Питер Возер: Интервью - Питер Возер, главный исполнительный директор Royal Dutch Shell

– Ведете ли вы переговоры с «Роснефтью», которая уже много с кем заключила соглашения по шельфу?

Несколько лет назад Royal Dutch сделала ставку на добычу газа, компанию можно назвать одним из основных участников американской сланцевой революции. Но в этом году из-за резкого роста производства газ в США подешевел до минимума, Shell впервые за много лет снизила прогноз газовых цен. Но компания остается верна своей стратегии: она по-прежнему тратит миллиарды долларов в год на развитие добычи газа в Америке, собирается экспортировать СПГ с континента в Азию, изучает нетрадиционные запасы в Китае, Европе и ищет пути применения таких технологий в России.

– Насколько рентабельны сейчас газовые проекты компании в Америке? Не пожалели, что решили сменить ориентир с нефти на газ?

– Наши планы рассчитаны на очень длительную перспективу. Мы не руководствуемся краткосрочными ценовыми прогнозами. Мы не думаем, что нынешние низкие цены сохранятся надолго: будет расти спрос на газ, а с ним и цены. В целом большинство контрактов на поставки газа, которые есть у Shell, долгосрочные – на 20 лет и более. На них приходится примерно 75% наших продаж газа (и 90% продаж СПГ). Большинство из этих контрактов привязано к ценам на нефть, и, соответственно, компания, ее прибыль и денежные потоки, несмотря на то что мы производим больше газа, чем нефти, по-прежнему на 70–75% зависят от цен на нефть.

– Но в Америке спотовый рынок, и вряд ли ваши контракты привязаны к ценам на нефть...

– Я говорю про все рынки. В США наша цель – произвести из газа, который по низким ценам продается на узле Henry Hub, продукцию, цена которой зависит от стоимости нефти. Мы рассматриваем три возможности: производство из газа жидкого топлива, продуктов газохимии и сжиженного природного газа (СПГ) для экспорта. Также мы рассматриваем использование СПГ в качестве топлива для транспорта, в том числе морского. Идея такая: вы берете товар, торгуемый на узле Henry Hub, и превращаете его в нечто более ценное. То есть создаете новую товарную группу, цены на которую и в США будут привязаны к ценам на нефть.

– Именно ориентируясь на низкие цены газа в США, Shell вынашивает планы инвестировать $10 млрд в завод по производству топлива из газа? Принято ли решение о строительстве предприятия и что вы будете делать, если цены в США пойдут вверх? При каких ценах этот завод будет рентабелен?

– Пока мы на стадии планирования, и окончательное инвестиционное решение по строительству завода по производству жидкого топлива из газа еще не принято. Мы пока не знаем, сколько будет стоить этот проект. В своих планах мы исходим из предположения, что цены на узле Henry Hub на длительную перспективу будут колебаться от $4 до $6 за 1 млн британских тепловых единиц. Такой ориентир заложен во все наши проекты в США и Канаде, которые привязаны к ценам Henry Hub. Сегодня цена – примерно $3. Но спрос будет расти, и мы думаем, что и цена тоже.

– При такой низкой цене добыча газа в США остается рентабельной для Shell?

– В среднем себестоимость добычи газа в Северной Америке у нас ниже $2. Поэтому его добыча рентабельна. Но мы сократили капвложения. Мы говорили, что будем инвестировать $3–5 млрд в год, а сейчас вкладываем около $3 млрд. То есть наращиваем объемы капвложений медленнее, чем делали бы при более высоких ценах.

– Говорят, что многие производители газа в США хеджируют низкие цены. Shell делает это?

– Нет. Мы управляем рисками другими способами.

– Есть у Shell планы экспортировать СПГ в Европу и насколько это выгодно с учетом транспортного плеча? Какой должна быть разница в ценах с Европой, чтобы экспорт туда был рентабельным?

– Shell прорабатывает разные варианты экспорта СПГ с американского континента. Но речь идет об экспорте не cтолько в Европу, сколько в Азиатско-Тихоокеанский регион (АТР). На сегодня наиболее продвинутым является проект на западном побережье Канады (провинция Британская Колумбия), где Shell вместе с компаниями Kogas, Mitsubishi, CNPC и PetroChina планирует строительство завода по производству СПГ, продукция которого будет экспортироваться в страны АТР.

– Если американский газ будет экспортироваться в Азию, насколько это может изменить мировой рынок газа?

– Я не думаю, что это как-то изменит структуру ценообразования в мире. Допустим, цена на узле Henry Hub составляет $4. Прибавляем транспортные расходы, и общая стоимость в Токио, скажем, получается на уровне $10–11. Если переводить это в цены на нефть, получаем около $90–95 за баррель. Это нормальные цены на нефть в АТР. Цены газового спотового рынка в Азии будут выше, но на него приходится очень небольшая доля поставок – примерно 10%, поэтому волатильность спотовых цен намного выше. Долгосрочные контракты обычно имеют другую структуру ценообразования, привязанную к ценам на нефть. Американский или канадский газ будет конкурентоспособным в АТР, но его поставки не изменят, по нашему мнению, структуру ценообразования в этом регионе.

