Артем Волынец: Интервью - Артем Волынец, гендиректор En+ Group

Артем Волынец стоял у истоков создания UC Rusal – он работал в команде совладельца «Суала» Виктора Вексельберга, когда началось объединение этой компании с «Русским алюминием» и глиноземными активами Glencore. А теперь Волынец возглавляет холдинг Дерипаски, который управляет в том числе и пакетом в UC Rusal. В начале года Вексельберг со скандалом покинул пост председателя совета директорв алюминиевого холдинга, обвинив Дерипаску в том, что тот управляет компанией как своей собственной. Запутанные отношения акционеров UC Rusal Волынец, улыбаясь, не комментирует и очень осторожно подбирает слова, когда говорит о разнице между двумя бизнесменами.

– Вы работали и с Олегом Дерипаской, и с Виктором Вексельбергом. Чем отличается стиль их работы? Подходами?

– Ключевая разница в том, что Виктор Феликсович в первую очередь финансовый инвестор. У него много партнеров – таких же финансовых инвесторов. При этом Виктор погружен в процесс, разбирается в отраслях, в которые инвестирует. И как он показал за свою карьеру, он очень успешный инвестор. «Суал», который стал частью UC Rusal, – хороший пример. BP и ТНК-ВР – другой пример таких долгосрочных стратегических инвестиций. Олег Владимирович в первую очередь – хорошее такое русское слово есть – промышленник, т. е. инвестор промышленный, для него важно индустриальное развитие. Это фокус на операционную эффективность, на управление активами, на day-to-day менеджмент, внимание к деталям. У обоих хорошо получается, но подходы разные.

– У Вексельберга практически везде есть партнеры, а Дерипаска, похоже, не очень уживается с кем-то, ему лучше, наверное, одному?

– Он не один, у него есть команда менеджеров, с которыми он работает. Олег Владимирович любит принимать решения, ему нравится это делать, двигаться вперед согласно тому видению, которое у него есть. Это нормально и работает.

– Не пожалели, что ушли от Вексельберга?

– Все, что ни делается, то – к лучшему.

– Недавно завершился суд между Черным и Дерипаской. Вы следили за ним, что думаете по поводу итога?

– Думаю, что вопрос стоит задать Олегу Владимировичу. Мы за процессом следили, с интересом читая вашу газету. А с точки зрения компании я рад, что закрыта тема, которая бы, несомненно, мусолилась при выходе на IPO. Нет больше необходимости в проспекте писать такое большое количество страниц, как это было, например, при IPO UC Rusal. Это замечательно: меньше работы.

– Ранее вы говорили, что публичное размещение всей En+ или какой-то из ее компаний будет зависеть от конъюнктуры рынка. Сейчас рынки начинают оживать, не планируете начать думать об IPO всей En+ или отдельных частей?

– IPO – не самоцель, а лишь логическое продолжение жизни компании. Это возможность поднять капитал, чтобы инвестировать в большое количество проектов. Наверное, это правильно делать не только когда готовы рынки, но и когда готова компания: есть куда вложить деньги, получить максимальный эффект. У нас основные части группы, и «Евросибэнерго», и SMR в последние два года всегда готовы, поэтому нам, чтобы подготовиться, не нужно много времени. Окончательное решение будет зависеть все же от состояния рынков. Несмотря на некое оживление, мы находимся в самом низу, существует неопределенность, и хотелось бы увидеть более устойчивый тренд на внешних рынках. Думаю, это ближайшие три года, в зависимости от того, как будут чувствовать себя рынки, – тогда мы получим наибольший эффект.

– Какая из компаний может быть первой?

– На этот вопрос сейчас нет окончательного ответа, одна из опций – размещать всю группу целиком. Не исключаю, что после закрытия сделки с «Русгидро» по «Евросибэнерго» мы можем вернуться к идее размещения энергетического бизнеса.

