Марк Гарбер: Интервью - Марк Гарбер, совладелец и старший партнер Garber Hannam Partners Group

– И когда мы соединяем с Иэном свои совокупные знания людей, подходов, мы не просто объединяем наши телефонные книги, у нас возникает общее понимание, как и куда двигаться. Это дорогого стоит. На вопросы, с которыми к нам обращаются клиенты, можно, наверное, получить ответы и в других местах, но это займет больше времени. Некорректно утверждать, что у нас невероятное конкурентное преимущество перед другими игроками: у каждого свои слабые и сильные стороны. Безусловно, самой сильной стороной является наш успешный опыт по совместной реализации проектов в области природных ресурсов, прежде всего горно-металлургических: Aricom, Highland Gold, Polyus Gold и др. В 2012 г. The Guardian назвала Иэна «королем горнорудной индустрии». Это человек, который провел более 300 крупнейших сделок в более чем 40 странах мира. У GHP колоссальный потенциал роста. Плюс и в том, что мы вообще не боимся кризиса, так как хорошо понимаем, как решать нерешаемые задачи.

Направление «стратегические проекты» в компании сложилось исторически. С 2000 г. FF&P выступал консультантом крупнейших российских компаний: «Норильского никеля» (разработка концепции золотодобывающего бизнеса, которая была реализована в виде создания «Полюс золота»), «Роснефти», Газпромбанка, «Суала». В 2003 г. FF&P начал осуществлять прямые инвестиции в российскую экономику: создание и листинг в Лондоне золотодобывающей группы Highland Gold; участие в расширении железорудного бизнеса Aricom plc, являясь на тот момент крупнейшим акционером компании. У GHP сегодня в работе несколько крупных сделок.

Через 10 лет после создания Fleming Family & Partners (FF&P) пути Марка Гарбера и британских финансистов расходятся. Британцы оказались слишком консервативными и настороженно относятся к новым возможностям для инвестирования, о которых Гарбер и Иэн Хэннэм, инвестбанкир с мировым именем, увлеченно рассказывают корреспонденту «Ведомостей». Первый – в московском офисе, второй – связавшись из Лондона по скайпу. Сегодня FF&P объявит о продаже своего российского бизнеса Гарберу и Хэннэму. Чем он и его команда будут заниматься дальше, Гарбер рассказал «Ведомостям».

– Выкуп российского бизнеса у FF&P – это для вас новая жизнь или ее новый этап?

– В нашем случае это некое логическое развитие. Компания, как живой организм, имеет свои жизненные циклы. По сути, мы возвращаемся к исходным идеям, которые были при учреждении FF&P, – создание финансового института, который соответствовал бы новой экономической ситуации. Из-за кризиса, прихода нового поколения руководителей в FF&P их подход остался более консервативным, что не позволяет реализовать компании ее потенциал.

Мы с моим партнером по GHP Group Иэном Хэннэмом – выходцы из старого Fleming. По иронии судьбы он был тем самым человеком, с которым мы проводили переговоры по продаже банка UCB Флемингам. С того времени мы оставались в добрых отношениях независимо от места нашей работы. Какое-то время назад у нас возникла идея об объединении наших возможностей на развивающихся рынках. И наконец эта идея материализовывается. Иэн 30 сентября ушел из JPMorgan. Пока мы ждали, когда он освободится, я вел переговоры с FF&P. Завершали переговоры мы уже вместе. Всякое деление бизнеса непросто и требует времени, но важно отметить, что с FF&P мы остаемся в дружеских и партнерских отношениях.

– Сейчас кризис, не самое лучшее время для начала нового бизнеса...

