Николя Саркози: «Я переживал, что институт [президентской власти] не пользовался уважением»

Поздним вечером 22 апреля французские телезрители наблюдали настоящее реалити-шоу. Бурные обсуждения предварительных итогов первого тура президентских выборов в студиях главных телеканалов страны регулярно прерывались прямыми включениями с парижских улиц, по которым мчался черный лимузин Николя Саркози с кортежем из 20 мотоциклистов. И это были не охранники: за спиной у каждого мотоциклиста сидел фотограф или телеоператор – и все они неотступно преследовали президента-кандидата. А когда он останавливался на красный свет светофора, кто-нибудь из преследователей подбегал к лимузину и начинал барабанить в окно Саркози, крича: «Господин президент! Не желаете ли сделать комментарии для прессы?» Саркози приоткрыл окошко только однажды – но лишь чтобы приветственно помахать своему стороннику на скутере, втиснувшемуся в толпу моторизованных репортеров. К этому времени уже было известно: в первом туре он, действующий президент, набрал меньше голосов, чем его главный соперник – социалист Франсуа Олланд (по официальным подсчетам, 27,18 против 28,63% соответственно).

Перед своими сторонниками, собравшимися во дворце Федерации взаимного страхования в центре Парижа и скандировавшими «Николя! Николя!», Саркози, конечно, выступил тогда в победном ключе: «Более четверти французов сделали правильный, разумный выбор!» У него еще были надежды взять реванш на дебатах с Олландом между первым и вторым туром и склонить на свою сторону часть избирателей лидера ультраправого Национального фронта Марин Ле Пен (она заняла 3-е место в первом туре с 18,2%). Однако надежды эти не оправдались. От коварного предложения Саркози провести три поединка в прямом эфире Олланд решительно отказался – и на единственных теледебатах 2 мая выглядел сильнее и убедительнее. Сам Саркози после встречи со своим главным конкурентом хотя и заявил телеканалу RTL, что «еще ничего не потеряно, выиграть можно, и мы выиграем», все-таки признал, что встретился с «профессиональным политиком». А на договоренности с ультраправыми Саркози между первым и вторым турами не пошел – в его окружении саму эту мысль посчитали дикостью. Хотя Ле Пен, построившая свою кампанию на противопоставлении своей программы как левым, так и правым, поначалу не исключала вероятности какого-то взаимодействия. Но, выступая 1 мая на собрании своих сторонников, она заявила, что опустит в избирательную урну чистый лист – и всем остальным посоветовала сделать то же самое. «В итоге 1,1 млн белых бюллетеней (около 3 процентных пунктов), собранных на втором туре, и оказались фатальными для Саркози», – констатирует директор Центра французских исследований Института Европы РАН Юрий Рубинский. По официальным результатам, уходящий президент набрал 48,36% действительных бюллетеней против Олланда с 51,64%.

Вечером 6 мая, когда стали известны предварительные итоги второго тура, Саркози позвонил Олланду и поздравил его с победой. После чего отправился в тот же дворец страховщиков и объявил своим опечаленным избирателям, что теперь у Франции будет другой президент. А также пообещал, что больше не будет баллотироваться в президенты.

«Отвали, дурак несчастный»

«Я сильно переживал, что институт, который я представляю [институт президентской власти], не пользовался уважением», – заявил проигравший Саркози. Хотя разве не он сделал все, чтобы так получилось?

Политический стиль Саркози сильно выпадал из традиции Пятой республики, признает Рубинский. «Французы, несмотря на свою революцию 1789 г. и сильные республиканские позиции, все-таки в душе сохраняют уважение к величию государства, – рассуждает он. – Все предыдущие президенты Пятой республики, начиная c Шарля де Голля и заканчивая Жаком Шираком, с точки зрения французского избирателя выглядели достойно. Их, что называется, не стыдно было предъявить и дома, и за рубежом». Но Саркози полностью перевернул представления французов о приличиях в публичной политике, начав свой президентский срок с празднования победы в шикарном ресторане Fouquet’s в компании звезд шоу-бизнеса и прогулок на яхте в компании миллиардера Венсана Боллоре. «Подобные поступки вместе со страстью президента к «роллексам» и шикарным очкам, к гламурной личной жизни (см. «Штрихи к портрету») шокировали французов, особенно ядро его электората – правых консерваторов. И в итоге создали ему имидж друга богачей, – констатирует Рубинский. – Не в том дело, что Саркози из иммигрантской семьи. Тут скорее все дело в издержках его личности». Впрочем, одна из приближенных Саркози – министр юстиции Рашида Дати (тоже из семьи иммигрантов) на волне общественной неприязни к саркозистской эстетике лишилась поста после критики в прессе за любовь к нарядам от Dior и Chanel.

Зато в личном общении президент часто забывал о гламурности. «Давай, спускайся сюда, если ты мужчина, поговорим», – сказал он бретонскому рыбаку во время визита в порт Гилвинек в ноябре 2007 г. «Отвали, дурак несчастный», – услышал от Саркози посетитель сельскохозяйственного салона в феврале 2008 г. (тот отказался пожать руку президенту). Чиновник Совета Европы в конце 2011 г. жаловался журналисту Le Monde из президентского пула Арно Лепармантье: «Когда мы созваниваемся между собой и речь заходит о Николя Саркози, разговор обычно такой: «Ты мне сразу скажешь, каких гадостей он наговорил про меня, или лучше мне начать?» Тот же Лепармантье вспоминает, как в июле 2008 г. возвращался с Саркози с саммита «восьмерки» в Японии и президент называл чешского премьера Мирека Тополанека «кретином» (за то, что тот пришел слишком поздно на одну из «вечеринок без галстука» на вилле у Сильвио Берлускони). А насчет канцлера ФРГ Ангелы Меркель злословил в том духе, что она-де набрала 20 кг и он ее фотографию у себя в кабинете не держит: «У Ширака вот фотография Шредера была». «Внешняя политика Франции при Саркози, хоть и не слишком отличалась по сути от той, что проводил его предшественник Жак Ширак, стилистически выглядела несколько иначе», – аккуратно замечает директор по стратегическому развитию Французского института международных отношений Тома Гомар.