– Еще до этого вы начали привлекать инвесторов в En+. 4,35% компании за $500 млн купил «ВТБ капитал». С кем-то еще идут переговоры?

– Мы находимся в диалоге с кругом инвесторов, интерес достаточно большой. Наша стратегия привлекает инвесторов, которые понимают потенциал роста в Азии и понимают потенциал Восточной Сибири. Это одни из ключевых драйверов роста мировой экономики в ближайшие 10–15 лет. Мы довольны инвестицией, которую сделал «ВТБ капитал». Думаю, до IPO мы привлечем еще нескольких инвесторов с подобными по размеру долями.

– Что это за инвесторы – европейские, азиатские?

– За исключением европейских инвесторов, которые сейчас заняты своими европейскими проблемами, широкий круг инвесторов.

– Была информация, что вы ведете переговоры о продаже небольшого пакета РФПИ. Сделка так и не состоялась?

– Не буду комментировать отдельные переговоры. Диалог со многими компаниями идет.

– Сколько, по вашему мнению, будет стоить En+?

– Когда мы сделали сделку с «ВТБ капиталом», мы зафиксировали оценку, будем надеяться, что последующая будет ей соответствовать.

– Зачем соответствовать? Нужно выше!

– Да, план такой. ВТБ вошел на ранних этапах, а первому всегда скидка полагается.

– После того как совет директоров UC Rusal единогласно избрал председателем совета директоров компании Маттиаса Варнига, можно подумать, что конфликта между En+ и Sual Partners не было, – все очень спокойно. А на самом деле? Обсуждаете взаимные претензии?

– Учитывая ту плоскость, в которой находится диалог с нашими партнерами, я не буду комментировать.

– Диалог все же есть?

– На совете директоров обсуждается будущее UC Rusal, есть судебные разбирательства – я не могу об этом говорить на страницах газеты.

– Кроме судебных разбирательств есть и другие вопросы, более публичного характера. Им не нравится, как En+ управляет своим пакетом и в целом компанией, сколько сделок с заинтересованностью совершается между UC Rusal и структурами En+...

– Мы считаем, что En+ управляет пакетом в соответствии с лучшими корпоративными принципами, у нас есть прекрасные независимые директора, которые действуют в интересах компании.

– Sual Partners предлагал En+ выкупить долю в UC Rusal?

– Если придут, рассмотрим.

– Предложение En+ выкупить пакет «Норникеля» еще обсуждается? Такой вариант развития событий возможен?

– Я не буду комментировать взаимоотношения с другими акционерами UC Rusal. Компания будет развиваться правильно, и мы достигнем тех целей, которые ставили, когда выходили на IPO.

– Но выкуп доли «Норникеля» – это не взаимоотношения между акционерами. Это сделка на уровне двух компаний: UC Rusal и En+. Если миноритарным акционерам не нравится, что компания владеет пакетом «Норникеля», а мажоритарный акционер не хочет его продавать, то почему бы главному акционеру не выкупить этот пакет и не успокоить тем самым миноритариев...

– Этот вопрос правильнее задать миноритарным акционерам UC Rusal (улыбается).

– Почему на пост председателя совета директоров UC Rusal вы предложили именно Варнига?

– Это один известных на рынке людей. Барри (прежний председатель, руководитель Гонконгской товарной биржи Барри Чьюн. – «Ведомости») сейчас достаточно сильно занят в Гонконге. У него новые почетные обязанности на государственной службе. Понятно, что он значительно больше времени проводит в Гонконге, чем в России.

– Это была его идея сложить полномочия?