– А если говорить про Европу – и не только о ценовой составляющей, а о конкуренции с точки зрения спроса? Как это может затронуть Россию?

– В Европе производство газа падает. Многие страны перейдут с угля на газ для выработки электроэнергии. Следовательно, спрос на газ будет расти. Поэтому Европе будет нужен и российский газ, и газ из других источников. А европейские цены на газ, на мой взгляд, будут привлекательны для российского экспорта.

– Но пока в Европе есть тенденция к увеличению доли угля...

– Верно. Сегодня потребляется больше угля – из-за его более низкой цены и высокой доступности. Но поскольку Европа решительно настроена достичь поставленных целей снизить выбросы CO2 в атмосферу, то ведущая роль в борьбе с изменением климата будет отводиться газу. Поэтому ситуацию с углем я рассматриваю как явление кратковременное, а в средней и долгосрочной перспективе газ будет играть более важную роль.

В ближайшие 5–6 лет сланцевой революции в Китае не будет

– Shell собирается добывать сланцевый газ в Китае. Насколько возможна в Китае сланцевая революция?

– Есть экспертные оценки запасов газа в плотных породах, сланцевого газа и угольного метана в Китае. По ним запасы нетрадиционного газа в этой стране на 50% больше, чем в Северной Америке. Запасы газа в Китае могут быть очень большими, но и очень сложными с точки зрения геологии. Поэтому затраты на их разработку могут оказаться очень высокими. Сегодня Shell – крупнейшая иностранная нефтегазовая компания, изучающая возможности разработки и добычи сланцевого газа в Китае. Мы ведем геологоразведку, но мы в самом начале пути – у нас пробурено только 20 скважин. Еще слишком рано говорить о реальных запасах. Нам понадобится еще год, а скорее всего несколько лет, чтобы узнать это. Так что в ближайшие 5–6 лет сланцевой революции в Китае не будет. Рост добычи может начаться потом, в течение 10–15 лет, но будет происходить постепенно.

– Западная пресса писала о планах Shell построить завод в Китае по переработке газа за $12,6 млрд. Вы приняли решение о таких инвестициях?

– Мы о таком проекте не объявляли. Наш план капиталовложений предусматривает инвестиции в газовые проекты в Китае примерно по $1 млрд в год.

– Какие еще регионы вы считаете перспективными с точки зрения добычи нетрадиционного газа?

– Во-первых, это Северная Америка, потом Европа – там тоже есть геологические структуры, где могут быть запасы сланцевого газа. Но в Европе есть проблемы с получением разрешений и согласований на добычу, поэтому, я думаю, добыча сланцевого газа там будет развиваться медленнее, чем в остальном мире. Хотя и Германия, и Великобритании, и Польша имеют ресурсы, которые будут разрабатываться. Есть газ в плотных породах на Украине, где Shell выиграла недавно тендер [на разработку Юзовской площади в Донецкой и Харьковской областях]. Сейчас мы начинаем там активную геологоразведку и оценку запасов. Геология нашего участка на Украине дает надежду, что там есть газ. Далее есть Австралия, Китай, Россия...

– Вы считаете, в России есть перспектива добычи газа из нетрадиционных источников?

– Если считать метан угольных пластов, то да, безусловно.

– У Shell есть планы по участию в таких проектах?

– У нас очень хорошие технологии и инновации, которые мы создали и применяем в Северной Америке и Австралии. Мы ищем пути применения таких технологий в России. Но говорить более детально пока рано.

Арктика обязательно будет разрабатываться

– Крупнейший проект Shell в России – «Сахалин-2». Есть ли решение по строительству третьей очереди завода СПГ и как вы планируете решить вопрос с ресурсной базой для нее?

– Мы очень довольны проектом «Сахалин-2», его производственными показателями и отношениями с основным акционером – «Газпромом». На сегодняшний день мы реализовали уже 500 партий СПГ. Я думаю, что компания «Сахалин энерджи» [оператор проекта «Сахалин-2»] прекрасно зарекомендовала себя, показав, что может работать в условиях Арктики. Я надеюсь, что и Россия довольна тем, как работает проект. У нас есть соглашение с «Газпромом» о глобальном сотрудничестве, в соответствии с которым мы изучаем возможности для развития отношений. Одно из направлений, которое мы сейчас рассматриваем, – дальнейшее развитие проекта «Сахалин-2». Речь идет о строительстве третьей технологической линии завода по производству СПГ. Мы уже сделали первые шаги, провели исследования и сейчас рассматриваем различные варианты строительства третьей очереди, стараясь определить, какие ресурсы необходимы и откуда их взять, чтобы обеспечить развитие проекта. Азиатско-тихоокеанский энергетический рынок очень привлекателен, и я думаю, что строительство третьей линии завода будет интересной альтернативой другим газовым проектам в регионе, так как построить новую очередь можно очень быстро и с очень большой экономией, ведь вся инфраструктура у нас уже есть. Как только мы определимся с решением, я смогу вам сказать немного больше.

