Иван Свитек: Интервью - Иван Свитек, председатель правления банка «Хоум кредит»

Иван Свитек в России почти пять лет. Интервью банкир назначил на конец рабочего дня. Вечером он энергично плюхается в кресло в своем кабинете. Устало улыбаясь, извиняется за небольшое опоздание («отчитывался перед акционерами») и спрашивает, о чем будем говорить. Как всегда, обо всем, смеется Свитек. Почему банкиром в России сегодня может стать почти каждый, что изменилось с уходом из PPF куратора банка Иржи Шмейца и почему Свитеку до сих пор интересно работать в «Хоум кредите», он рассказал «Ведомостям».

– Каковы сейчас самые острые проблемы и задачи, стоящие перед банковским сообществом?

– Вызовов на самом деле очень много. Быть банкиром в последние пять лет не самая простая задача.

– Вас уже не считают жирными котами?

– Я думаю, считают (улыбается). Я много раз говорил на конференциях, что о банкирах думают, что они жирные коты, но я себя таким не считаю. А с появлением новых регулятивных мер по повышению капитала работа банкиров стала гораздо тяжелее. Появилось много требований с точки зрения отмывания нелегальных доходов, требований качества обслуживания клиентов, много законов, требующих охраны персональных данных, открытости всех условий банковских продуктов. Клиенты стали увереннее, они знают свои права и не боятся их отстаивать, когда их кто-то нарушает.

Я не думаю, что банкиры сейчас считают себя жертвами. Банкиры слишком много жаловались, но я всегда говорил: давайте вставайте и идите работать. Есть много конкурентов, о которых три года назад даже никто не думал. А сегодня – вот они.

– Это одна из тенденций – в игру вступили люди, которые раньше и не думали о банковском бизнесе.

– Сейчас это так, да. На этот рынок заходят все, кто хочет, настолько просто это стало. И это проблема самих банкиров, что они не построили хороший бизнес, не научились обслуживать своих клиентов. Это значит только то, что мы плохо работаем. Расслабляться нельзя ни на секунду.

– Вы в банке четыре с половиной года. Каким стал «Хоум кредит» за это время?

– (Улыбается.) Скорее вопрос в том, что не изменилось. Когда я пришел в «Хоум кредит», банк был другим – монолайнером, нишевым игроком, у которого был один основной продукт и один сегмент клиентов. Мы концентрировались на POS-кредитовании. В какой-то момент благодаря кризису мы выбрали стратегию развития, понимая, что сможем выжить, лишь если будем поддерживать активный подход к жизни. Я, кстати, в первом интервью в России, которое я дал вам, говорил, что в кризис банки вырастут быстрее. И с тех пор мы выросли в 4 раза, учитывая кризис, когда бизнес значительно сокращался. В конце 2008 г. и весь 2009 год мы сокращали бизнес – и только в начале 2010 г. начали снова расти.

– Были ведь сокращения большие в банке?

– Все было. Мы сокращали не только людей, резали продукты, сокращали активы, некоторые каналы, много проектов. Конечно, для людей это было неприятно, но для фокуса банка, наоборот, хорошо. Но мы обратили внимание и сфокусировались на том, что умеем и чем хотим заниматься.

– То есть кризис сыграл хорошую роль?

– Да, он очистил банковскую нишу. Мы, например, четко осознали, что наша модель финансирования была неустойчивой, что мы не можем ожидать полноценного финансирования с внешних рынков. Весь 2009 год и половину 2010 г. они были закрыты, и никто не знал, когда рынки снова откроются. И мы поняли: для того чтобы выжить, нам нужен больший масштаб бизнеса. Вот, например, в Бразилии, где население больше, чем в России, банков значительно меньше. Когда я уезжал оттуда в 2008 г., их было около 200, сейчас – где-то 150. Первая десятка лидеров контролирует 90% рынка. Я всегда говорил, что [в России] нам нужно занять 5% рынка розничного кредитования – это такая граница, когда уже становишься серьезным игроком. Тогда и работа оправданна, есть понимание масштаба бизнеса, инвестиций и проч.

– У нас бразильский вариант возможен?