– Относительно макроэкономической ситуации в мире мы с Иэном считаем, что имеем дело не с мировым кризисом, а с новым мироустройством и подходить к этому как к временному кризису, который пройдет, неправильно. Произошедшая глобализация сыграла злую шутку со Старым Светом. Сегодня любая развивающаяся страна имеет возможность получить все то, что имеет любая развитая, при меньшей зарегулированности и отсутствии социального бремени. Кроме того, образовался новый мощный потребительский спрос, и это – важнейший фактор [развития]. В связи c этим возникает вопрос: «А что же дальше?» Можно ждать, что Европа сделает что-то радикальное и создаст новую технологию. Но ее будут также использовать Китай, Индия, Бразилия и другие страны. Мы, как бизнесмены, стремимся к максимальной капитализации активов и участвуем в развитии новых крупных экономик. И в этом мы видим колоссальные возможности. Сегодня мы выстраиваем прямые отношения между Россией, Китаем, Индонезией, Бразилией и другими развивающимися странами напрямую, без посредников, которыми традиционно были колониальные державы прошлого. Это одна часть.

– А вторая?

– Вторая часть – управление деньгами, состояниями, одна из наших важнейших и традиционных компетенций. Борьба за старые деньги сегодня носит характер бега в мешках. Если мы возьмем объем накопленных состояний, возникающих на развивающихся рынках, по динамике он многократно превышает рост капиталов на развитых. Нам интересно иметь дело с владельцами новых состояний. Ведь им нужен весь объем того сервиса, который нам хорошо известен. При этом мы понимаем, что имеем дело с первым поколением богатых людей развивающихся регионов, с их особенностями и различиями.

– По уровню состояния или менталитету?

– По менталитету. К ментальности можно относиться либо с имперских позиций – «или ты – как мы, или никто», либо с уважением. Мы выбираем второй подход. Вместе с тем в силу глобализации все находятся в единой парадигме и общаются на одной площадке Старого Света. У нас лондонский офис выполняет функцию switch board – перекрестка дорог. Мы строим свою политику исходя из того, что это первое поколение богатых людей впервые сталкивается с проблемами, которые мы понимаем, как решать. Это передача наследства, правильное структурирование активов, правильное распределение капитала по разным зонам риска. Для человека, который привык зарабатывать большие деньги, резервный капитал на черный день в рамках сознания первого поколения – особая история.

– То есть вы выполняете роль такой жены, которая вытаскивает из казино заигравшегося мужа?

– Мы должны выполнять роли и жены, и союзника. Когда-то при зарождении первых инвестиционных сервисов швейцарский банкир совмещал функции медицинского консультанта, консультанта по образованию, а заодно и священника, который присутствует при завещании.

– Ваши британские партнеры не были готовы к новому шагу, на который вы решились?

– Скажем так, у нас разные подходы. И я их понимаю, так как они управляют средствами людей весьма консервативных. Очевидно, что сейчас традиционно используемые способы и направления для инвестирования неэффективны, регуляторы постоянно ужесточают требования к финансовым институтам и предлагаемым инструментам, не давая возможности быстро адаптироваться. Таким образом, есть спрос, т. е. «штепсель», но нет той самой «розетки». Мы создаем эту «розетку», предлагая клиентам инструменты, отвечающие их интересам и позволяющие максимально использовать имеющиеся в мире возможности. В основе нашего подхода лежит консервативный прагматизм. Задача GHP – предоставить клиентам возможности для инвестирования в проекты, к которым мы имеем доступ, корректно оценив уровень рисков.

– Давайте вернемся к сделке. На каких условиях вы с Иэном Хэннэмом выкупили российский бизнес и другие активы у FF&P?

– Условиями поделиться не могу. Они достаточно сложные. При этом я остаюсь акционером FF&P. Это часть трансформации. Но принципиально – мы с Иэном являемся главными акционерами и равными партнерами в сделке. Топ-менеджмент участвует в разных конфигурациях, имеет доли в зависимости от проектов.

– Дать понять, во сколько был оценен бизнес, можете?

– Нет. Дадим читателям возможность догадываться (улыбается).

– Что интересного вы сможете предложить своим клиентам?

