Эдди Астанин: Интервью - Эдди Астанин, председатель правления Национального расчетного депозитария

После присвоения НРД статуса центрального депозитария в Россию с Запада придут десятки миллиардов долларов
Эдди Астанин/ А. Мощенков/ PhotoXPress

1994

ведущий экономист ММВБ, за 10 лет дорос до директора департамента государственных ценных бумаг

2005

назначен заместителем директора Национального депозитарного центра (НДЦ)

2009

стал генеральным директором НДЦ

2010

возглавил правление организации – правопреемника НДЦ, ЗАО «НРД»

Откуда взялся НРД

НРД входит в группу ММВБ, его финансовые показатели консолидируются в отчетности биржи. Он образовался на базе бывшего расчетного депозитария ММВБ – НДЦ, перед тем как ММВБ поглотила биржу РТС. Бывший расчетный депозитарий РТС, Депозитарно-клиринговая компания, сейчас в процессе присоединения к НРД. Ведомости

Российские власти продолжают свои попытки устроить международный финансовый центр (МФЦ) в Москве. Первый этап на пути к светлому будущему – создание центрального депозитария: вчера Федеральная служба по финансовым рынкам присвоила такой статус Национальному расчетному депозитарию (НРД). Главная цель этого института – обеспечить иностранным инвесторам вход на внутренний финансовый рынок, объяснял им самим в октябре президент Владимир Путин. При этом дискуссии о центральном депозитарии продолжались в России без малого 15 лет. Зачем нужно было столько спорить, в интервью «Ведомостям» объясняет руководитель НРД Эдди Астанин.

– Можете наконец объяснить, почему центральный депозитарий был так нужен инвесторам и почему без него невозможен МФЦ?

– Хотелось бы сразу расставить акценты. Центральный депозитарий часто воспринимается как некая революция в инфраструктуре учета прав собственности в России. Но это не так! Точно так же, как и с идеей МФЦ, это движение по направлению к здравому смыслу. Как может страна, самая крупная по территории, стабильно входящая в десятку крупнейших экономик мира по ВВП, занимать 65-ю позицию в рейтинге 77 мировых финансовых центров? Национальный финансовый рынок должен отражать место страны в глобальной или хотя бы региональной экономике. И построен он должен быть точно так, как это сделано во всех других финансовых центрах без исключения. Это вопрос инвестиционных рисков и конкуренции национальных рынков за инвестиционные ресурсы. Центральный депозитарий – ключевой элемент, он исключает часть рисков, связанных с переходом прав собственности на финансовые активы. Это атрибут любого из региональных и мировых финансовых центров. Поэтому революция и вызов здравому смыслу – ситуация, когда в стране, претендующей по всем объективным признакам на статус одного из экономических центров мира, в течение 15 лет не было воли к созданию нормальных условий для глобальных инвестиций. Построение сильной национальной биржи, программа развития МФЦ и создание центрального депозитария в этом смысле – движение к норме.

– Без центрального депозитария, по-вашему, развитие финансового рынка невозможно?

– Не во всех странах есть закон о центральном депозитарии, но во всех мировых финансовых центрах есть де-факто признанные центродепы. У нас же практика наличия регистраторов, споры между владельцами пакетов акций, наличие двух типов хранения (депозитарии и реестры) требовали принятия отдельного закона, чтобы изменить ситуацию. Иначе мы продолжали бы системно проигрывать в глобальной конкуренции за капиталы. Для глобальных инвесторов риски неудобной инфраструктуры без централизованной системы учета – серьезный аргумент против России.

– А можете пояснить конкретнее, что были за риски и как их снижает центральный депозитарий?

– Центральный депозитарий снимает риски защиты прав собственности. В России сложилась крайне запутанная система. Взять, например, вопрос, кто дает финальное подтверждение прав собственности. Все время возникали разночтения, регистратор или депозитарий, какова роль, например, расчетного депозитария биржи в смене собственника. Теперь это зафиксировано. Финальные права подтверждает центральный депозитарий, он несет всю ответственность, и это прописано законом. Раньше такого не было, были разные трактовки – кто-то доверял депозитариям, но консервативные инвесторы сидели только в реестрах, хоть это и дороже (комиссии при транзакциях выше). В итоге все вели учет в разных институтах, несмотря на то что дешевле и удобнее было бы хранить централизованно. Иностранцы даже термин специальный придумали – russian spaghetti («российские спагетти»). С появлением закона о центральном депозитарии все резко упрощается. Все сконцентрировано в одном месте. Централизация, в свою очередь, резко снижает любые операционные риски, возможность недобросовестного поведения того или иного участника учетной системы, удешевляет расчеты из-за эффекта масштаба, ускоряет транзакции, потому что все автоматизировано, ускоряет процесс обмена информацией.