– Это возможно. Сейчас, если взять топ-10 банков, это где-то процентов 60–70 [активов банковской системы], наверное. Это если мы берем розницу. Сбербанк занимает 33%, ВТБ – 11%. Потом идем мы, с нашими 3%. Остальные из топ-10 в общей сложности занимают 16,5% рынка. Получается где-то 64%, и эта доля постоянно растет. Я всегда считал, что, если мы чем-то занимаемся, мы обязаны входить в первую пятерку лидеров, иначе в бизнесе нет смысла.

– Топ-5 по всем направлениям бизнеса?

– Там, где мы конкурируем с другими игроками. Потом, если оказываешься в топ-5, уже есть ресурсы, уже есть люди, есть фондирование и т. д. Мы во время кризиса отказались от автокредитования, а через год открыли повторно. Года полтора этот проект мы развивали, а потом закрыли окончательно. Нам не понравился этот сегмент, у нас не хватало ресурсов. Все-таки для его полноценного развития нужно постоянное внимание менеджмента. К сожалению, невозможно делать 10 вещей одновременно хорошо. Я вижу, как наши конкуренты пытаются заниматься всем сразу, но это плохо. Наше преимущество как банка в том, что мы больше сконцентрированы на том, что делаем.

– Разве обо всех ваших конкурентах можно сказать, что они занимаются почти всем?

– Да, практически. Не обо всех, но о большинстве. У них есть корпоративный бизнес, они все говорят о рознице, ведут private banking. Почти у каждого банка несколько приоритетов. У меня этого нет, я занимаюсь только розницей. Это же касается и моих людей. Мы, по сути, сфокусированы на этом. Я всегда слежу, чтобы не произошла именно потеря фокуса, чтобы мы не пытались сделать слишком много. Лучше сделать меньше, но сделать это качественно.

– А может, какие-то новые направления хотите развивать, есть ли ресурсы для этого? Или фокус только на имеющемся бизнесе?

– Не могу сказать, что мы никогда не будем заниматься другими направлениями. Но сегодня я вижу столько возможностей в уже существующих направлениях, что о новых говорить рано. Например, по кредитным картам мы номер девять на рынке, даже в первую пятерку не входим. В депозитах – седьмые. В кредитах в точках продаж (POS-кредитовании) мы номер один, но у нас небольшой отрыв от нашего ближайшего конкурента. Поэтому я вижу еще очень много возможностей даже в тех направлениях, где у нас и так все хорошо. Есть множество вещей, которыми мы еще будем заниматься. Например, разные каналы привлечения новых клиентов. Могу отметить, что даже наш самый слабый конкурент делает многие вещи лучше, чем мы. Поэтому мы должны быть скромными, учиться у своих конкурентов и улучшать то, что мы делаем. К примеру, мы в свое время обсуждали идею создать VIP-обслуживание наших офисов для более состоятельных людей. И знаете, мы в итоге отказались от этого.

– Почему?

– Сейчас объясню. Во-первых, опять дело в фокусе. Мы должны или все делать правильно, или вообще этим не заниматься. А второй причиной было то, что лучше мы наши ресурсы будем вкладывать в то, чтобы наши услуги были по-настоящему хорошими, настолько хорошими, чтобы и состоятельным людям было удобно ими пользоваться. Зачем менять структуру, если гораздо лучше инвестировать все в основной бизнес, сделать так, чтобы всем было хорошо.

– Сколько сейчас сотрудников в банке?

– Около 30 000. Когда я пришел, было 18 000. В кризис мы уменьшили штат до 12 000. Сейчас уже 30 000. Бизнес стал сам по себе гораздо сложнее, чем раньше. Количество людей удвоилось, а бизнес банка вырос в 4 раза. Это по активам, но активы не самый главный показатель. Гораздо важнее, сколько у банка продуктов, какие каналы дистрибуции, какие системы обслуживания, сложность всех процессов, количество офисов. На момент моего прихода у банка было около 100 офисов тяжелого формата, сегодня таких офисов более 900 и больше 5000 – остальных.

– Это точки продаж?

