Гражданское общество: Эра цинизма подходит к концу

Последнее слово подсудимого Петра Офицерова на процессе по делу «Кировлеса» длилось около двух минут, а в расшифрованном виде заняло не больше страницы печатного текста. Это был экспромт: его автор признавался, что заранее ничего не готовил, а говорил то, что было на душе, спустя два часа в поезде он не мог вспомнить дословно свое выступление. Но это были, пожалуй, самые яркие и важные слова, произнесенные за два с лишним месяца в Ленинском районном суде Кирова. Слова, претендующие на нравственный манифест нашего времени.

«Когда мне предлагали [дать показания на Навального], я отказался, потому что мы, мужчины, должны отвечать за свои поступки, причем мы за них отвечаем всю жизнь, – говорил мелкий предприниматель, примерный семьянин и отец пятерых детей, после того как услышал от прокуроров свой возможный будущий срок – 5 лет лишения свободы. – Оболгав кого-то, попадаешь в пожизненное заключение, а здесь по этой статье прокурор просил 5 лет. Сделки с совестью всегда неэквивалентны. Есть вещи, через которые нельзя переступать».

В своем выступлении на суде главный обвиняемый Алексей Навальный, прося у суда отпустить Офицерова, назвал его «случайным человеком». Он имел в виду – и в этом был совершенно прав, – что Офицеров оказался на скамье подсудимых не потому, что что-то совершил, и не потому, что система что-то против него лично имела, а просто потому, что имел несчастье оказаться вместе с раздражающим власти блогером в одном месте и в одно неудачное время. С этой точки зрения вместо него мог оказаться любой другой.

Но истории было угодно, чтобы на этом месте оказался именно Петр Офицеров – типичный представитель среднего класса, продукт путинской стабильности: молодой преуспевающий предприниматель, в свое время оставивший политику ради семьи и стабильного дохода.

«Пойми, у меня же дети. И у прокуроров дети», – говорит мне близкий к стороне обвинения человек, объясняя, почему многие из «системы» все понимают, но никогда ничего публично не скажут, а будут делать то, что велит начальство. «У меня же дети» – как правило, самый последний, важный и фактически неоспоримый аргумент у тех, кто пытался объяснить свой вынужденный неблаговидный поступок, уступку давлению сверху, свою трусость или безразличие, свое молчание в принципиальной ситуации. Аргумент, на который до последнего времени было сложно и особо не принято возражать. Конечно, дети – это святое, кто ж пожертвует интересами собственных детей? Но после выступления в суде многодетного отца Офицерова этот аргумент как будто потерял свою неоспоримость.

Серьезные изменения в общественном сознании никогда не происходят за один день. Но бывают дни, когда эти происходящие изменения становятся особенно заметны. День, когда в Ленинском суде Кирова случайный человек отказался быть предателем, – возможно, один из таких дней. Эра цинизма подходит к концу. Порядочность больше не удел героев и сумасшедших, а естественная потребность человека. И наличие детей больше не индульгенция от подлости и равнодушия.