– Скажем так, ситуация будет улучшаться. Никаких отрицательных предпосылок я не вижу. К консервативной части управления портфелем на классических рынках мы добавляем прямые инвестиции, обеспечиваем движение капиталов между традиционными рынками и рынками развивающихся экономик. Это особенно ценно. Мы видим перспективы во внедрении новых технологий в традиционных отраслях. Движение на восток, в частности японское направление, – одно из приоритетных. Есть большой потенциал развития отношений между нашими странами. У Японии большой незадействованный капитал, уникальная технологическая база, но у японцев есть стереотипы в отношении России и нет достаточного понимания российского рынка. У нас есть проекты, которые мы делаем именно сейчас.

– А разве сейчас действительно хорошие возможности зарабатывать для клиентов, увеличивать их благосостояние, получать свою комиссию? Ведь конкуренция среди банков и инвестбанков высока, есть глобальные мейджоры, которые отсюда не уходили, есть очень активные госбанки. В чем вы видите свое конкурентное преимущество? Где возможность снять сливки?

– Мы гибкие. Мы работаем с клиентами. В отличие от крупных инвестиционных домов мы не зарегулированы. Я практически 20 лет нахожусь в этом бизнесе в России, можно сказать, динозавр, прошел и кризисы, и разные стадии развития рынка. Финансовый бизнес (банк UCB) мы начинали с моим добрым товарищем Хансом-Йоргом Рудлоффом, который сейчас возглавляет Barclays Capital. Это большая школа жизни, и за время работы я встретил много людей в разных местах. Что вообще такое инвестиционно-банковское дело? Если мы говорим об IB (потому что, когда мы говорим о больших домах, это IB), это прежде всего накопленный капитал знаний, людей и связей. Этот бизнес строится на людях. В отличие от производства, когда есть руда, которую нужно переплавить, или ресурсы, которые можно продать на бирже, это человеческий фактор. Если сейчас посмотреть на финансовый сектор, люди, которые вышли, например, из UCB в свое время, занимают топовые места в самых разных организациях. Это некая школа, которая формирует подход и понимание.

– Интересно...

Видя всю мировую палитру, мы имеем возможность в полной мере использовать синергетический эффект. Часто компании, находясь в разных частях мира, не подозревают о существовании друг друга, однако их объединение может вызвать взрывной рост капитализации при размещении на центральных финансовых площадках. Это еще одна возможность, которая появляется, исходя из нашего понимания развивающихся рынков и знания развитых.

Теперь мне бы хотелось поговорить об управлении активами. Мы готовы предлагать нашим клиентам участвовать с нами в проводимых сделках и совместно зарабатывать. Обладая уникальной экспертизой по сохранению капитала, мы будем помогать нашим клиентам и в решении этой задачи. Она, кстати, не менее сложная. По статистике, только 12% состояний доходят до третьего поколения.

– Уже несколько лет мир живет в постоянном кризисе, этот кризис эволюционирует, меняется. Как вы определяете для себя его нынешнюю стадию?

– Историки потом разберутся, в чем был кризис и что стало его причиной. Но в конечном итоге многие решили, что виноваты банкиры (улыбается). В последние полгода мы все время наблюдаем истерические истории. Истерика по поводу Barclays и LIBOR, HSBC, Standard Chartered, Deutsche Bank, Unicredit... По европейским банкам отстрелялись, теперь пришла пора JPMorgan. Да, виноваты банки. Теперь если мы забудем, что виноваты банки... Американцы, имея преимущество в виде доллара, включают печатный станок в зависимости от решения ФРС по некому абстрактному согласованию, давая возможность всему миру, который пользуется этой бумагой, расплачиваться по собственным долгам. И все находятся в заложниках этой ситуации. Все поддерживают доллар, потому что не поддерживать его себе дороже. Китай – яркий пример. В Европе дело обстоит хуже, потому что ЕЦБ не столь мобилен и не имеет возможности нажимать на кнопку, когда это необходимо. В Европе слишком много истерики.

