Билла не убить

На фестивале Foreign Affairs в Берлине показали четыре проекта Уильяма Форсайта. Впечатление от них – как от лучших фильмов Тарантино
В Sider танцовщики сражаются с картоном./ Dominik Mentzos/ Foreign Affairs

Первый фестиваль перформанса, танца и театра Foreign Affairs принципиально обошелся без громких имен. Представление о том, что современное искусство может творить каждый, куратор второго фестиваля, Маттиас фон Хартц, поставивший в центр программы мировую знаменитость – хореографа Уильяма Форсайта, – подкорректировал, показав, что не всяким большим художником надо жертвовать. Особенно, если он, как Уильям Форсайт, сам способен стать «каждым».

Выдающийся реформатор во всех проектах, как простой смертный, трудится ровно над этой составляющей. В White Bouncy Castle, большом надувном белом замке, где прыгающий зритель сам себе артист, развивает в продолжение своих интерактивных проектов идею «общедоступной хореографии». В фильме Suspense укрощает тело – обматывает себя веревкой, связывает, подвешивает и вопит так, что слышно во дворе Института современного искусства, на самый чердак которого видео беспафосно запрятано. Довершает работу по разрушению сакрального тела художника в проекте 2008 г. I don't Believe in Outer Space, где вся его уникальная труппа универсалов и интеллектуалов – поют, пишут тексты, импровизируют, жонглируют – трудится, демонтируя иллюзию, которую сама же создает. Человек-мумия – ученый в бинтах, женщина-краб, конечности которой гнутся в любые стороны, виртуоз игры в пинг-понг, вокалист, убивающий силой голоса, – Форсайт, иронизируя на тему профессиональных мутаций, как будто передает привет знаменитому фильму Freaks – «Уродцы».

Но лучший портрет позднего Форсайта – перформанс 2011 г. Sider, где 18 танцовщиков крепко держатся за картонные пластины-страницы выше их роста, как в фильмах Тарантино парни держатся за пистолет. И как те, если уж нажмут «чисто случайно» на курок, остановиться не могут, так и эти, начав шевелиться, просто так со сцены не сойдут. Телу у Форсайта, чтобы двигаться, нужен не сюжет, а пинок. Или столкновение с другим телом. Или внезапный импульс в мизинце, с которого движение вдруг начинается заново, когда уже и слов-то нет. Проблема слов, речи – ключевая. Деструктивный дар не оставил Форсайта после того, как он покинул Франкфуртский балет – главный объект его реформаций. В «Страницах» он обрушивает его на английский театр елизаветинских времен, ритм, патетика и риторика которого его завораживают, но не настолько, чтобы тот канон актерского существования – без режиссера – не деформировать какими-нибудь прозаизмами. Вроде уморительных телесных гримас трех парней, воображающих себя ниндзя в патетичных гамлетовских соло. Или внезапных затемнений, создающих, как и звуковые атаки Тома Виллемса, тревожную атмосферу военных действий. Это смешно, это грустно. Форсайт препарирует театр как абсурдную попытку организации хаоса. С замотанными головами, в камуфляжных костюмчиках, позволяющих слиться с обоями, – цветочки, кружавчики, иногда «исторические» – они ловко орудуют картонными страницами, на одной из которых написано «Беспорядок». Шумно пиная ногами, они проталкивают их вперед, как тяжелые юбки или щиты. Прячутся за ними, фехтуют, дерутся, строят лабиринты и домики, расчищают территорию, захватывают, выдавливают с нее. Их сметает со сцены не конец истории, а случайность вроде исчерпавшегося запаса жизней – или слов. Страницы еще стоят вертикально пару секунд, а люди, их крепко державшие, уже испарились. Game over. Через пару секунд, правда, из затемнения снова появляется, слегка измененная, первая сцена. Похоже, пока у самого Форсайта есть эта способность к перезагрузке, никому не исключить его из списка актуальных художников.