Николь Брик: Интервью - Николь Брик, министр внешней торговли Франции

Осторожно, двери закрываются! Наш поезд отправляется в аэропорт «Шереметьево», – объявил диктор «Аэроэкспресса». Поезд тронулся – и диктофон немедленно слетел с покатого откидного столика под ноги французскому министру внешней торговли Николь Брик. Она попросила у помощника листок бумаги, сложила его вчетверо и предложила подсунуть под диктофон – дальше нашей беседе уже ничего не мешало. Брик прилетала в Москву с коротким, но очень насыщенным визитом, так что время на интервью «Ведомостям» у нее нашлось только по дороге в аэропорт. Пока ехал «Аэроэкспресс», Николь Брик рассказала о том, как вернувшиеся к власти французские социалисты, к числу которых она принадлежит больше 30 лет, видят сейчас сотрудничество с Россией.

– Как прошел ваш визит в Москву?

– Хорошо. В рамках российско-французской межправительственной комиссии мы разбирались в том, как обстоят дела в промышленном и финансовом сотрудничестве, и определили потребности России в этой области, те контракты, которые мы могли бы вместе реализовать.

– Какие же это проекты?

– Мы обсуждали за обедом проект «Большая Москва» вместе с заместителем председателя правительства Москвы Андреем Шароновым – он сам уже приезжал в Париж. Г-н Шаронов встречался с мэром Парижа, знакомился с нашим проектом «Большого Парижа», посещал оптовый рынок Рёнжис (центральный парижский рынок, снабжающий продовольствием Париж и весь регион Иль-де-Франс. – «Ведомости»). В «Большой Москве», как и в «Большом Париже», есть транспортная составляющая, обеспечение транспортной доступности. Мы показали г-ну Шаронову, как работает RATP (Автономное управление парижского транспорта, обеспечивает транспортные коммуникации внутри Иль-де-Франс. – «Ведомости») вместе с его поставщиками, такими как Alstom, и убедились, что Франции с ее превосходными технологиями есть чем ответить Москве на ее потребность в транспортной доступности. Теперь это должно найти отражение в будущих контрактах – в этот мой приезд они не были подписаны.

Также мы обсуждали развитие инфраструктуры для высокоскоростных железных дорог. Прежде мне доводилось читать во французской прессе, что интереса развивать высокоскоростную магистраль между Москвой и Санкт-Петербургом уже нет. Но министр экономического развития Андрей Белоусов заверил меня, что интерес к этому проекту [в России] сохраняется. Еще речь шла о важности индустриального сотрудничества – на таких примерах, как партнерство Renault и «АвтоВАЗа». Автомобильный рынок здесь растет очень динамично, и для его насыщения очень важно производить машины в России. У нас есть еще и партнерство Alstom с «Трансмашхолдингом», и космическое партнерство «Союз – Куру» – это тоже примеры очень солидного индустриального сотрудничества.

Кроме того, мы вместе со страховой группой Coface (французская компания, предоставляющая государственные гарантии французским экспортерам и инвесторам за рубежом. – «Ведомости») подписали с г-ном Белоусовым и соглашение о развитии сотрудничества в финансовой сфере. Это очень эффективно и полезно для развития российско-французской внешней торговли. В рамках этого соглашении мы, в частности, застраховали свою долю в российско-французско-итальянском проекте Sukhoi Superjet100. Этот проект может служить образцом для нашего промышленного сотрудничества при заключении столь же крупных проектов.

Вот что хочу еще добавить по поводу направлений для развития французской внешней торговли... В России сейчас активно растет средний класс, а именно эта группа потребителей предъявляет повышенный спрос на биопродукты. Во Франции их в сельском хозяйстве производится очень много во всем разнообразии. Это не какие-то роскошные марки – просто продукты высокого качества. Думаю, у таких французских продуктов, полезных для здоровья, как и у нашей парафармацевтики и натуральной косметики, хорошие перспективы на зарубежных рынках. Показатель цена – качество для экспорта имеет ключевое значение, а это, повторю, вовсе не предметы роскоши.

То же самое можно сказать и о наших энергосберегающих технологиях. Для России это очень важно: хоть она и богата газом и нефтью, лучше не растрачивать их. Это очень актуальный вопрос, особенно для местных властей.

– Как развиваются российско-французские отношения в области инвестиций?