– Всегда дешевле? Комиссии только по транзакциям выше, а за хранение в реестре ничего не платят, в то же время вы берете комиссии. То есть как раз долгосрочным неспекулятивным инвесторам и не нужен центральный депозитарий.

– Понимаете, когда вместо запутанной, понятной только десятку-другому профессионалов появляется простая логичная система, это, очевидно, ущемляет права бенефициаров той архаичной сложной системы. Так сложилось и с учетом прав собственности в России. И отсюда множество мифов и страхов, под которыми нет оснований. Один из них вы озвучили только что. Во-первых, вопрос тарифов с точки зрения долгосрочных инвесторов – это абсолютно надуманная проблема. Наши тарифы, например, по акциям сейчас самые низкие в Европе, и при этом мы финансово устойчивая и прибыльная организация. Во-вторых, наша тарифная модель использует, как и во всем мире, регрессивную шкалу: больше объем – меньше плата. Так что развитие рынка и рост объемов операций участников будут для них означать существенную экономию. В-третьих, мы предпринимаем специальные усилия, чтобы условия для инвесторов с точки зрения тарифов как минимум не изменились в транзитный период, а в перспективе улучшились. Поймите, именно долгосрочные неспекулятивные инвесторы способны дать качественно иные объемы рынку, бизнесу центрального депозитария в том числе. Монополизм центрального депозитария в этой связи – вещь мифическая. Мы только начинаем конкурировать по-настоящему. И это конкуренция с глобальными учетными институтами. Так что интересы долгосрочных инвесторов мы будем защищать, как свои собственные.

– А как монополия вы не можете поднять тарифы? Есть соблазн.

– Еще один миф. Мы очень жестко регулируемая структура как с точки зрения внешнего надзора, так и с точки зрения корпоративного управления. Вопрос тарифов, если у нас как исполнительной дирекции возникнет желание его поднять, должен быть рассмотрен и получить одобрение комитета пользователей. Это 29 участников рынка, которые вряд ли станут без серьезных оснований пересматривать прайс-лист на услуги, потребителями которых они же и являются. Плюс этот вопрос, если он возникнет, станет предметом рассмотрения наблюдательного совета, куда входит 15 человек, из которых 13 – опять же участники рынка, не заинтересованные в росте цен. Но если и комитет пользователей, и наблюдательный совет примут решение не в пользу рынка, есть ФАС, всегда готовая отреагировать на голос обиженных. Впрочем, главный сдерживающий момент – все же конкуренция. Конкуренция с международными депозитариями.

– Есть ли среди фондов такие, которые бы уже сказали: вот у вас появился центральный депозитарий, только его и ждали, можно теперь инвестировать? Вообще, были просьбы от них на создание центрального депозитария?

– Разговоры о необходимости создания центрального депозитария начались, наверное, с момента возникновения финансового рынка в России. Но этот вопрос очень сложный, поскольку здесь переплетены и ограничения национальных регуляторов, прежде всего правило SEC 17F-7, и решения авторитетных наднациональных органов, таких как Ассоциация глобальных кастодианов, и в конечном итоге решения конкретных финансовых институтов. Так что пересмотр отношения к России не произойдет по щелчку.

Для прямого контакта и обмена информацией у нас, в НРД, создан специальный комитет, где мы обсуждаем эти вопросы, – Investor Consulting Committee, куда входят топ-менеджеры штаб-квартир top of the top глобальной финансовой индустрии со всех континентов. То, что можно сегодня сказать наверняка, – появление центрального депозитария будет спусковым крючком для запуска механизмов пересмотра страновых рисков России как Ассоциацией глобальных кастодианов, так и риск-менеджерами большинства глобальных фондов. По моей информации, несколько крупных фондов уже приступили к due diligence российской учетной системы в новой конфигурации.

– Можете оценить, какой приток капитала в итоге будет от этих инвесторов?

– Сложно сказать. Возьмем госдолг, к которому будут допущены сразу Euroclear / Clearstream. Весь госдолг составляет примерно 3 трлн руб. Доля иностранцев – 3–4%. Эта доля согласно экспертным оценкам может вырасти в 5–6 раз до 30%. То есть речь идет о десятках миллиардов долларов.

– А что будет для вас индикатором того, что центральный депозитарий признан? Ведь факт признания надо еще доказать высшему руководству страны– от этого будут зависеть решения по приватизации, например.

