Частичная победа

Нынешняя конкурсная программа – вероятно, из-за того, что конкурс «Перспективы» упразднили, – была лучше обычной. Да, не случилось никаких открытий вроде «Дзифта» пятилетней давности или недавнего «Шапито-шоу», но показали не так уж много фильмов, за которые было стыдно прямо в момент просмотра. Потом, в последний день фестиваля, стыд нагнал: мы попытались представить себе, что на победителя ММКФ набивается полный зал народу, как в Москве – на победителя Роттердама, экспериментальную драму «Жиротряс». Не получилось.

Конкурсный фильм Московского кинофестиваля способен собрать полный зал только в том случае, если этот фильм российский. Тогда вокруг него есть и ажиотаж, и резонанс, тогда конкурс приобретает смысл и перспективу – фильм потом выйдет в прокат, и хорошо, что на фестивале о нем поговорят и поспорят. А если наградят – и вовсе прекрасно. Но как объяснить уважаемым членам международного жюри, что на Московском международном кинофестивале имеет смысл награждать исключительно российское кино? Потому что любое другое здесь больше никто никогда не увидит, а к режиссерам, прижавшим к груди «Георгиев», не выстроится очередь из прокатчиков, продюсеров и отборщиков других фестивалей, как это бывает повсюду, кроме ММКФ. Жюри под руководством иранского классика Мохсена Махмальбафа честно выбрало фильмы по художественным достоинствам. Жюри не обязано думать о том, вспомнит ли московская публика победителей уже на следующий день и будет ли у этих фильмов хотя бы самый скромный прокат. Это мы знаем: не вспомнит; не будет, потому что не бывает практически никогда.

Что ж, помянем их хотя бы сейчас.

«Золотого Георгия» получил хороший фильм, крепкая социальная зарисовка «Частица» турецкого режиссера Эрдема Чепегеза. «Частица» – двоюродная сестра румынской новой волны, фильм, в котором героиня мечется в серых городских ландшафтах, и выжить важнее, чем жить. Героиня (Жале Арикан получила приз за эту роль) согласна на любую работу, чтобы прокормить мать и больную дочь. Но в сером Стамбуле все темно иль ничтожно, работы нет. День за днем героиня хаотически передвигается по городу, взаимодействуя с другими частицами.

Спецприз жюри достался японской «Долине прощаний» Тацуси Оомори, пожалуй, лучшему конкурсному фильму: он начинается как детектив, продолжается как драма, а потом забывает и о детективе, и о драме, полностью погружаясь в тоску о счастье. Сюжет кажется неправдоподобным (жертва насилия выходит замуж за насильника, чтобы отомстить ему и сделать его жизнь адом), но именно так и живет большинство людей. «Мы должны расстаться, потому что мы становимся слишком счастливыми», – говорит в финале героиня.

По какому принципу «Серебряный Георгий» за режиссуру дали корейцу Чон Енхену (фильм «Ливанские эмоции»), так же сложно понять, как и выяснить, почему эти эмоции ливанские. Чон Енхен свалил в одну кучу страдания осиротевшего парня (ему везде мерещится мама), страдания бывшей преступницы (она только что вышла из тюрьмы и уже попала в медвежий капкан в лесу) и разбавил все это идиотизмом городского сумасшедшего и зловещей харей мелкого садиста. К финалу режиссера так раздражают его герои, что он пытается от всех избавиться. Приз надо было давать за зимние пейзажи, а не за режиссуру.

Приз зрительских симпатий получил голландский гимн человечности – милейший «Маттерхорн» Дидерика Эббинге, тот самый фильм, где один мужик переодевается в женское платье, а другой мирится со своим сыном-геем. Приз симпатий К. С. Станиславского – премию «Верю!» – получила Ксения Раппопорт. Почему в этом году поверили ей, объяснить так же сложно, как и все остальные изгибы фестивальной логики.

Лучшим актером был назван Алексей Шевченков за роль Иуды в фильме Андрея Богатырева «Иуда». Эта экранизация повести Леонида Андреева напоминает о советских телепостановках, со всеми плюсами такого подхода к материалу, и сделана так, как будто Мэл Гибсон еще не родился.

Это единственный российский призер, два других отечественных фильма остались без наград, хотя «Роль» Константина Лопушанского была как раз такой картиной, на которую набился полный зал. Максим Суханов играет в ней актера-интеллигента качаловского типа. Он сбежал от революции в спокойную Финляндию, но вернулся в СССР, чтобы осуществить высшую актерскую миссию: сыграть как роль чужую жизнь. Когда-то на сибирской станции, выбирая, кого из «недобитых интеллигентов» пустить в расход, от него отшатнулся знаменитый красный командир, увидев в актере своего двойника. На той станции командир погиб, а актер выжил, чтобы спустя несколько лет приехать в командирской шинели в страшный зимний Петроград и принять чужую судьбу как свою, потому что «такой возможности позавидовал бы сам Евреинов!». Фильм снят на ч/б, с размытыми по краям кадрами, но кажется, что эта художественная маскировка нужна по большей части для того, чтобы скрыть небрежность деталей и плохую работу массовки. Портит впечатление и угрюмый трагизм, хотя сюжет хочется рассмотреть в ключе скорее трагикомическом – как историю о том, что бывает с большим мхатовским артистом, если он слишком близко к сердцу принимает идеи радикальных теоретиков слияния театра и жизни.

В общем, этот фестиваль забудется, как и все предыдущие. Не потому, что он плохой, а потому, что он не пытается кардинально измениться. На церемонии закрытия крашеный ведущий сучил ножками, Жерар Депардье представлять фильм «Распутин» не пришел, а счастливый Никита Михалков, как и каждый год, подсчитывал, на сколько картин, зрителей и залов нынешний фестиваль больше предыдущего. Вряд ли кто-нибудь найдет в себе силы сказать Михалкову-счетоводу, в чем разница между качеством и количеством. И вряд ли кто-нибудь найдет в себе силы сказать Михалкову – президенту ММКФ: «Мы должны расстаться, потому что вы становитесь слишком счастливым».