– Общее число точек продаж уже превышает 70 000. Точек продаж, где сидят наши сотрудники, – около 10 000. У нас более 900 офисов форматов «эконом» и «мини», около 1200 микроофисов, больше 4000 административных пунктов с расширенным функционалом. Мы активно развиваем дистанционные каналы продаж: телемаркетинг, онлайн-заявки, продажи через интернет-банк. Даже в точках продаж, когда я пришел работать в «Хоум кредит», у нас было всего два сегмента: мы работали с бытовой техникой и мобильной связью. Сейчас сегментов много: одежда, мебель, туризм, медицинские услуги, образование и др.

Раньше мы сильно зависели от партнеров. Сегодня мы уже рассчитываем больше на самих себя. Самый крупный канал продаж у нас – это «каменные точки». Это независимые партнеры, обычно это ИП, у которого один-два магазина. Получается диверсифицированная сеть продаж.

– Почему эти точки каменными называются?

– Это Stone shop на английском. Такие точки охватывают все сегменты: стройматериалы, мебель, двери, окна, шубы, стоматологию. Мы обсуждали и новые направления, такие как шины и диски, хотим финансировать строительство деревянных домов, кухни, разную технику, софт. Практически все, что стоит больше 10 000 руб., мы финансируем. Конечно, гораздо проще подписать договор с федеральными сетями, сесть и работать. С «каменными точками» сложнее: надо выбрать каждую точку, подключить, обучить персонал, подписать договоры, проверить. Но это более устойчивый бизнес, чем с большими сетями.

– Такие сети менее лояльны к банкам?

– Да, с сетями вы можете договориться, а на следующий день они выберут другой банк, захотят бОльшую комиссию, а вы уже договор заключили.

– Кстати, такие большие сети – какую долю вашего портфеля они обеспечивают?

– Все меньшую и меньшую. Сегодня в банковской отрасли сети все еще очень крупный сегмент. Они дают чуть менее половины портфеля, но их доля быстро снижается. Поэтому приоритетнее стали «каменные точки».

– Кто ваши основные конкуренты сейчас?

– Появились новые конкуренты. Это наши госбанки: ВТБ и Сбербанк. BNP Paribas тоже достаточно агрессивный, активный очень банк. Их СП со Сбербанком в «полном разгаре» работает. Они и ВТБ очень активные, амбициозные, агрессивные. Есть такое выражение, что конкурентов не надо бояться, их нужно уважать, у них надо учиться.

– Мне кажется, им тоже есть чему у вас поучиться.

– Конечно, есть. Но я очень не люблю, когда мы начинаем себя бить в грудь и говорить, какие мы молодцы. Всегда есть заслуга, всегда есть чуть-чуть удачи в успехе и всегда есть риск, что все быстро закончится. Поэтому скромность – это важное качество. Скромность – хорошее качество для любого человека, но особенно для банкира.

– А Альфа-банк как вам сейчас?

– Очень технологичный банк, активный. «Русский стандарт» – очень сильный игрок.

– «Русский стандарт» ведь в кризис многое упустил – у них были проблемы с фондированием?

– Нет. Это банк, который всегда очень быстро умнеет. Они накопили большой опыт, и, когда надо сфокусироваться на чем-то важном, они могут это быстро сделать. Я их уважаю.

– А такие игроки, как «Связной», интересны вам?

– У них огромная дистрибуция, по сути, они тоже создали бизнес с нуля, очень быстро. Можно назвать и «Восточный экспресс банк», который тоже построил сеть с нуля, «ОТП банк». Они сильнее всего в POS-кредитовании, на втором месте после нас. Конечно же, есть и новые игроки, как «Тинькофф кредитные системы».

– Они как раз монолайнер – примерно такой же, каким был «Хоум кредит», с акцентом на кредитные карты.

– Ну я думаю, это тоже вопрос времени. Он всегда позиционирует себя как технологичный банк, интернет-банк, но я уверен, что рано или поздно ТКС-банк тоже пойдет более универсальным путем. Для банка, который начал развиваться в 2006 г., у него отличные результаты: $122 млн чистой прибыли в 2012 г. Причем с нуля, без истории, без базы. Я несколько дней назад на встрече перечислял всех наших конкурентов: это и платежные системы, и терминальщики, и мобильные операторы.