– Как быстро может быть построена эта линия? И сколько будет стоить? И что с ресурсной базой?

– Нет-нет, давайте подождем, когда все исследования будут позади.

– Вы говорите, что «Сахалин-2» – очень удачный проект. Сколько Shell в него вложила и сколько вернула и в виде дивидендов, и в виде доли в прибыли?

– Я не могу раскрыть эти суммы, ведь мы только один из акционеров проекта.

– «Газпром» недавно сообщил, что ведет с Shell переговоры об участии в проекте разработки Штокмановского месторождения. О какой доле идет речь и сколько вы готовы вложить?

– У нас очень успешные партнерские отношения с «Газпромом». Это не только проект «Сахалин-2», но и СП «Салым петролеум девелопмент» с «Газпром нефтью». Мы договорились с «Газпромом», что будем искать новые возможности совместных инвестиций в добычу газа – источника энергии будущего. Переговоры продолжаются. Когда сможем сказать больше, скажем. А пока ограничусь этим.

– Я хочу узнать ваше личное мнение о перспективах разработки Штокмана.

– Скажем так: Россия и другие страны имеют большую ресурсную базу в Арктике. Но арктические условия требуют создания и применения специальных технологий и специальных знаний. Shell работает в Арктике не один десяток лет и за это время накопила уникальный опыт. Вместе с «Газпромом» мы продемонстрировали на примере «Сахалина-2», что можем успешно реализовывать проекты в суровых условиях. Я думаю, что в долгосрочной перспективе ресурсы Арктики будут разрабатываться и Россия в этом будет играть очень важную роль. Проекты освоения Арктики будут охватывать Мурманскую область, Ямал и далее восточные регионы России. Арктика будет разрабатываться! Это обязательно произойдет. Может быть, на это уйдут годы и даже десятилетия, но Арктика будет осваиваться. А участие таких компаний, как Shell, будет играть важную роль в реализации этих проектов, так как они несут с собой технологии, инновации, опыт – как вы знаете, мы ведем бурение на Аляске. И Shell проявляет интерес к участию в освоении Арктики – и в России, и в других странах.

– В сентябре Shell объявила о приостановке буровых работ на арктическом шельфе – в Чукотском море, у берегов Аляски (как минимум до весны 2013 г.) – из-за экологических рисков. Насколько, по-вашему, компании технологически готовы к освоению Арктики?

– На протяжении десятилетий мы ведем разработку месторождений в арктических и субарктических условиях, мы приобрели достаточный опыт и знания по работе в самых суровых климатических условиях. Еще в начале XX в. Shell первой приняла принцип ответственного подхода к разведке и добыче нефти и газа в Арктике, регионе с очень уязвимой окружающей средой. 20 сентября мы получили разрешение на бурение скважин на шельфе Аляски – в море Бофорта, и это стало для нас большим событием. В этом году предполагается осуществлять бурение на глубину приблизительно до 1400 футов.

– Экологические проблемы при разработке шельфа становятся все более актуальными. Вслед за аварией ВР последовали новые. Как Shell страхуется от таких рисков?

– Мы используем очень жесткие стандарты качества скважин, и каждый подрядчик проходит проверку и аудит. Авария в Мексиканском заливе имела серьезные последствия для всей нефтегазовой промышленности. Были проведены расследование и тщательный анализ происшедшего, сделаны выводы. Уроки, которые мы извлекли из этой ситуации, нашли отражение в наших стандартах, мы внедрили новую рамочную систему контроля. Но безопасность работ была и остается нашей приоритетной задачей. И за последние 10 лет специалисты Shell уменьшили число разливов нефти и нефтепродуктов.

В таких условиях мы готовы инвестировать

– Мы заинтересованы в совместной работе с «Роснефтью», стараемся изучить все возможности, которые существуют для обеих компаний. Переговоры продолжаются. Я говорю в целом, в том числе и о проектах в Арктике.

– А проект «Ямал СПГ» по-прежнему интересен вашей компании?

– Shell интересовалась Ямалом, мы вели переговоры, но «Новатэк» выбрал другого основного партнера (Total. – «Ведомости»), поэтому я воздержусь от комментариев.

– Стоит ли России вкладываться в СПГ-проекты и не опоздала ли она занять место на этом рынке?