– Думаю, здесь сошлось несколько факторов. Барри ближе к инвесторам в Гонконге, он не побоялся взять на себя обязанности в сложный для компании период. Он помог объяснить инвесторам ситуацию в UC Rusal, чтобы это не было большим шоком для рынка, учитывая разнообразные заявления, которые были сделаны в первой половине этого года (Вексельберг покинул пост председателя совета директоров UC Rusal, обвинив Дерипаску в том, что тот не считается с интересами миноритариев. – «Ведомости»). Сейчас у Барри много других дел и, наверное, он менее близок к ситуации в России и ситуации на рынке алюминия. Маттиас давно работает в России, прекрасно понимает ситуацию, у него высокий авторитет. Председателем совета должен быть независимый директор. Это правильно для публичной компании, соблюдающей принципы корпоративного управления. Это одна из очень редких кандидатур, против которых сложно возражать.

– Взаимоотношения Варнига с властью, с президентом Владимиром Путиным, играли какую-то роль в вашем выборе?

– Дискуссия фокусировалась на личностных качествах Варнига как человека, который сделал потрясающую карьеру в России, прекрасно понимает, как здесь работают крупные компании. Вот почему мы его выбрали.

– То есть мы пишем, что его отношения с властью вы не комментируете?

– У всех больших компаний, вне зависимости от того, где они находятся, есть нормальные, рабочие взаимоотношения с властью. По-другому невозможно. Мы даем работу огромному количеству людей, на предприятиях En+ работает более 100 000 человек, мы реализуем большое количество социальных программ. У нас рабочие отношения с властью. Какие они еще могут быть у компании, которая дает работу большому количеству людей и инвестирует в развитие регионов? Не нужно привлекать каких-то людей, чтобы улучшить или ухудшить отношения с властью. Мы инвестируем в Россию.

– А как же социальная нагрузка: невозможность закрыть множество нерентабельных заводов. Насколько это в других странах так же?

– Посмотрите на дискуссию Alcoa с итальянским правительством о закрытии заводов.

– Тем не менее дискуссия есть и заводы закрываются.

– Есть государственная политика, которую я не комментирую и которая поставлена на обеспечение занятости, содержание моногородов, – и это непростой вопрос. Ведь если закрывать завод, людям там некуда будет идти. Мы рады, что государство понимает ситуацию, когда производство нерентабельно, а нужно содержать рабочие места. Поэтому нужно создавать дополнительные условия: дисконтированный контракт на электричество или возможности инвестиций в проекты с более высокой добавочной стоимостью. И мы рады, что правительство входит в нашу ситуацию и есть возможность создать более конкурентоспособное производство на базе старых предприятий. Это как раз хороший баланс между капитализмом со звериным лицом и полным социализмом. Есть и рыночный подход, и инвестиции в будущее развитие.

– Как с вашим заводом KAP в Черногории. Там ведь вы тоже договариваетесь о дешевой электроэнергии? Вы больше не продаете этот завод?

– В текущий момент мы видим интерес от нескольких потенциальных инвесторов. Желающие есть, но сути это не меняет. Мы должны признать, что будущее данного актива не безоблачно, особенно с учетом цен на алюминий последнего полугодия. С 2005 г. мы инвестировали в KAP и бокситовый рудник более 200 млн евро. За счет проведенной En+ модернизации и реструктуризации была серьезно снижена себестоимость производства алюминия, завод стал конкурентоспособным. Однако дальнейшее успешное будущее KAP невозможно без решения двух фундаментальных проблем – долгосрочного обеспечения комбината электроэнергией по приемлемым ценам и снижения большой долговой нагрузки (сейчас она составляет более 360 млн евро). Без решения этих проблем KAP будет резко убыточным и уйдет в банкротство – независимо от того, кто будет его владельцем. Этот актив без решения этих проблем не будет интересен никому. En+ уже неоднократно предлагала правительству план действий, который позволил бы сохранить KAP. План предусматривает продление контрактов на поставку электроэнергии по приемлемым ценам, а также конвертацию долгов KAP в акционерный капитал. Так что это вопрос к правительству Черногории – готовы они дать долгосрочный контракт на электроэнергию или нет? Хотят ли они, чтобы у них на территории республики было алюминиевое производство?

