Гламур не стареет

На выставке, честно и без затей названной «Реклама и обложка американских журналов конца XIX – начала XX века из собраний ГМИИ им. А. С. Пушкина», представлены две сотни пожелтевших бумажных листов с самыми приятными для глаза рисунками.

Пояснительные тексты к выставке рассказывают, что перед нами образцы творчества «ведущих художников, работавших в американской иллюстрации» во второй половине позапрошлого – начале прошлого века. Но перечисленные имена – Эдвард Пенфилд, Джордж Планк, Пенрин Стэнлоуз и Хелен Драйден – ничего не говорят не изучавшим историю американского дизайна, а может быть, даже и изучавшим. Американский дизайн славен другими именами.

Талантливые и изобретательные – это видно по всем экспонатам – журнальные иллюстраторы за рамки профессии не выходили и в дальнейшем ничем не прославились. Тут не было своего Тулуз-Лотрека, знаменитого не только афишами.

Не слишком заметно в американской печатной продукции, в отличие от обложки и рекламы европейской, влияние больших художественных стилей – модерна или ар деко. Больше всего рекламные художники ориентировались на английскую художественную традицию, на прерафаэлитов. Некоторые листы Уильяма Генри Брэдли для журнала The Chap-Book явно вдохновлены выдающимися иллюстрациями Обри Бердслея к «Смерти Артура». Но никаких английских утонченностей и эротизма, никакого декаданса у американца и в помине нет.

Многотиражные семейные журналы, такие как Harper's или New Monthly Magazine, не могли демонстрировать ничего нравственно сомнительного. Как и тогдашние Vogue и Vanity Fair, они отвечали устоявшимся вкусам читателей, хотя и предлагали ему модные новинки.

Выставка полна изящных изображений прекрасных дам в развевающихся нарядах, джентльменов в канотье и с сигарой, кошечек и породистых собак. Нормального буржуазного рая, по сути, не отличающегося от сегодняшнего, предлагаемого современным глянцем.

Листы, представленные на выставке, собрал московский купец Федор Федоров. В 1934 г. он продал свою коллекцию Государственному музею нового современного искусства, оттуда она была передана Пушкинскому музею.

До 6 октября