– Я думаю, что глобальный спрос на СПГ увеличится, особенно в странах АТР, более чем на 50% в течение ближайших 15 лет. Поэтому проекты по производству СПГ нужно планировать и реализовывать. Я ожидаю, что Россия тоже будет строить СПГ-заводы. Совершенно очевидно, что чем раньше построить предприятие, тем быстрее можно выйти на рынок со своей продукцией и продать ее. Покупатели СПГ хотят иметь ясность, какой завод будет построен раньше, какие – позже. Здесь перед Россией открываются большие возможности.

– Если на газовом рынке будет расти доля СПГ, останется ли оправданной привязка большинства газовых контрактов к ценам на нефть?

– Сейчас мир можно разделить на три региона с разными механизмами формирования цены на газ. Эти различия сохранятся еще в течение длительного времени. В АТР сегодня около 90% всех объемов СПГ реализуется по долгосрочным контрактам, которые привязаны к цене на нефть. Я думаю, ситуация здесь не изменится в отличие от Европы, где растет доля спотового рынка. В Европе в перспективе будут действовать как краткосрочные, так и долгосрочные контракты, привязанные к ценам на нефть, будет там и спотовый рынок. Это будет смешанная структура. В США уже сейчас действует 100%-ный спотовый рынок. Но для СПГ очень важны долгосрочные контракты: его производство требует огромных капиталовложений, поэтому производителям нужна определенность. В условиях же спотового рынка волатильность цен может приобретать экстремальный характер. Например, если вдруг выпадают две очень холодные недели, конъюнктура рынка в корне меняется, и газ будет стоить намного дороже, чем обычно. На нефтяном рынке такого нет, именно поэтому нефть останется ориентиром для долгосрочных газовых контрактов.

– Ранее вы говорили, что будете развивать сеть АЗС в России. Сохранились ли эти планы?

– Да, у Shell в России 86 АЗС [по сравнению с 70 в 2010 г.]. Мы планируем и далее расширять это направление, прежде всего в крупнейших городах и вдоль основных автомагистралей.

– 3 октября Shell запустила завод по производству смазочных материалов в Тверской области. Какую долю рынка масел планируете занять в России благодаря открытию предприятия и какова она сейчас?

– Россия является приоритетным рынком для развития бизнеса «Шелл лубрикантс». По данным исследовательской компании Kleine, в 2011 г. Россия была пятым по величине рынком смазочных материалов после США, Китая, Индии и Японии, в 2012 г. страна может занять уже 4-е место. До сих пор Shell импортировала смазочные материалы с европейских заводов. В 2009 г. мы решили строить завод в Торжке мощностью 200 млн л смазочных материалов в год. Это один из крупнейших комплексов Shell по производству смазочных материалов и первый завод такого рода, построенный международной нефтегазовой компанией в России. Я не хотел бы давать прогнозов относительно роста нашей доли рынка, по нашим оценкам, сейчас доля Shell на рынке импортируемых смазочных материалов в России превышает 20%. В 2011 г. объем продаж вырос более чем на 15% по сравнению с 2010 г.

А строительство завода – свидетельство того, что мы в России надолго и довольны инвестиционным климатом.

– Перед выборами российские власти просили нефтяные компании снижать розничные цены на бензин. Делала ли это Shell? Как вы относитесь к таким просьбам? Сталкивались ли вы с подобным в других странах?

– Я думаю, что цены на топливо в России рыночные. И это как раз то, что мы в Shell любим, – рыночная конкуренция. Я не могу сказать вам, что на нас оказывалось давление со стороны правительства, потому что в России действует рынок. Но во всем мире потребительские цены очень важны для властей. Россия здесь не уникальна. Во многих европейских странах доля налогов доходит до 60% от цены продукта. Во многих случаях цена конечного продукта определяется не нашими издержками и ценой сырой нефти, а налогами.

– Как вы оцениваете инвестиционный климат в России? Как он изменился за время работы Shell в стране?

– Мы работаем в России вот уже не один десяток лет и неоднократно заявляли, что заинтересованы наращивать инвестиции в российские проекты. Когда мы принимаем решения о вложении средств, мы учитываем такие факторы, как коммерческая, финансовая и политическая стабильность, и то, как они могут меняться в течение 20–30 лет. Россия – стратегический регион для развития нашего бизнеса, и, следовательно, мы заинтересованы в инвестициях. Я считаю, что инвестиционный климат в России был и остается благоприятным и сохранит свою привлекательность и в будущем. В таких условиях мы готовы инвестировать... В последние годы мы получили лицензии на геологоразведку трех участков в России [Барун-Юстинский участок в Республике Калмыкии, Восточно-Талотинский участок в НАО, участок Северо-Воркутинский – 1 в Республике Коми], которые в дальнейшем хотим разрабатывать. Я считаю, что иностранные компании могут реально получить прибыль от капвложений в России.