В главных ролях: Цель – 2% инфляции уже сегодня

Разговор о внешних рисках я хотел начать с нескольких слов о внутренних. Заместитель министра экономического развития Андрей Клепач на круглом столе «Ведомостей» сказал, что пока госкорпорации являются единственной организационной формой, которая позволяет государству хоть как-то реализовывать свои цели. Я согласен с Алексеем Кудриным по поводу создаваемой Сибирско-Дальневосточной госкорпорации и считаю, что появление подобных новообразований серьезно повышает макроэкономические риски для страны, поскольку у нас фактически происходит ползучее вытеснение частного сектора либо чисто государственными структурами, либо структурами, близкими к государству. Хотя экономика и продолжает расти, но рост эффективности производства резко тормозится, что является одной из причин нашей растущей зависимости от внешней конъюнктуры. Экономический же рост постепенно замедляется.

Таким образом, мы естественным образом подошли к обсуждению внешних рисков. Во-первых, ситуация в глобальной экономике, на мой взгляд, очень далека от того, чтобы считать ее предсказуемой и тем более стабильной. Несмотря на то что денежные власти крупнейших стран насыщают и готовы продолжать насыщать мировую финансовую систему дешевой ликвидностью в неограниченных объемах, к существенным качественным изменениям в развитых станах это пока не приводит – в еврозоне в этом году ожидается спад, который может продолжиться и в следующем году, что в условиях невысокой инфляции будет означать сжатие налоговой базы с соответствующими последствиями для бюджетов проблемных стран. Менее предсказуемой становится и социально-политическая ситуация. Каковы же будут долгосрочные последствия такой макроэкономической политики, предвидеть еще сложнее.

В связи с этим больше всего меня беспокоит то, что, судя по всему, в правительстве пока доминирует убеждение, что в среднесрочной перспективе цена нефти будет относительно высокой (примерно $100 за баррель), а в долгосрочной расти. На самом деле данная гипотеза о цене нефти не может быть ни подтверждена, ни опровергнута. Справедливости ради надо признать, что сегодня зависимость и бюджета, и экономики страны в целом от цены нефти намного меньше, чем в предыдущие годы (до кризиса 2008 г.), когда Центробанк таргетировал курс рубля. Например, доходная часть бюджета при гипотетическом снижении цены нефти сократится не столь сильно, как в конце 2008 г., когда ЦБ еще поддерживал фиксированный курс рубля, поскольку в нынешних условиях рубль неизбежно ослабнет, что в значительной мере компенсирует рублевый эквивалент нефтегазовых доходов бюджета (но не полностью, конечно). Помимо цены нефти, влияющей на курс рубля, существует и неопределенность на рынках капитала, но это другая тема.

По данным U.S. Energy Information Administration, которые недавно опубликованы в Annual Energy Outlook 2012, в качестве базового сценария на долгосрочную перспективу предполагается ползучий рост цен на нефть от $50–60 до $200 за баррель. То есть от нуля до бесконечности – и где на самом деле мы окажемся, тоже сложно предсказать. Согласно прогнозу, Америка должна стать чистым экспортером сжиженного газа в 2016 г. Но, может быть, это произойдет и раньше. Предполагается, что США практически не увеличат физические объемы потребления энергоресурсов к 2035 г. по сравнению с нынешним уровнем. Значит, будет идти устойчивое энергосбережение. Пока эти намерения, судя по опубликованным за прошлые годы данным, реализуются.

США предполагают наращивать не только добычу газа (сланцевого в основном), но и нетрадиционных видов нефти. В принципе, Америка была крупнейшим производителем нефти в прошлом, так что не исключено, что при определенном уровне цен на энергоресурсы США сочтут более выгодным добывать и перерабатывать больше собственной нефти, чем закупать на мировых рынках. Технологии, как известно, имеют свойство расползаться по всему миру – это относится и к возможному глобальному снижению потребления энергии на единицу выпуска продукции, и к снижению издержек добычи нетрадиционных видов энергоресурсов. Сейчас мир тратит на энергию (относительно мирового ВВП) в среднем больше, чем в предыдущие 30 лет, поэтому нельзя исключать соответствующих технологических изменений и трансформации поведения потребителей, т. е. примерно того, что происходило в 1970-х гг. после резкого роста цен на нефть.

Таким образом, энергетический рынок может существенно переформатироваться в ближайшие годы. Каков же будет будущий уровень цен, пока сказать сложно. С одной стороны, вряд ли цены уйдут далеко вниз (поскольку издержки добычи нетрадиционных видов газа и нефти относительно высоки), но то, что они будут идти только вверх, тоже говорить преждевременно. Здесь надо учитывать также, как и когда денежные власти в США и еврозоне будут сжимать свои балансы, которые расширились более чем втрое с конца 2008 г. Если расширение этих балансов происходило на фоне финансовой турбулентности и в целом сопровождалось ростом цен, то сжатие этих балансов тоже вряд ли останется незамеченным рынками. И это следующий элемент неопределенности, который трудно количественно измерить.

Не только в еврозоне, но и в американской экономике ситуация тоже, на мой взгляд, достаточно непредсказуемая. Хотя в США экономический рост продолжается, надо не забывать, что он достигается за счет 8% бюджетного дефицита, величина довольно угрожающая. И тенденция к его сокращению неустойчивая. Пока получается, что каждый год 2–2,5% роста экономики обходятся США в 7–8% дефицита бюджета. Понятно, что это тоже путь в никуда и долго он продолжаться не может.

Таким образом, традиционный для России риск – неопределенность внешних цен – остается на высоком уровне. Энергетические цены, конечно, могут существенно скорректироваться вниз, что, наверное, только позитивно скажется на России, потому что тогда всерьез придется переходить к структурным и институциональным реформам.

Вместо того чтобы впустую повторять мантры о необходимости развития каких-то новых (нано в том числе) технологий, создания госкорпораций, маневров «+4 -2» и необходимости финансирования всего этого из госбюджета, я бы в качестве целевого показателя предложил правительству взять задачу на достижение инфляции на уровне 2%, как принято во всем цивилизованном мире. Причем уже завтра, а не на уровне 4–5% через много лет. Двухпроцентная инфляция как целевой показатель будет трансформировать всю нашу экономику, включая поведение экономических агентов.

Для достижения этой цели придется всерьез задуматься о снижении темпов наращивания бюджетных расходов и повышении эффективности этих расходов. Низкая инфляция будет означать более низкий уровень номинальных процентных ставок на рынке и более конкурентный механизм доступа к финансовым ресурсам по сравнению с прямым их перераспределением через бюджет. Низкая инфляция – это и снижение давления на рубль в части укрепления его реального курса и снижения конкурентоспособности экономики. Это понизит и долгосрочные макроэкономические риски и может позволить повысить качество экономического роста.