– Помню, вы удивились несколько лет назад, насколько популярны в России платежные терминалы. Мол, как люди могут доверять свои деньги какому-то железному ящику?

– Да, меня это до сих пор очень удивляет. Но система Qiwi сейчас уже пошла дальше, они развивают свою сеть во многих странах Южной Америки, в частности в Бразилии, а также в Индии, Америке. Эта модель слишком интересная для потребителя, поэтому они и развиваются во всем мире. Терминальщики – это конкурент. Почтовый банк – это конкурент, РЖД, «Ростелеком» – тоже конкуренты. Даже пивовар сделал свой собственный банк! (Улыбается.) Хочу отметить, что многие банкиры уступают более агрессивным конкурентам. Если посмотреть, кто был лидером в банковской рознице 5–7 лет назад и кто первый сегодня, станет понятно, что все изменилось. И изменилось как раз за счет новых игроков, более агрессивных. Причем это часто не банковские игроки.

– Вы упомянули почтовый банк, и я до сих пор не понимаю, почему почту нельзя так же реформировать, как и Сбербанк. Почта – устаревшая организация, ей нужен свой Герман Греф. Когда я бываю за границей, почти всегда захожу на почту и вижу, что там быстро и удобно можно оформить кредит, получить пенсию, отправить посылку и т. д. Частично я могу получить эти услуги и на российской почте, но это медленно и неудобно. Почему нельзя это сделать в России?

– Не забывайте, что классические услуги почты с развитием интернета умирают и практически никому не нужны. Везде в мире почта теряет деньги. Она зарабатывает на финансовых услугах, кредитах, страховках и проч., она живет за счет этого. Но в Европе была существенная модернизация почты – не только ремонт зданий, но и апгрейд технологий, логистики, IT. Это огромные инвестиции.

– Вы представляете, что можно сделать хорошую и современную почту в России?

– Это сложно из-за российских реалий. Почта в России выполняет социальную роль связи с внешним миром. В стране много населенных пунктов, где есть только почта, нет банков, нет ничего, даже магазинов вокруг. Гигантская сеть, проблемы с транспортом и дорогами, отношение людей к почте – все это сильно усложняет модернизацию.

– Центробанк обеспокоен тем, какой рискованный бизнес ведут банки, которые занимаются потребительским кредитованием. Вы с коллегами обратили внимание регулятора на слишком жесткие ограничения, которые ЦБ пытается ввести в отношении таких банков. Слышит ли вас Центробанк? Принимает ли во внимание ваши доводы и те объяснения, которые вы им даете?

– Отношение объема кредитов физлицам к ВВП сегодня в России на уровне 12,4%. Сама по себе цифра очень разумная, поэтому никто не может сказать, что есть проблема. Но есть другой очень важный показатель, который как раз все и объясняет – это отношение долговой нагрузки к доходам населения. Он достиг самого высокого уровня в III квартале 2008 г. (16,3%). В конце 2012 г. показатель составлял 19,8%. С одной стороны, никто не может сказать, что это уровень очень высокий, но с другой – не очень будет хорошо, если он вырастет еще больше. В прошлом году, например, кредитный портфель российских банков вырос на 40%. Это слишком бурный рост. Все, включая нас, хотят видеть в России стабильную банковскую систему.

– И все же как вы относитесь к политике ЦБ в отношении вас и конкурентов?

– Было бы гораздо лучше, если бы розничный кредитный портфель рос на 15% три-четыре года подряд. Поэтому я согласен с тем, что пытается делать ЦБ и какими инструментами. И хорошо, что Центробанк реагирует на это сейчас, а не через год-два, когда уже будет поздно. К тому же ЦБ дал время, чтобы все банки смогли подготовиться. Такой подход тоже очень правильный, поэтому никто не высказывает претензий. А если рынок будет расти слишком медленно, мне кажется, ЦБ поднимет вопрос о том, чтобы снижать ставки и коэффициент резервирования. Это возможно в будущем. Но на самом деле нужно быть достаточно прагматичным и просто пытаться найти ту самую золотую середину.