– Недавно UC Rusal и «Русгидро» запустили Богучанскую ГЭС, советский долгострой. Как оцениваете возможность подобных проектов в России?

– Богучанская ГЭС – последняя крупная гидроэлектростанция, начало строительства которой было заложено в Советском Союзе. И это один из факторов, который сделал проект возможным; второй – успешное государственно-частное партнерство. В проекте есть наши частные инвестиции, вложения госкомпании «Русгидро», господдержка ВЭБа и значительные инвестиции государства в водохранилище, в инфраструктуру и т. д. Все вместе собрались и сделали! Проект не только создал тысячи новых рабочих мест, но и реально дал мощный импульс развитию всего региона Нижнего Приангарья – здесь будет новый промышленный район, алюминиевый завод, прочие предприятия. Но возможно ли строительство новых крупных ГЭС с нуля только на частные деньги? Наверное, нет. Государство должно разработать политику стимулирования проектов такого масштаба, чтобы гарантировать возврат инвестиций, пусть и не быстрый. Частному инвестору нужно понимать срок окупаемости проекта, в том числе и для привлечения финансирования таких строек, в том числе и иностранных денег. Чтобы была возможность и дальше развивать гидроэнергетику, нужно ввести новые правила строительства новых крупных гидростанций. Потому что больше возможностей воспользоваться инвестициями советского периода не будет. Соответственно, это должны быть специальные тарифы, какие-то поблажки по налогам, должны быть соинвестиции государства в такие объекты, как водохранилища и инфраструктура. И пример Богучанки показывает, что это вполне возможно. Хотелось бы, чтобы такое масштабное дело, как строительство ГЭС, на этом не закончилось и у нас была возможность развить потенциал гидроэнергетики в России.

– Среди активов En+ крупнейший в стране потребитель электроэнергии – UC Rusal и один из крупнейших производителей электричества – «Евросибэнерго». Как вы оцениваете итоги реформирования электроэнергетики и управление отраслью после разделения РАО ЕЭС?

– На мой взгляд, реформа еще не завершилась, но есть надежда, что она все-таки завершится. Нам хотелось бы видеть какой-то более комплексный подход ко всем участкам большого энергетического хозяйства. К примеру, нельзя планировать инвестиции в генерацию и не планировать в распределительные сети. Пока же одно с другим не очень состыковывается. Кроме того, чтобы завершить реформу и сделать участие в ней выгодным для инвесторов, наверное, нужно все же завершить приватизацию. На данном этапе львиная доля энергоактивов находится под контролем государственных компаний – и в сетях, и в генерации. Это раз. Два – система договоров на предоставление мощности (гарантируют инвестору возврат средств. – «Ведомости») привела к значительным тратам со стороны потребителей, которых раньше никто не ожидал...

– Как не ожидал? Этот механизм обсуждался много лет, перед тем как заработал...

– Тем не менее для потребителей стала неожиданной та нагрузка, которую мы увидели. Третье – наверное, двухставочный тариф на мощность и электроэнергию не очень себя оправдывает. Я не вижу причин, почему бы нам не перейти к одноставочному тарифу, который является обычной практикой для большинства мировых энергорынков.

– А по-вашему, изначально путь реформы был выбран неправильно или проблемы возникли после разделения РАО ЕЭС? Из-за того что реформу начали разворачивать?

– Я не хочу обсуждать конкретных людей, но у нас сложилась ситуация, при которой мы сначала шли к одной цели, а потом, вместо завершения заложенных планов, решения о судьбе отрасли стали приниматься отдельными директивами, которые зачастую сводили на нет задумки. Поэтому, наверное, правильно до логичного конца довести все, что было начато, – с некоторыми модификациями, которые будут учитывать нынешнюю ситуацию. Например, нужно еще раз внимательно посмотреть на генсхему размещения объектов.