Впрочем, манера общения Саркози не помешала ему наладить тесный контакт с той же Меркель – настолько тесный, что в европейской прессе появился термин «Меркози». У французского президента сложились хорошие отношения и с Бараком Обамой. Не сразу, правда: Le Monde в спецвыпуске, посвященном пятилетке Саркози, публикует воспоминания генерального секретаря Ассоциации англо-американской прессы в Париже Акселя Краузе – он рассказывает, как в 2009 г., во время празднования 65-й годовщины высадки союзных войск в Нормандии, Саркози по-свойски обратился к Обаме по имени. Тот выглядел раздраженным и в ответ назвал Саркози «господином президентом». Но со временем они все-таки подружились, и американский президент как-то даже признался журналистам The New York Times, что ему нравится французский коллега: «Он меня очень веселит». Зато с российским коллегой Дмитрием Медведевым дружба заладилась еще на пресловутом саммите «восьмерки» в Японии в июле 2008 г. По мнению Гомара, с Путиным в пору его президентства Саркози как-то не успел войти в контакт, зато с Медведевым отношения получились очень гармоничными. Спустя два месяца после того, как президенты сажали деревья на острове Хоккайдо в знак окончания саммита G8, Саркози по собственной инициативе стал посредником в урегулировании российско-грузинского конфликта, и его посредничество действительно помогло разрешению конфликта. Да и такой контракт, как покупка Россией у Франции кораблей-вертолетоносцев Mistral на 2,3 млрд евро, стал возможен только благодаря личным отношениям Саркози с Медведевым, добавляет Гомар.

На ручном управлении

Соглашение о покупке «Мистралей», подписанное в конце 2010 г., оказалось для Франции очень своевременным, ведь вскоре страна в полной мере ощутила на себе влияние новой волны финансового кризиса. С первой волной 2008–2009 гг. Саркози справился. Он первым из лидеров «восьмерки» заговорил о надвигающейся со стороны США финансовой катастрофе и начал готовиться к ней. А вот с европейским долговым кризисом совладать оказалось уже сложнее. В начале января 2012 г. Standard & Poor’s понизило суверенный рейтинг Франции: с безупречных ААА он сдвинулся на одну ступеньку вниз. А в конце января президент Франции заявил о введении налога на финансовые операции и повышении ставки НДС на 1,6 процентного пункта до 19,6%.

Проблема в том, что конкурентоспособность экономики сильно снизилась за пять лет правления Саркози и повышение налоговой нагрузки ситуацию не улучшает. Уровень налогового бремени выше, чем в среднем по EC (ставка корпоративного налога – 33,3%), отмечает Оливье Бизимана из Morgan Stanley. По его словам, еще одна серьезная проблема – растущая структурная безработица, а финансы страны в очень слабой форме: «Торговый дефицит нарастает с 2000 г. и достиг $103 млрд в 2011 г., госдолг страны составляет почти 90% ВВП. Ничего не предпринято, чтобы сделать экономическую среду более благоприятной для бизнеса». Главные недостатки Франции – один из самых суровых в ЕС налоговых режимов и риски непредсказуемого госвмешательства в экономику, которые за последние годы выросли, считают аналитики Economist Intelligence Unit. А ведь Саркози, еще баллотируясь в депутаты Европарламента в конце 1990-х, обещал покончить с социализмом во Франции. Даже во время последней предвыборной кампании президент-кандидат не упускал возможности попенять стоящим на грани банкротства Испании и Греции за «социализм» и призывал всех представить, что было бы с Францией, если бы ею в разгар мирового кризиса руководили левые.

Он принимал и вполне обоснованные решения в экономике, напоминает Рубинский: «Повышение пенсионного возраста с 60 до 62 лет было правильным шагом». Правда, осенью 2010 г. это непопулярное решение вызвало крупнейшую волну забастовок в стране. Олланд во время предвыборной кампании умело разыграл эту карту, пообещав компенсировать решение своего предшественника, – и теперь ему придется что-то с этим делать, отмечает Рубинский. Что же до Саркози, то он и здесь пострадал от издержек своего личного стиля управления, полагает эксперт. «Он взял на себя всю полноту ответственности. Все предшественники Саркози старались самые трудные решения возлагать на премьер-министров. И его премьер-министр Франсуа Фийон был готов нести свою часть ответственности за все непопулярные меры. Но Саркози не хотел делиться полномочиями и брал на себя все, даже технические мелочи. Вместо отца нации, главного арбитра он превращался в перманентного кандидата в президенты. Тем более что срок президентских полномочий в 2002 г. сократился с семи лет до пяти. И Саркози, который вообще-то был очень пробивным политиком, динамичным и прямо фонтанировал идеями, старался использовать эти пять лет по максимуму. Вот только образ его к концу срока потускнел и стал несколько отталкивающим», – заключает Рубинский.

«Французский народ проголосовал за перемены! – говорил Саркози воскресной ночью 6 мая 2007 г., празднуя свою победу перед несколькими тысячами сторонников. – Я проведу эти перемены. Потому, что получил на это мандат французского народа, и потому, что они нужны Франции!» Спустя пять лет его кресло в Елисейском дворце занял представитель ненавистных социалистов, вышедший на выборы под лозунгом «Перемены – сейчас».