Сейчас мы отошли от края пропасти. Но куда идти – непонятно. Вот как я бы оценил этот момент. Поэтому любые позитивные новости – например, увеличение занятости в США – вызывают радость.

– Что же является локомотивом развития мировой экономики?

– По-прежнему Китай. По идее он должен был давно перегреться. Если вы посмотрите отчеты, нет такого оракула, который бы ни предсказал падение Китая в ближайшие несколько месяцев. Тем не менее Поднебесная вытягивает дальше. Кроме того, появляются интересные возможности. Мы видим, как развивается Бразилия. Появилась новая четверка развивающихся стран – MIST (Мексика, Индонезия, Южная Корея, Турция). Это новый BRIC. Даже английский каламбур есть – new MISTerious world (новый загадочный мир). На смену BRIC приходит MIST, на смену MIST придет что-то еще. Но есть и PIGS (Португалия, Италия, Греция и Испания). Мы отошли от края пропасти, а с востока дует свежий ветер – «с востока» в широком смысле слова. Это и Африка, и Южная Америка. Это надежда, потому что там формируется новая колоссальная потребительская платформа.

– Вы туда смотрите? Какие секторы могут выстрелить, по вашему мнению?

– Да, мы смотрим туда. И – на новые технологии. Например, инвестиции в Apple перед выходом нового iPhone работают как кассовый аппарат. Но мы должны констатировать, что с момента появления интернета и мобильной телефонии в мире не было мегапрорывов. Но это должно случиться. Мир работает над энергетикой. Посмотрите, что случилось со сланцевым газом. Он даст невероятную трансформацию, когда Америка из импортера станет экспортером. В перспективе американские машины начнут ездить на собственном газе и перестанут потреблять импортную нефть.

Интересно сочетание продвинутых технологических разработок Старого Света с возможностями новых рынков. Колоссальный новый сектор, связанный с биотехнологией, медициной, продлением жизни и т. д. Чем дольше живут люди, тем больше им нужно лекарств. Они живут долго, они живут на пенсии, у них новые интересы, они много путешествуют. Если раньше человек в 60 лет выходил на пенсию и ему оставалось прожить лет 10, то сейчас он выходит в 65 и планирует прожить до 90. А это достаточно серьезный кусок времени, когда надо чем-то заняться, т. е. возникает серьезный пласт развивающейся на глазах сервисной экономики.

– Что еще?

– Посмотрите, что происходит с пластической хирургией. Рост объема услуг пластических хирургов для женщин и мужчин – и взрывной рост в целом. Люди теперь с легкостью выживают и хотят еще и неплохо выглядеть. К этому добавляются новые людские массы, которые хотят быть частью мирового процесса потребления. Именно поэтому мы планируем быть первыми, ну или одними из первых, кто будет стоять на этом перетоке. Момент, когда мы сможем понимать, где и какие потребности есть, куда их направлять. Вот то, что хотелось бы делать.

– Какую часть выручки и прибыли GHP принесут ее бизнесы – управление состояниями, стратегические проекты и инвестиции в недвижимость? Как они диверсифицированы в общем портфеле?

– Сегодня наибольший вес занимают промышленные проекты. Следующие по объему – инвестиции в недвижимость, затем – wealth management. В долях примерно 40% – промышленные проекты, 30% – инвестиции в недвижимость, 30% – wealth management. Направление wealth management зародилось как услуга для инвестирования денежных потоков, сгенерированных традиционными направлениями бизнеса – прямых инвестиций в недвижимость и проектов в области полезных ископаемых. Таким образом, основная задача wealth management – максимально эффективно и с пользой для клиента перераспределить денежные потоки для решения долгосрочных стратегических и тактических задач по обеспечению ликвидностью путем создания своего рода рентных платежей. Это направление имеет тенденцию к росту, и мы очень скрупулезно и ответственно к нему подходим и считаем, что это процесс не быстрый. Здесь мы очень терпеливые и тщательные садовники.