– Сейчас правительство снова вернулось к вопросу о перекрестном субсидировании. И в очередной раз пытается его решить. По-вашему, это возможно?

– Мы очень надеемся на скорейшее решение этого вопроса. Ведь по законодательству мы не должны нести нагрузку по последней миле. Вы знаете, что UC Rusal активно выступает на эту тему и защищает свои права в суде. Мы считаем, что компания занимает абсолютно правильную позицию: рано или поздно от этого в любом случае придется уходить и чем раньше, тем лучше.

– Но как при этом решить социальные проблемы?

– Есть другие способы их решения. Ведь система перекрестного субсидирования реально мешает росту промышленного производства и инвестиционным проектам, потому что крупные потребители в итоге платят дважды. Если это мешает экономическому росту, следовательно, не помогает росту уровня жизни и социальной обеспеченности в целом. Эти проблемы должны решать бизнес и государство сообща. Мы поддерживаем работу, которую по решению этого вопроса ведет Минэнерго, включая перераспределение затрат, введение социальной нормы потребления и повышение эффективности работы сетевых компаний. Это очень правильные и своевременные меры.

– Как вы считаете, к какому сроку можно решить эту проблему в целом и проблему последней мили в сетях в частности?

– Не вижу причин, почему в течение двух лет не решить эти проблемы, тем более что есть четкая законодательная основа и государственное решение отказаться от последней мили к 2014 г. Мы считаем, что эта тема не имеет права на продление.

– Вы считали, сколько компании En+ потеряли на последней миле?

– Правильнее сказать, потеряли бы, если бы нужно было платить – по закону мы платить не должны, это подтверждают последние судебные решения в нашу пользу. Цена вопроса для нас несколько миллиардов рублей в год. Но это ведь проблема не только наших предприятий, а всех крупных потребителей в стране и в масштабах страны это достаточно серьезные цифры.

– Продолжают ли действовать долгосрочные договоры между UC Rusal и «Евросибэнерго» (цена электроэнергии в которых была привязана к стоимости алюминия на LME) после принятия новых правил работы энергорынка в прошлом году (ведь, по сути, эти правила свели на нет смысл таких договоров, потому что потребителям пришлось платить за мощность двойную цену)?

– Да, продолжают. Мы действуем в тех условиях, которые нам диктуют новые правила. Но этот вопрос немного больше, чем отношения двух отдельно взятых субъектов, – это вопрос не только UC Rusal и «Евросибэнерго». Один из важнейших механизмов, который нужен российской электроэнергетике, – это прямые договоры. И я слышал много дебатов на тему, разрешать их или нет. Но, по сути, это разговор на тему, есть рынок или нет! Ведь если он есть, то у субъектов рынка должна быть возможность заключать между собой коммерческие договоры. Если эта возможность есть, то не может быть пределов, какую часть рынка могут занимать долгосрочные договоры, потому что сколько участников, столько и желающих. Договорятся – замечательно, не договорятся – нет. Это рынок.

– Но вас же никто же не ограничил – вступайте! Просто отравили конфету двойной платой и все! Сколько вы теряете в год на этом?

– По большому счету в этих договорах мы перешли к одноставочному тарифу. И я думаю, весь остальной рынок должен двигаться туда же. Но фундаментально нельзя вмешиваться в коммерческие отношения между субъектами рынка и диктовать им, по какой цене они должны продавать товары и услуги. Как договорились, пусть так и работают.

– А как же «трансфертные цены»?

– Цены у нас рыночные, мы очень внимательно следим за этим вопросом.

– Вы судились по поводу принятых в прошлом году правил энергорынка, которые предусматривали в том числе и дополнительную плату на мощность для тех, кто заключил долгосрочные договоры. Будете продолжать попытки?

