис.

– А что ждет Россию? Как вы думаете, страна останется в числе динамично развивающихся рынков?

– Россия сейчас получает большую выгоду от высоких цен на нефть. Но если цены пойдут вниз, возникнут большие фискальные проблемы и потребуются реформы. Сейчас впервые за долгие годы возникла огромная неопределенность, в какую сторону пойдет Россия. И в этом смысле для страны есть уникальная возможность решительно реформировать свое хозяйство.

– То есть России нельзя откладывать реформы?

– Я не могу сказать, что они не ведутся совсем. ЕБРР проводит мониторинг, и мы должны признать, что за последние 3–4 года есть значительные продвижения в деловом климате, в инфраструктурных проектах. Но высокие цены на нефть сбили реформаторский пыл по диверсификации экономики.

– Активное протестное настроение в России в преддверии выборов – это также сигнал или это была временная вспышка недовольства электората?

– На самом деле в России появился новый класс людей, у которых есть сильные политические и экономические амбиции. Возможно, этот слой существует только в крупных городах России, но это очень мощная сила, которая может заставить страну сильно измениться. В других частях света мы уже видели нечто подобное – когда часть населения провоцировала кардинальные изменения в политической системе. Именно поэтому для России есть большая неопределенность, куда она пойдет и как принимающие решения люди будут реагировать на давление со стороны этого нового класса людей.

– А какой есть выбор для траектории развития России?

– Есть несколько вариантов развития событий – продолжать делать то, что делается, и усиливать централизацию власти.

– Курс на авторитаризм?

– Но это также курс на стабильность, но есть и другой сценарий – рост децентрализации и наращивание влияния регионов. Когда мы говорим о России в целом – это одно дело, но если мы посмотрим, насколько огромно территориальное различие, как кризис повлиял на тот или иной регион, насколько разнится восстановление или бизнес-среда. И вот как раз примеры сильных и экономически успешных регионов говорят о том, что Россия способна сильно измениться.

– Насколько Россия защищена от внешних шоков?

– Буферы российской экономики не слишком сильны, чтобы защитить ее от внешних шоков. Если будет сильный спад в еврозоне, это значительно скажется на российской экономике и приведет ее в сильный фискальный стресс. Если Россия не будет заниматься диверсификацией, если Россия продолжит централизацию власти и решит идти своим путем прежде всего в части внешней политики, возможно снижение интеграции с Западом. Вот это будет неудачным выбором. России изначально очень повезло – у нее богатые природные ресурсы, большой масштаб и близость к крупнейшему рынку – Западной Европе.

– Возможно, что Россия станет более дружелюбной для инвесторов?

– Некоторые, кстати, говорят о возможности вступления России в ЕС, а некоторым это кажется невозможным вариантом.

– Многие эксперты говорят, что России помогает недоразвитость финансового рынка: поскольку он не сильно интегрирован в мировую инфраструктуру, экономика не столь сильно страдает в случае любого кризиса на внешнем рынке.

– В финансовом секторе России ситуация гораздо лучше, чем в 2008 г., и банковская система выглядит более устойчивой, но недоразвитость частного банковского сектора тормозит эффективность использования рынков капитала и улучшение структуры экономики.

– Во время кризисов мы видим четкое обострение геополитической ситуации в том или ином регионе. Войны помогают некоторым странам решить экономические проблемы?

– Война всегда плоха. Если, например, произойдет эскалация конфликта вокруг Ирана, цены на нефть взметнутся ввысь, что даст дополнительные доходы России, но затем экономический рост по всему миру споткнется, и в итоге это будет сильным ударом по всем странам, в том числе и российской экономике.