– Это не надо доказывать. Это либо есть, либо этого нет. Можно, к примеру, в своих бизнес-стратегиях исходить из того, что Земля плоская, и заниматься оценкой рисков того, что слишком далеко отплывший корабль может свалиться в пустоту. Но все же более рационально признать, что Земля – это шар. Это дает возможность выбирать правильную стратегию. Система учета прав собственности с появлением центрального депозитария будет признана eligible (приемлемой). Просто в силу того, что она в действительности и является eligible. И я бы исходил из этого факта в своих стратегических решениях. Если заключений независимых экспертов, рейтинговых агентств и т. д. не хватает, примите во внимание факт открытия счетов в российском центральном депозитарии такими гигантами, как Euroclear и Clearstream. Эти организации берут все риски на себя, всю ответственность несут сами – они делают очень тщательный due diligence депозитария. Таких счетов, как они открывают в НРД, у них всего порядка 40 по всему миру. Это сильнейший сигнал глобальным инвесторам – российская инфраструктура проверена, сюда можно приходить.

– Из ваших слов выходит, что, навязывая какие-то ограничения и создавая монополию, государство подталкивает рынок к тому, к чему он сам не пришел, из благих целей. При этом были ущемлены интересы тех самых регистраторов, они потеряли доходы от централизации. Правильно ли это, что государство вмешивается в рыночные процессы еще и в рамках МФЦ?

– Еще раз: монопольную учетную систему в глобальном финансовом мире создать невозможно. То, что создано, – нормальная привычная для международных инвесторов система учета, устраняющая «русские спагетти». И потом, задумайтесь: зачем вообще был придуман институт регистраторов? Исключительно для обслуживания эмитентов. Так устроен регистраторский бизнес в тех странах, где регистраторы вообще существуют. К тому бизнесу на акционерах, который и ассоциируется с термином «русские спагетти» и который стал одним из центров прибыли 40 российских регистраторских компаний, это не имеет никакого отношения. Сегодня государство, по сути, возвращает регистраторов к изначальной логике, потому что система, выросшая на непрозрачных и специфичных корпоративных взаимоотношениях 90-х, объективно мешает развитию рынка. И я уверен, что регистраторы, среди которых большинство – это высокопрофессиональные компании, которые реально полезны рынку, от появления центрального депозитария только выиграют. Ведь и для них это исключительно важная ситуация, когда становится возможным кратный рост всего рынка.

Мы должны четко понимать, чего мы хотим – качественного развития рынка или сохранения статус-кво, прикрывающего интересы бенефициаров такой системы, но не инвесторов и не эмитентов, для которых рынок работает.

– Но именно за это как раз МФЦ и не любят – говорят, «кремлевский проект», а сверху такие вещи не делаются, государства у нас и без того много.

– Если хотите мое мнение, задача государства – создавать правила игры, по минимуму увлекаясь самой игрой. Создание принятых в мире правил учета прав собственности в рамках центрального депозитария – это сфера компетенции государства. И помимо учетной системы есть и другие сферы, где правила игры должны создаваться и поддерживаться государством, которые и составляют инвестиционный климат, условия развития финансовых центров. Налоговая система, судебная система, даже такие простые, казалось бы, вещи, как визовая система, – все это сферы компетенции государства, в которых еще очень много предстоит сделать, чтобы МФЦ стал реальностью. Но, кроме государства, это не сделает никто.

– А не может государство только еще хуже сделать инвесторам своим МФЦ? Даже на вашем примере – у клиентов возникнут дополнительные издержки во время перехода из реестров в центральный депозитарий.

– Если говорить о конкретных цифрах по транзитному периоду, издержки для инвестора будут около 2000 руб. – за один перевод. И взимать эти деньги будем не мы, а как раз регистраторы. Вообще, чтобы был понятен масштаб ценовой проблемы, о которой столь много говорят в связи с появлением центрального депозитария, тарифы расчетной инфраструктуры во всем мире для инвесторов – это 1–2% от совокупных транзакционных издержек, с которыми они сталкиваются на финансовом рынке. Россия не исключение.

– А как насчет рисков большой централизованной системы? На переходном периоде они точно возникнут.

– Этот вопрос разделяется на риски работы самого центрального депозитария и риски, возникающие в системе в целом. Если говорить о вопросах нашего технологического развития, мы внедрили революционную для российского рынка расчетную систему на базе Oracle. Мы внедрили абсолютно новую многофункциональную систему мониторинга и управления. Мы создали службу обеспечения непрерывности бизнеса, кардинально модернизировали все резервные системы депозитария, так что резервный офис вырос более чем в 2 раза. Мы начали реализацию программы масштабных регулярных стресс-тестирований, которые отрабатывают действия сотрудников при наступлении чрезвычайной ситуации, включая необходимость эвакуации сотрудников из головного офиса.