– Везде, где мы считаем, что наши права были ущемлены, мы будем продолжать отстаивать интересы. Но что касается большой реформы энергетики, мы верим, что новая команда, которая пришла в Белый дом, решит те проблемы, которые есть сейчас. В этом заинтересованы не только мы, но и все участники рынка. И сейчас мы видим очень обнадеживающие и правильные сигналы, так что я думаю, что все эти большие темы могут быть решены в рабочем порядке, без судов.

– Почему, когда вы оспаривали решение в судах, вы не апеллировали к тому, что документ был принят задним числом, на несколько месяцев позднее формально указанной даты? Ведь это признавали многие чиновники.

– Я не юрист и не могу это прокомментировать.

– Правительство отказалось от идеи объединения ФСК и «Холдинга МРСК», решив создать для них единую управляющую компанию. Вы считаете это правильным шагом?

– Мы приветствуем отказ от объединения магистральных и распределительных сетей, ведь он привел бы к тому, что государство, даже если и решилось бы на приватизацию МРСК, выходило бы из них не так быстро, как изначально планировалось. Вообще, под обещания того, что государство будет постепенно выходить не только из генерации, но и из распределительных сетей, в свое время в отрасль было привлечено немало российских и иностранных инвестиций. А если этого не будет сделано – конкуренция будет ниже, а следовательно, будет меньше возможностей создать эффективную систему собственности и управления. У нас есть очень хороший пример – сети в Иркутской области, где мы являемся крупным акционером. Если сравнить потери электрической энергии в сетях и тарифы, то разница между Иркутской областью и, например, соседней Бурятией будет колоссальная: иркутские тарифы в четыре раза ниже, а потери в полтора – два раза меньше. Этот пример говорит о том, что есть возможность для снижения потерь, тарифов и увеличения эффективности при условии постепенной приватизации распределительных сетей. Я думаю, лучше пойти по пути приватизации МРСК, тем более есть идея сделать опытной приватизацию одной такой компании, а уже потом посмотреть на все остальные. Мне кажется, это интересная тема, и мы, безусловно, были бы заинтересованы в покупке «МРСК Сибири», которая находится рядом с центром нашей компетенции в Иркутской области. Мы уже заявляли об интересе к отдельным распределительным активам, о готовности заплатить за них рыночную цену, а затем эффективно управлять.

– Вы говорите, что новое правительство обнадеживает вас возможными решениями в части реформы и приватизации, но есть такая компания, как «Роснефтегаз», и бывший куратор ТЭКа Игорь Сечин, который пытается добиться передачи под эту компанию государственных активов в электроэнергетике. Как вы относитесь к таким идеям и насколько их осуществление реально?

– Я с большим интересом слежу за этими дебатами, но мы в них не участвуем, поэтому будем с нетерпением ждать их завершения.

– Не опасаетесь, что государство продолжит увеличивать долю в энергетике?

– Я уже сказал об этом, у нас сейчас и так львиная доля генерации под госконтролем – и изначально заявленная цель была направлена на приватизацию и создание реального рынка. Пока эта цель не выполняется, но если мы реально хотим завершить реформу, то должны завершить приватизацию, о чем наше правительство сейчас активно заявляет.

– Кроме «МРСК Сибири» какие еще активы в энергетике вас интересуют?

– У «Евросибэнерго» есть компетенция не только в гидрогенерации и сетях, но и в теплогенерации и теплотрассах, у нас под управлением находится 3000 км теплосетей в Иркутской области. У нас есть компетенция эффективного управления этим хозяйством. Мы уверены, что могли бы это делать вне зависимости от региона. Так что мы рассматриваем проекты, которые будут приносить прибыль не только в строительстве электростанций, но и в управлении теплосетями.

– А есть детали?

– Пока нет. Как будут – сообщим. Кроме этого «Евросибэнерго» интересна возможность совместной работы с «Русгидро». Как минимум, это связано с простыми операционными вещами – возможностью более эффективно управлять и координировать работу ГЭС, которые находятся в одном каскаде.

– А в какой форме вы с ними работать собираетесь?