– Наши инвестиции в Россию последовательно нарастают. Накопленный объем французских инвестиций в российскую экономику сейчас составляет 15 млрд евро. В то же время российские инвестиции во Франции развиваются очень слабо. Даже слишком слабо. И концентрируются они преимущественно в недвижимости. Хотелось бы вывести их на уровень, эквивалентный нашим инвестициям в России. В октябре правительство Франции утвердило новый пакт о росте, конкурентоспособности и занятости. Этим документом вводятся меры по стимулированию инвестиционной активности – такие как налоговый кредит или облегчение издержек на оплату труда, – которые призваны сделать Францию лучшим местом в Европе для иностранных инвестиций в промышленность. Так что объем российских инвестиций во Францию должен возрасти. Есть определенные трудности в этой области, и, чтобы определить препятствия, мешающие российским предпринимателям инвестировать во Францию, создана российско-французская рабочая группа.

– Возможно, какие-то препятствия вы можете назвать прямо сейчас?

– Мне говорили, что французские банки не слишком охотно открывают счета российским компаниям.

– А почему?

– Вот это как раз и нужно расследовать. Нужно убедиться, правда ли, что именно это препятствие мешает действовать.

Со своей стороны хочу сказать российским предприятиям: приходите инвестировать во Францию! Свою помощь мы вам гарантируем. А французским предприятиям хочу предложить идти в Россию. Особенно малому и среднему бизнесу. Ведь российский рынок столь близок к Европе. Всего четыре часа лету между Парижем и Москвой! Конечно, Москва – это еще не вся Россия. Поэтому, я считаю, нужно налаживать сотрудничество между российскими и французскими регионами – в том, что касается устойчивого развития городов, особенно городов-миллионников, таких как Самара, Екатеринбург, Нижний Новгород. Население таких городов также предъявляет спрос на высокое качество жизни. И французские компании – как крупные, так и маленькие – в состоянии его предоставить: в том, что касается транспорта, ассенизации и вывоза отходов, переездов... В нашей делегации были представители GDF Suez, которая тоже может оказывать в России услуги в области энергетики и водоснабжения. Думаю, французские ноу-хау могут улучшить экономическое развитие в обеих наших странах. И для этого в России нужно открывать французско-российские СП, деятельность которых была бы направлена на модернизацию экономики. Вступление России в ВТО тоже будет этому способствовать. Мы также поддерживаем стремление России стать членом ОЭСР и признаем, что Россия сделала большие усилия, чтобы привести свое законодательство к современному европейскому и мировому уровню. Была проделана огромная работа, и мы знаем, что это заняло много времени.

– Чего конкретно вы ожидаете от вступления России в ВТО?

– Членство в ВТО всегда открывает двери для внешней торговли и облегчает условия для товарообмена. Это можно констатировать по общемировой практике. Но это также всегда требует усилий от страны-участницы.

– А когда будет заметен эффект?

– Думаю, это займет какое-то время. Сейчас только конец года, а полным членом ВТО Россия стала только в конце августа – все должно двигаться постепенно. Наша цель – занимать 5% российской внешней торговли. Сейчас мы не так далеки от нее, наша доля – 4,3%.

– Французские экспортеры алкоголя часто жалуются на запутанность и непредсказуемость российского таможенного законодательства. Вы обсуждали эту проблему с Белоусовым?

– Нет, в ходе переговоров мы обсуждали много тем, но не эту. Но вечером в беседе с г-ном Белоусовым я затронула по просьбе MEDEF, в частности, вопрос по поводу шампанского.

– Достигли какого-то решения?

– Нет, это же полностью вопрос к России, к вашему законодательству. В министерстве мы еще обсуждали ситуацию с импортом в Россию французской говядины – мы уже месяц как ожидаем визита во Францию российской службы ветеринарного контроля. Вроде бы удалось добиться какого-то ускорения... Впрочем, с ветеринарными службами всегда все непросто, и у нас во Франции тоже (улыбается). Надо будет поговорить об этом еще с моим коллегой, министром сельского хозяйства. А по поводу шампанского мы говорили о том, что российские производители не могут использовать это название. Они не имеют права продавать «российское шампанское»! Хотя меня и убеждали, что «российское шампанское» – это просто такое название, и даже подали его на десерт (смеется). Но это же не настоящее шампанское, это же ясно! Вообще, шампанское – это очень важный вопрос для нас.

– Конечно! И для нас, знаете, тоже.

– Даже если вы мне устроите слепую дегустацию, я вам сразу скажу, что это – шампанское или нет.

– В интервью газете «20 минут» вы сказали: «Я никогда не соглашусь с тем, чтобы французские рабочие получали 4 евро в час», имея в виду ставки для рабочих в Германии. Но ведь тогда получается, что Франция всегда будет менее конкурентоспособна по сравнению с Германией?