– В прошлом году банк показал рекордную прибыль – почти 20 млрд руб. заработал. В этом году будет больше?

– Ну конечно, будем стараться. Но все же нереально, чтобы прибыль всегда росла. Иногда можно даже анонсировать новые продукты для развития, но ненормально ожидать, что все пойдет вверх.

– С активами и капиталом у «Хоум кредита» все нормально?

– У нас – да. Мы поместили в свой капитал прибыль и бонды в прошлом году, поэтому у нас [достаточность капитала] больше 14%. Фондируемся за счет депозитов. У нас есть долларовые евробонды, есть рублевые облигации, есть секьюритизация. Мы пытаемся дифференцировать источники фондирования, не хотим зависеть от чего-то одного.

– В прошлом году вы говорили, что такого серьезного роста кредитного портфеля, как раньше (+40%), не будет. Какие ориентиры и прогнозы сейчас?

– Для меня самый важный месяц – декабрь, он был самым показательным для нашего бизнеса. Если в декабре 2011 г. рынок вырос на 4%, то в декабре 2012 г. – только на 2,3%. Если мы понаблюдаем за тенденциями с середины прошлого года, заметим замедление роста. Это тенденция текущего года.

– И как в таких условиях развивать банковский бизнес? Если население понимает, что ему достаточно кредитов, оно их не берет. У банков деньги есть, с фондированием больших проблем нет, но деньги надо куда-то размещать. Какой выход?

– Я ожидаю, что рост [банковского кредитования] будет максимум 20–25%, может, даже меньше. Это все равно для России очень хороший рост. И я не могу согласиться, что у банков слишком много ликвидности. Если она есть, банкам просто придется понижать ставки по депозитам, потом по кредитам. Это рыночные механизмы, которые и регулируют спрос и предложение на рынке.

– Как вы и ваши коллеги-банкиры отреагировали на приход в ЦБ Эльвиры Набиуллиной?

– Могу сказать, что все банкиры довольны. Потому что она известный экономист, известный человек на рынке, профессионал, прагматичный человек, она разбирается в цифрах, хороший менеджер. Поэтому мне кажется, что все банкиры видят в ней очень достойную замену – и у них хорошие ожидания относительно совместной работы.

– То, что она оставит советником Игнатьева, как вы считаете, это хорошо?

– Это хорошо. Это значит, что есть преемственность.

– Что думаете вообще о мегарегуляторе? Что для банкиров изменится с появлением новой конструкции надзора?

– Конечно, есть страны, где есть мегарегулятор, и я, как международный менеджер, всегда смотрю, как это работает в других странах. Плюсы в том, что один регулятор способен охватить всю сферу, с его помощью видно картину в целом. Все становится гораздо проще. Минус же в том, что теряется тот самый фокус. Создание мегарегулятора может спровоцировать потерю фокуса. Это похоже на реорганизацию: иногда она положительная, иногда – нет. Но банкиры тем не менее ожидают, что регулирование улучшится. И хорошо, что этим занимается ЦБ, это профессиональная организация с большим опытом и авторитетом в мире, не только в России.

– Если сравнивать ваш опыт работы на других рынках и в России: каков уровень регулирования и банковского надзора нашего ЦБ в сравнении с другими странами?

– Россия – третья страна, где мою кандидатуру согласовывал Центробанк: чешский ЦБ, бразильский ЦБ, российский ЦБ. Сейчас мы купили «Хоум кредит Казахстан», так что согласовывал и казахстанский ЦБ. Их же интересует, кто покупает банк, насколько ты можешь руководить бизнесом. И у меня только положительные отзывы после встреч с руководителями ЦБ.

– До сих пор не решено, увеличивать или нет отчисления в фонд страхования вкладов. Что думаете об этом?