При этом мы понимаем, что, каковы бы ни были наши собственные технологические и операционные возможности, если возможности наших контрагентов недостаточны, возникает эффект бутылочного горлышка, слабого звена. К счастью, закон, во-первых, дает нам год на перемещение всех бумаг. А во-вторых, мы, не дожидаясь получения статуса, начали работу с клиентами по досрочному перемещению активов, чтобы снизить трафик в транзитный период. Мы разработали «дорожные карты» с каждым из заинтересованных регистраторов. Мы в полной степени осознаем свою ответственность за то, чтобы акционеры и эмитенты не испытывали никакого дискомфорта от перехода учетной системы в новое качество.

– Еще о роли государства: нужна ли ради МФЦ протекционистская политика? На открытии счетов номинального держания для Clearstream и Euroclear настоял Минфин, а рабочая группа Александра Волошина выражала опасения, что торги все уйдут за рубеж.

– Я никогда не делал секрета из своего убеждения, что рынок нужно скорее последовательно либерализовывать, чем ограждать дополнительными барьерами. Опасения насчет перетока рынка за рубеж не имеют ни экономического, ни исторического обоснования. Посмотрите: вся история либерализации разных секторов российского рынка сопровождается этими опасениями ухода за рубеж. Либерализация валютного законодательства, либерализация рынка акций «Газпрома», вступление в ВТО. Что из этих страхов реализовалось? Ровно ничего. И напротив: что смогли дать российскому рынку те же ограничения на IPO за рубежом? Создали эти барьеры рынок здесь, в России?

– Если приватизировать крупные пакеты госкомпаний на российском рынке, Euroclear и Clearstream нужно допускать к локальным акциям? Здесь мнения в государстве разделились.

– Несомненно. Приватизационные размещения, конечно же, логично проводить на национальных площадках. Но нельзя всерьез отрицать и того, что емкость российского рынка действительно ограниченна. Как разрешить этот конфликт? Предусмотреть инфраструктурные решения здесь, в России, приемлемые для консервативных иностранных инвесторов. Иначе получится, как с барьерами на рынке IPO. Возможность привлечь серьезные деньги на IPO для российских эмитентов резко сузили, а условия для прихода крупных иностранных инвесторов на внутренний рынок не создали. Доступ Euroclear и Clearstream к счетам центрального депозитария на рынке акций, несомненно, одно из условий участия консервативных инвесторов в приватизационных размещениях внутри страны. Если такого понятного и технологичного доступа предусмотрено не будет, нет сомнений, что консервативные инвесторы воздержатся от участия в IPO, предпочтя либо расписки, либо альтернативные рынки.

Если же такие условия создать, то, как показывает, например, опыт приватизации на Варшавской бирже, обязательная приватизация на местном рынке и инвестирование средств местных пенсионных фондов – мощный стимул для развития. Сконцентрировав активы и капитал, полякам удалось перетащить к себе даже украинские компании. Надо повторить это у нас, только в многократном масштабе. Но не принуждая инвесторов, а создавая условия, к которым они привыкли на других рынках мира. Для создания МФЦ надо иметь большой пул ликвидности, инструментов, активов. Это сложная, но вполне решаемая задача. Если вы будете мелким региональным рыночком, где торгуется 2–3 бумаги, вас никто не заметит. Для начала нужно стать региональным центром для сопредельных стран. Потом можно двигаться дальше.

– Вы говорите о рынке СНГ? Но его ведь практически не существует... Насколько он вообще может быть интересен?

– Конечно, интересен! Страны бывшего СССР – то, с чего мы должны начинать реальную работу по формированию регионального финансового центра в Москве. По нашим оценкам, совокупная капитализация рынков ценных бумаг стран СНГ – от четверти до трети российской. Там есть интересные компании с хорошим потенциалом и перспективой участия как российских, так и западных инвесторов. Мы уже сегодня начали организацию расчетной сети центральных депозитариев стран СНГ в рамках Ассоциации центральных депозитариев Евразии. В конечном итоге надо сделать так, чтобы клиент каждого из депозитариев сети мог эффективно работать на финансовых рынках любой из наших стран.

– Насколько важен вопрос расширения количества торгуемых бумаг для России?

– Сколько у нас всего акционерных обществ? Около 200 000. Публичных компаний? Примерно 10 000. При этом на бирже сегодня торгуется примерно 400 выпусков акций. За рубежом – гораздо больше. К примеру, около 2000 на NYSE, а на индийском рынке – более 2500. Наш рынок очень узкий по мировым меркам, но у него есть все шансы для кратного роста по объемам ликвидности, числу эмитентов, капитализации. Спрос рождает предложение. Как только появится инвестиционный спрос, эмитенты увидят: появился большой поток денег, длинных, а не горячих денег хедж-фондов. Только тогда они начнут размещаться. Наша задача – подготовить инфраструктуру к этим качественным изменениям.