– Нет, это совершенно не так. Почитайте наш пакт о конкурентоспособности – там заложены меры, беспрецедентные для Франции. Все это затрагивает и конкурентоспособность нашего рынка труда, и развитие инноваций, и поощрение образования. В частности, облегчает привлечение иностранных студентов – ведь наше образование пользуется спросом во всем мире. Пакт о конкурентоспособности, с одной стороны, делает более привлекательными для покупки наши товары, а с другой стороны, повышает привлекательность Франции для иностранных инвестиций. Но конкурентоспособность – это в то же время и инновации, поскольку вы готовы платить больше либо за уникальный товар, либо за наилучшую технологию или услугу. К 2015 г. этот комплекс мер должен будет сбалансировать французскую внешнюю торговлю. Так что у меня есть личный и коллективный интерес в том, чтобы это заработало. Что же до Германии, то она одновременно является для Франции и главным партнером, и главным конкурентом. Германо-российский внешнеторговый оборот примерно в 3,5 раза превышает французско-российский. Понятно, что для нас это не очень хорошо. Но то, что я вам сказала о наших приоритетах – в области товаров для хорошего самочувствия, инноваций, энергоэффективности, – справедливо как для мощно развивающейся российской экономики, так и для всех остальных наших партнеров, включая Китай. В том числе и потому, что нашим торговым партнерам нужно удовлетворять потребности их среднего класса в качественном потреблении. Мы несколько отстали в этом отношении от Германии, и теперь нам нужно сократить это отставание.

– Внешнеполитическая доктрина Франции изменилась после возвращения к власти социалистов?

– Я ее прежде не читала, так что не могу вам сказать. С Россией у нас есть стратегическое сотрудничество. Сейчас настало время для конкретных проектов – от предприятия к предприятию, от отрасли к отрасли, от предложения к спросу. Рамки для такого сотрудничества с Россией все-таки уже построены, стратегическое партнерство у нас вполне определенное и конкретное, особенно в области энергетики. Да, нужно его шлифовать, работать над новыми соглашениями – но уже пришла пора судить о результатах и мобилизовать французские предприятия для работы в России. И чуть не забыла: у нас же есть еще очень важный проект по развитию туристического кластера на Кавказе, в котором участвует Caissse des Dépôts и французские инженерные компании – инновационный малый бизнес. Я уверена, что Россия может стать первоклассным туристическим регионом и наши усилия, вложенные в этот проект, оправдаются. Это прекрасная возможность для нашего крупного бизнеса и малых предприятий – и исключительная возможность для повышения привлекательности России. Это очень важно и для нее, и для Франции.

– Единственная проблема в том, что Кавказ не самое спокойное место в России.

– Нужно принимать такие риски. Мы их на себя взяли. Уверена, что все получится. Это трудность, но не препятствие.

– У вас есть прогноз по поводу европейского кризиса – когда он закончится?

– Ну, знаете, я не мадам Солей (смеется) (мадам Солей – знаменитая французская предсказательница XX в., ее фамилия переводится как «солнце». – «Ведомости»). Мы обсуждали эту тему с министром Белоусовым. Я здесь, собственно, была еще и для того, чтобы заверить: несмотря на трудности в зоне евро, в Европе и во Франции, мы находимся в процессе решения этих проблем. Два саммита Евросоюза, в июне и октябре, наметили пути выхода из кризиса и создали единую европейскую систему банковского надзора. Кроме того, появился план урегулирования финансовой ситуации в Греции, его одобрил греческий парламент. В глобальном масштабе особую ответственность на нас налагает тот факт, что Европа – крупнейший рынок мира наряду с США. Понятно, что, если Европа не справится с кризисом, это отразится на всем мире. Так что я заверила министра Белоусова в том, что мы справляемся с ситуацией. Это нормально, что у партнеров возникают подобные вопросы.

– Этим летом было много спекуляций по поводу будущего евро в качестве европейской валюты...

– Да, но я могу сказать, что наши российские партнеры доверяют французскому внешнему долгу. Каждый раз, когда мы выпускаем на рынок новые облигации, Россия их покупает. Российские инвесторы знают, что французы в качестве должников – как и немцы – очень обязательны. Есть проблемы с внешними долгами у Испании и Греции, но мы создали механизм финансовой солидарности в зоне евро – FSF [Европейский фонд финансовой солидарности]. Испания уже прибегла к его помощи, и эта солидарность реализуется – Франция со своей стороны проголосовала за предоставление ей транша финансовой помощи в 2013 г., а Европейский центробанк начал выкуп испанских долговых обязательств. Доверие к европейской финансовой системе, которое сейчас восстанавливается, – это локомотив для роста.

– Почему ваша карьера в министерстве экологии была столь короткой – всего один месяц?

– Это вопрос к властям. Для меня это был хороший управленческий опыт, но он уже позади. И я всегда предпочитаю думать не о прошлом, а смотреть вперед.