Что касается недвижимости, у нас одна из самых сильных команд, работающая с институциональными инвесторами. У нас очень хорошие показатели по фондам и знаковые, первоклассные инвесторы – крупнейшие американские фонды General Electric Pension Trust, Fortress Partners, а также Qatar Investment Authorities, мировые лидеры по инвестициям в недвижимость. То, что мы вызываем доверие столь разборчивых инвесторов, – это лучшая оценка! Мы готовим программу по дальнейшему развитию, видим ниши, в направлении которых можно продвигаться. Мы будем запускать новые фонды. Недвижимость в структуре портфеля – это всегда консервативная, но очень важная составляющая.

– Какие отрасли российского рынка акций вам кажутся перспективными?

– В России, безусловно, не до конца развит финансовый сектор, он имеет потенциал роста. Это относится ко всем финансовым учреждениям и страховым компаниям, бумаг которых вообще нет на бирже. Мы зависим в ресурсной сфере от объективных потребностей, при этом находясь в зоне волатильности из-за спекулянтов. Заместить же чем-то энергоносители в ближайшее время в полном объеме почти нереально, поэтому потребление будет достаточно устойчивым. В том числе и потребление продуктов передела – нефте- и газохимии.

Преимущество и уникальность России связаны с транспортом. Нахождение между Европой и Азией и создание транспортных коридоров обусловлены естественным географическим положением России. Развитие инфраструктурных механизмов, логистических сервисов весьма привлекательный сектор, его ждет хорошее будущее. Также мы идем к тому, что Россия становится крупнейшим экспортером зерна. Развивающиеся страны начинают лучше питаться, спрос будет расти. У России колоссальный потенциал в земельных ресурсах. У России хорошее экономическое будущее, но оно будет зависеть от формирования внутреннего рынка и снижения зависимости от экспорта.

– На личные проекты у вас время и силы остается?

– Личные проекты – это легко. Одно из моих увлечений – английская и шотландская живопись XVIII–XIX вв. Это умиротворяет. В офисе у нас висят удивительные работы шотландских колористов. Также люблю и коллекционирую современное искусство. Я покупаю то, что мне нравится, и точка. Принцип коллекционирования: если покупаешь то, что нравится, оно и продается потом лучше. Но я пока не продавал, к счастью, не было необходимости. Но коллекционирование не бизнес. Тот, кто занимается искусством как бизнесом, не должен быть коллекционером, потому что иначе получается кошмар. Чтобы получать максимальный доход, антиквар должен ненавидеть всю эту мишуру.

– Картина, которая висит в вашем офисе у входа (портрет основателя фирмы Fleming Роберта Флеминга), к вам не перейдет?

– Картина перейдет, но мы ее заменим. Там у нас есть замечательные «Пляж» или «Дорога через лес» (улыбается).

– Что еще у вас есть?

– Еще у меня есть медицинская психиатрическая клиника по лечению постстрессовых состояний – это скорее дань моему прошлому... Я в какой-то момент понял, что вряд ли куда-то можно отправить близкого родственника, чтобы душа не болела за условия. А в клинике замечательные условия, хороший персонал. Принцип такой: для консультаций приглашаются лучшие специалисты в своей области. Там есть и стационар, и амбулаторный прием. Но подчеркну: это нельзя назвать бизнесом. Это не cash cow (дойная корова). Я все-таки не занимаюсь этим в регулярном режиме.

– То есть во всех смыслах для души?

– Можно сказать, что для душевного покоя.

– Как ваши друзья отнеслись к новому этапу в вашей жизни?

– Еще мало кто знает по поводу нового этапа. Думаю, вместе с друзьями будем реализовывать новые возможности.