– Я задавал вопрос своим людям: как выглядит структура депозитов в нашем банке? Средняя сумма депозита – 10 000 руб., самая маленькая – от 1000 руб. Если люди обращают внимание в нашем банке на страховую сумму, то это должно выглядеть так (рисует график): объем вкладов суммой до размера страховки растет, потом снижается. Даже есть такой психологический тест страховой суммы, когда люди больше кладут на депозит, если страховая сумма высокая. И меня удивило, что, несмотря на важность страхования, люди не обращают на это внимания. Даже если у них есть сумма побольше [страховой суммы в 700 000 руб.], они доверяют банку настолько, что они кладут больше. Они не разделяют. У других банков может быть по-другому, я говорю о нас.

– То есть вы считаете, что отчисления не нужно увеличивать?

– Я думаю, нужно, и я считаю это положительным шагом. Чем больше будет доверие, тем меньше будут [клиенты] беспокоиться о своих депозитах.

– Безотзывные депозиты, которые до сих пор, кстати, не введены, не подрывают доверие к банкам?

– Наоборот. Сейчас у вкладчиков нет выбора. Может, человек сам будет решать, какой депозит выбирать. Например, по одному у него одна ставка, и она ниже, а вот по безотзывному – выше. И поэтому там нет функции возврата денег по требованию. Я думаю, это повысит устойчивость банковской системы. Банк может на эти деньги рассчитывать.

– Вы продолжаете заходить в офисы банка как «тайный покупатель»?

– Я бы очень хотел, но сейчас это делать все труднее и труднее, в том числе из-за моего роста (смеется). Недалеко от моего дома три офиса банка, но я не хожу туда. Иногда просто наблюдаю, есть там очередь или нет.

– Очередь – это же хорошо.

– И да и нет. Если много людей, нехорошо (улыбается).

– Иржи Шмейц больше не акционер PPF и сейчас основной куратор группы «Хоум кредит». Что-то в ваших отношениях изменилось?

– Ничего. Вообще ничего. Когда я пришел, он меня принимал на работу, потом он был очень активным акционером. Сейчас он приобретает 13,37%-ную долю в группе «Хоум кредит» и является ее генеральным директором.

– За годы работы и жизни в России русскую душу уже поняли?

– Я иногда думаю, что да. Хотя на прошлой неделе понял, что нет (смеется).

– То есть какие-то вещи еще способны вас удивить?

– Да. Мы были в Южной Африке недавно и оказались в зоне, где есть малярия. Я предложил своим спутникам сделать прививки, купить таблетки. И меня удивила реакция: мол, зачем – как будет, так будет. А таблетки – они печени вредят. Я потом начал думать: может быть, я паникер? Ну вот такой у меня активный прагматичный подход. И таких примеров, кстати, очень много.

– Тоже была поездка частная?

– Рабочая.

– В Южной Африке хотите бизнес открывать?

– Конечно. Слонов финансировать. Мне в России очень комфортно.

– Комфортнее, чем в Бразилии? Понятно, что это разные страны, но тем не менее.

– Это вообще разные страны. Их нельзя сравнивать. Я уже как-то чуть-чуть привык к России. Россия, и Москва особенно, тоже за эти пять лет сильно изменилась, в хорошую сторону, как мне кажется. Я вижу изменения. Я вижу, как меняется управление банками, как сами банки меняются, качество, технологии и проч.

– Снова вы о конкуренции. А вот у вас все сотрудники думают о завтрашнем дне? Заставляете их думать о будущем?

– Я всегда говорю о будущем. Это тоже такой мой активный подход.

– Вы же банкир все-таки. Это же консервативная профессия, много рисков, большой банк, много сотрудников.

– Это почти уже стиль жизни. Жизнь банкира – это лайфстайл. Я говорю о своих потенциальных конкурентах, о мировом кризисе, о том, что требования или регулирование меняются. И чем я старше, тем я вижу больше потенциальных угроз.

– На сколько лет рассчитан ваш контракт?

– Мне продлили еще на три года. Это уже семь лет получается [буду возглавлять «Хоум кредит»].

– Вы где-то так долго работали?

– Нет. Самый долгий срок был в Бразилии – пять с половиной лет. Еще год – и рекорд побью (улыбается). Я, когда был моложе, думал, что два года на одном месте – это кошмар. А сейчас бью все рекорды.