– Пока мы ведем переговоры (об обмене активами), которые, я надеюсь, скоро завершатся и результат будет выгоден акционерам обеих компаний. Координация наших усилий на рынке очень полезна еще и тем, что поможет нам сформировать единый фронт общения с внешним миром, в первую очередь с интересантами из Азии. Если говорить о больших вещах, то совместная работа по развитию гидрогенерации в Сибири – очень интересная тема. Сейчас задействована только пятая часть гидропотенциала региона, чтобы увеличить эту долю, нам с «Русгидро» нужно работать вместе. Энтузиазм это делать есть у обеих сторон.

– Уже больше 10 лет обсуждается строительство в Сибири станций для экспорта энергии в Китай. Но это до сих пор не сделано – в том числе из-за того, что Китай всегда хотел низкий тариф. Вы решили, что теперь этой проблемы не будет?

– Ничего неожиданного в желании Китая получить низкую цену нет. Это нормальный переговорный процесс. Потом, в Китае люди думают другими временными рамками – они живут не годами, а десятилетиями и даже более длительными периодами. Поэтому нет ничего страшного в столь долгом сроке принятия решений. А потом, мне кажется, реальный переговорный процесс в части электроэнергетики с Китаем только сейчас начинается. И здесь есть несколько вариантов. Есть тот, при котором цена становится очень важной, – если речь идет о поставках базовой нагрузки. Но мы думаем и о возможностях поставки с гидростанций в Сибири пиковой нагрузки в Китай. Эту возможность еще нужно изучить. Но если немножко помечтать, то идея такова: во время пиковых нагрузок – чтобы китайцы в Пекине могли утром сварить рис, а вечером посмотреть телевизор – стране приходится сжигать большое количество угля, чтобы поддерживать в рабочем состоянии свои теплостанции. Это стоит больших денег. А для гидростанции в Сибири, чтобы поставлять такую нагрузку в течение часа утром и часа вечером, дополнительных трат и инвестиций вообще не нужно – нужно просто за несколько минут турбину запустить. То есть экономика в таких поставках есть. Вопрос в практике. Для этого должны быть построены сети из Сибири в энергодефицитные регионы Китая – а они находятся не близко к границе, а ближе к Пекину, т. е. линия должна быть 1500–1700 км. Построить такую сеть можно, в Китае такие есть. Аналогичным образом гидростанции Quebec Hydro в Канаде продают базовую нагрузку на алюминиевые заводы у себя дома, а пиковую энергию – соседям в Нью-Йорк. Но все надо смотреть и считать на практике. Вообще, наши страны движутся в сторону экономической интеграции. Нефтепровод построен. Газопровод будет рано или поздно. ЛЭП – очень логичное продолжение этой интеграции. И учитывая, что Китай – энергодефицитный регион, есть разные способы поставок энергии: нефть, газ, уголь, электричество, алюминий.

– Вы часто говорите, что философия En+ – «построить мост между богатыми ресурсами Сибирью и Дальним Востоком и Китаем». Кроме того, что вы уже перечислили, что требуется китайской экономике для поддержания роста и что готовы поставлять компании, входящие в En+?

