Под ковром: Дешево и консервативно

Российская власть по-прежнему стратегически ставит на «своих», т. е. на патерналистский электорат, но ограничена в средствах и потому стремится сблизиться с «простым народом» в морально-нравственной сфере/ М. Стулов/ Ведомости

Развитие России в последнее время характеризуется парадоксальным сочетанием преобладания консервативных процессов в общественно-политической сфере и одновременно ярко выраженным курсом на демонтаж патерналистских устоев социальной системы. Подобное сочетание является альтернативой курсу на комплексную модернизацию (предусматривающую либеральные экономические и политические реформы) и связано с набором вызовов, перед которыми оказалась российская власть.

Во-первых, Россия стареет, зависимость ее экономики от ТЭКа сохраняется, темпы роста ВВП затухают, и государству все сложнее нести бремя «советской» социальной сферы. Неудивительно, что государство стремится сократить свои обязательства – проводить популистскую социальную политику оно не в состоянии. В 2014 г. расходы федерального бюджета на здравоохранение предполагается уменьшить на 25%, на образование – на 16%. Формально, впрочем, расходы в этих сферах даже вырастут, так как часть обязательств передается на региональный уровень – однако следует принять во внимание, что бюджеты субъектов Федерации и без того трещат по швам.

Продолжается курс на сокращение количества высших учебных заведений путем их объединения. Реформа РАН также вписывается в этот контекст – вслед за установлением контроля над финансами и имуществом Академии государство намерено существенно сократить количество научных институтов, чему все последние годы противилось академическое руководство. Так, в январе нынешнего года стало известно, что по результатам мониторинга, проведенного РАН, неэффективным был признан только один институт, в котором работает восемь человек. Это особенно показательно на фоне огромного списка неэффективных вузов по версии Минобрнауки, часть которых к настоящему времени уже прекратила самостоятельное существование. Происходит – и также со своими громкими скандалами – объединение научных учреждений, находящихся в ведении Минкультуры.

Во-вторых, российская власть по-прежнему стратегически ставит на «своих», т. е. на традиционалистский патерналистский электорат. Действия навстречу «чужим» (модернистскому меньшинству) – т. е. элементы политической либерализации – воспринимаются как опасная слабость, аналог горбачевской политики и, следовательно, отвергаются. Не имея возможности пойти навстречу «своим» по вопросам социально-экономического характера, власть стремится сблизиться с «простым народом» в морально-нравственной сфере. Поэтому продолжается принятие законов в рамках консервативной волны, которая ввиду массированного характера действий в ее рамках и ужесточения курса все более становится реакционной. В рамках этой волны в последнее время приняты законы о защите чувств верующих и о запрете пропаганды сексуальных меньшинств среди несовершеннолетних (что ведет к фактическому запрету публичной активности этих меньшинств). Разработан законопроект об уголовном наказании за сравнение действий советских и немецких спецслужб во время Великой Отечественной войны – как реакция на слова Леонида Гозмана, заявившего о схожести СМЕРШа и СС.

Таким образом, власть продвигает выгодную ей повестку дня – политически удобную и не требующую затрат из бюджета – и одновременно сталкивает «своих» и «чужих». Площадкой для ее политических действий все больше становится Общероссийский народный фронт (ОНФ), получивший организационное оформление, – тогда как «Единая Россия» сохраняет свою роль электорального инструмента и парламентской «машины для голосования», но в случае падения популярности может быть заменена на ОНФ, позиционирующий себя как антибюрократическое движение.

В-третьих, политика «непатерналистского консерватизма» нуждается в консолидации элит. Но в реальности она проводится в условиях, когда внутри власти усиливается внутренняя конкуренция, что частично связано с противоречиями между президентскими и правительственными структурами. Но не только – так, реформа академии в ее первоначальном радикальном формате была связана с ущемлением интересов Михаила Ковальчука, который не только не смог провести своего кандидата на пост президента РАН, но и был смещен с занимаемой им уже полтора десятилетия должности директора Института кристаллографии. Равно как и история с несостоявшейся отставкой Владимира Якунина может быть связана с борьбой за контроль над реализацией одного из приоритетных для власти проектов – строительства высокоскоростной магистрали Москва – Казань, приуроченного к проведению чемпионата мира по футболу 2018 г.

Но главные внутриэлитные проблемы сейчас все же действительно сконцентрированы в отношениях между президентом и правительством. Кабинет министров должен проводить непопулярные реформы в социально-экономической сфере (в связи с этим, в частности, новым министром экономического развития назначен экономический либерал Алексей Улюкаев) и нести за них ответственность. Это ярко проявилось в истории с реформой РАН, в которой крайними оказались Дмитрий Медведев и Дмитрий Ливанов, а президент выступил в роли арбитра, которого благодарят за вмешательство руководители академии. Вынужденный уход из власти Владислава Суркова означает, что медведевская часть элиты является уязвимой – особенно по сравнению с силовыми группами истеблишмента.

Показательны резкие формулировки пресс-секретаря Следственного комитета Владимира Маркина в адрес Суркова, занимавшего в то время формально куда более высокое аппаратное положение. Это нарушение бюрократических правил означает признание неформального первенства силовиков как основной опоры власти, которые получают все более масштабные полномочия. Это особенно заметно на фоне роста недоверия власти к элите в целом, что привело к стремлению к их «национализации». Большинство элит занимало выжидательную позицию во время решения вопроса о том, кто будет президентом в 2012 г. – Путин или Медведев, и заранее готовилось к любому варианту. А в декабре 2011-го элиты оказались демобилизованы и не оказали сколько-нибудь эффективной поддержки власти в борьбе с оппозицией. Другое дело, что власть не готова к сценариям хунвейбинов или сталинских чисток, пусть и в смягченной форме, – скорее, перефразируя известную формулировку того же Сталина, можно сказать, что «других элит у нас нет». Поэтому речь может идти об усилении силового контроля над элитами с целью предотвращения их любых самостоятельных публичных политических действий (что, разумеется, не исключает – а даже подразумевает – подковерную внутриэлитную конкуренцию, время от времени выходящую на поверхность).

Кроме того, сохраняется и активность оппозиции, которая, хотя и пошла на спад по сравнению с пиком (конец 2011-го – начало 2012 г.), но сохраняется на уровне, существенно превышающем предыдущие периоды полной стабильности. Происходит все большее размежевание между властью и либеральной интеллигенцией, свидетельством чего стало «дело экспертов» и связанная с ним эмиграция Сергея Гуриева. Осторожные попытки политического действия умеренных либералов посредством использования ресурса партии «Гражданская платформа» Михаила Прохорова оказались под большим вопросом после ареста мэра Ярославля Евгения Урлашова, который являлся самым влиятельным прохоровским регионалом. Другим представителям местных элит послано сообщение: «Гражданская платформа» не должна быть реальным конкурентом власти даже в одном субъекте Федерации. Напрашивается аналогия со «Справедливой Россией» образца 2007 г., когда ее победа на региональных выборах в Ставропольском крае привела к фактическому разгрому ее организации в этом субъекте Федерации и вынужденной эмиграции мэра Ставрополя. Отличие лишь в том, что Урлашов арестован еще до выборов.

В этих условиях политический курс власти скорее всего будет ужесточаться с тем, чтобы сохранить безусловный контроль над социально-политическими процессами – как среди населения, так и в элитах, что особенно актуально в условиях замедления роста и неблагоприятной демографической ситуации. Однако этот контроль не решает другой проблемы – в рамках противоречивого «непатерналистского консерватизма» может возникнуть внутренний диссонанс между его элементами, чреватый кризисом системы, куда более сильным, чем события декабря 2011 г.