– Правильнее говорить про всю Азию, не только про Китай. Вблизи восточных границ России есть еще несколько мощных азиатских экономик: Южная Корея, Япония, другие. И для регионов Сибири и Дальнего Востока эти страны – основные перспективные рынки сбыта ресурсов и продукции, произведенной на основе этих ресурсов. Для нашей страны это реальная возможность за счет сложившегося сейчас азиатского спроса развить сибирские регионы. Двигаясь по такому пути, мы можем за 15–20 лет в три-четыре раза увеличить размер экономики востока России, сделать из Восточной Сибири вторую Канаду – ведь экономика Канады строилась во многом на экспорте ресурсов в США во времена бурного экономического роста, такого же, как мы сейчас видим в Азии. Сейчас мы поставляем туда алюминий, уголь, энергетический и коксующийся. У нас есть крупный железорудный проект – Чинейское месторождение, – который находится в стадии предТЭО в Забайкалье. Мы надеемся, что при привлечении китайского или корейского партнера этот проект может получить развитие. Мы производим ферромолибден, который используется для производства легированных сталей, можем поставлять его в Корею и Японию (Китай сбалансирован по этому продукту). У нас есть большой проект по увеличению производства ферромолибдена в два раза. В прошлом году купили лицензию на разработку месторождения Агаскыр в Хакасии. Что дальше – вопрос стратегический. Либо инвестиции в уголь, железную руду, для чего требуются большие вложения в инфраструктуру, либо инвестиции в более легкие на подъем ресурсы, например редкоземельные металлы. И здесь вопрос выбора будет зависеть от того, насколько прост доступ к конкретному месторождению.

– Вас не пугает уже начавшееся замедление азиатской экономики?

– Двадцать лет назад экономика Китая была вот такого размера (поднимает маленькую шоколадку), сейчас – вот такого (поднимает блокнот). Первая может расти на 15% в год, вторая – на 7% в год. И при этом дополнительный объем валового национального продукта больше, чем 20 лет назад. Хотя любое конкретное замедление – повод для беспокойства, на данном этапе я лично не переживаю по поводу широко освещаемой в западных СМИ темы жесткой посадки экономики Китая. Во-первых, Китай – единственная страна, которая в течение последних 20 лет показала способность управлять экономикой. В начале прошлого года они сказали, что у них слишком высокая инфляция, нужно ее снизить, – в конце года инфляция снизилась. У правительства развязаны руки и есть инструменты, при помощи которых они могут стимулировать дальнейший рост. Сейчас в Китае происходит изменение модели роста. Был рост, который сфокусирован на производство дешевой продукции, а потом – более дорогой, но все же ориентированной на экспорт. Взамен этого идет переход к стимулированию внутреннего спроса, который даст более низкие темпы роста, но зато экономика станет более устойчивой. Центр национального развития переходит из восточных регионов страны в западные. То, что Китай растет не на 10–12% в год, а на 8–10%, – это хорошо. Это более устойчивый рост, более управляемый, без пузырей. Спрос на те продукты, которые мы производим, сохраняется и растет – это главное.

– Вы с таким уважением говорите о том, как регулируется экономика Китая. Более эффективна именно жестко управляемая экономика?

– Это зависит от каждой конкретной страны, на мой взгляд. В Китае очень четко действует централизованная система принятия решений: задаются правила игры и в их рамках компании спокойно работают.

– Такая модель применима для России?

– Россия связывает Азию и Запад. Выгодное отличие России от многих других стран сейчас – предсказуемость (как политическая, так и экономическая) и четкая система принятия решений. Если к этому прибавить более четкие правила игры, которые не всегда четко обрисованы, то у нас будет прекрасный экономический климат.

– Будете ли вы искать для компаний, входящих в группу, китайских партнеров? Или уже ищете?

– Всего в En+ у нас пять направлений: цветные металлы, энергетика, уголь, горнодобывающий сектор и логистика. Публичные детали вам известны: у «Евросибэнерго» есть СП с китайским гидроэнергетическим гигантом China Yangtze Power, мы ведем диалог и с China State Grid (крупнейшая электросетевая компания мира). UC Rusal уже давно плотно работает с Norinco, крупнейшим государственным промышленным китайским холдингом, в апреле заработало их СП. По трем другим дивизионам мы находимся в процессе выбора партнера. Может быть, их будет два, скорее всего азиатских. В угле у нас активный диалог с двумя компаниями: китайской и корейской. В горнодобывающей промышленности тоже ведем переговоры с одной компанией из Китая, одной – из Южной Кореи. Что касается логистики, я думаю, нужно подождать результатов конкурса на госпакет порта Ванино.