Стратегия развития: Жить за счет ресурсов

Разработка стратегии развития, учитывающей сохранение нашей страной сырьевой специализации, могла бы стать сегодня важнейшей задачей. Ведь становится все понятнее, что преодолеть сырьевую зависимость мы пока не можем. Не претендуя на исчерпывающее решение, я хотел бы отметить некоторые возможные элементы такой стратегии и продемонстрировать их привлекательность.

С покупкой «Роснефтью» ТНК-ВР в России практически устранена внешняя конкуренция на энергетическом рынке, среди отечественных компаний доминируют государственные гиганты. Это приводит к стагнации производства (тот же «Газпром» снизил добычу за 2002-2012 гг. на 7,3%) и резкому повышению издержек. России нужно вернуть и внешнюю, и внутреннюю конкуренцию, так как удержание издержек под контролем и их снижение - единственный метод сохранения присутствия страны на мировом газовом, а потом и нефтяном рынке. Важнейшая цель реальной конкуренции состоит в прекращении, с одной стороны, роста издержек, а с другой - падения доли России в добыче нефти и газа (которая сократилась за 1989-2012 гг. соответственно с 17,7 до 12,8% и с 29 до 17,6%; доли России в добыче нефти и газа - по BP Statistical Review of World Energy 2013). Без преодоления этих тенденций об «энергетической сверхдержавности» речи не идет.

Начнем с тех моментов, которые отчасти смыкаются с геополитикой.

Во-первых, Россия могла бы позиционироваться в отношении своих западных партнеров как страна, обеспечивающая наилучшие цены для промышленных потребителей энергоресурсов. Сегодня нефтяники получают в свое распоряжение лишь малую часть от мировой цены добываемой ими нефти, и, если бы государство санкционировало продажу нефти и газа на внутреннем рынке для промышленных предприятий по цене, значительно ниже мировой (и немного разобралось бы с проблемами «подсоединения к сетям»), это стало бы невиданным стимулом для переноса из ЕС в Россию массы энергоемких производств. Налоги с них компенсировали бы неполученные экспортные пошлины - и даже если не в полном объеме, то страна получала бы несомненные выгоды от промышленного развития. Результатом такой стратегии на западном направлении стала бы реальная экономическая интеграция России и Европы - причем на гораздо более равноправных началах, чем это можно предположить в условиях, когда Россия остается экспортером по большей части лишь необработанного сырья.

Во-вторых, Россия могла бы позиционироваться в отношении своих восточных партнеров как страна, обеспечивающая наилучшие условия для инвестиций в разведку и разработку новых месторождений. Вместо того чтобы бесплатно раздавать лицензии «Газпрому» и «Роснефти», необходимо привлечь к освоению сибирских, арктических и шельфовых месторождений японские, американские, канадские, австралийские компании. Приход крупных инвесторов оживил бы экономику Сибири и Дальнего Востока, на рыночных условиях интегрировал бы ее в хозяйственный комплекс Тихоокеанского региона, создал бы хорошие условия для экономического и политического торга с Китаем. Результатом этой стратегии на восточном направлении стало бы существенное наращивание объемов добычи энергоресурсов и приход в отрасль новых передовых технологий и практик.

Кроме этого необходимо кардинальное изменение сложившихся методов конкуренции на внутреннем рынке и методов сбыта - на мировом.

Во внешней стратегии курс также должен быть изменен. Сейчас Россия экспортирует значительную часть нефти и газа по трубопроводной системе, что жестко привязывает ее к рынкам сбыта - причем курс властей направлен на то, чтобы строить все больше труб. Между тем России в условиях роста глобальных политических рисков следует делать ставку на то, что она представляет собой единственную европейскую страну, выступающую одним из крупнейших экспортеров энергоресурсов. В рамках такого подхода Россия могла бы позиционироваться как supplier of last resort - как поставщик, готовый отгрузить товар в любую точку мира при любом колебании конъюнктуры. Поэтому акцент должен быть сделан на развитии нефтеналивных терминалов и собственного танкерного флота, на строительстве заводов по сжижению газа на Балтийском, Черном и Северном морях, на приспособлении сырьевой отрасли к работе в условиях колеблющихся, а не стабильных цен. России нельзя проигрывать европейский рынок Катару и США - потому что это в большей мере вопрос национальной безопасности, чем строительство новых боевых кораблей или перевооружение армии, с которой в мире ни сейчас, ни в будущем никто не собирается воевать.

Абстрактная идея перехода от сырьевой экономики к инновационной соответствует логике современного экономического прогресса. Но она имеет как минимум три изъяна. Во-первых, во всех крупных странах такой переход предполагал «промежуточное звено»: развитую промышленность, ориентированную на конечный спрос и конкурентоспособную в мире. У нас ее сегодня нет. Для ее создания нужны 20-25 лет, мощная финансовая подпитка из внутренних источников, умелое встраивание в международное разделение труда и приход значимых иностранных инвесторов. Во-вторых, чтобы инновации обогащали Россию, а не ее «партнеров», сама отечественная экономика должна предъявлять на них спрос - а сегодня можно говорить о любых предпосылках инновационного роста, но только не об этой. Наконец, в-третьих, смены технологических укладов всегда чреваты серьезными кризисами: структурная перестройка в условиях быстрого экономического роста - это нонсенс. Между тем России сегодня необходимы еще как минимум 10-15 лет роста, чтобы в стране сформировался нормальный политический процесс, а уровень потребления достиг тех значений, на которых обычно и происходит приход новой технологической волны.

Поэтому я призываю задуматься о снятии лозунга инновационного прорыва с повестки дня и о максимально полном и эффективном использовании сырьевого потенциала российской экономики. Здесь существует сегодня масса задач и возможна масса серьезных прорывов.

Мы постоянно говорим о низкой производительности в российской экономике. Но не надо рассуждать абстрактно. Выручка на одного работника компании МТС с ее 22 000 занятых по итогам 2012 г. превышает аналогичный показатель в Deutsche Telekom. Зато в том же «Газпроме» с выручкой за 2012 г. в $156 млрд занято 417 000 человек - на 10% больше, чем в ExxonMobil, Chevron, Shell, BP, Repsol и ConocoPhillips, вместе взятых, их суммарные продажи составили в прошлом году $1,76 трлн (по данным FT Global 500 за 2013 г.). Неужели мы должны зацикливаться на интернет-технологиях, когда производительность в базовых отраслях столь низка? Разве не здесь можно достичь самого впечатляющего рывка при относительно предсказуемых затратах? А если в отрасль придут новые технологии, может быть, и те невиданные издержки, которые сейчас препятствуют введению в эксплуатацию новых месторождений, смогут быть снижены?

Мы постоянно говорим о развитии Сибири и Дальнего Востока - но сами природные условия и населенность этих территорий не позволяют создать там мощный индустриальный кластер. Зато продуманная и основанная на международной кооперации стратегия ресурсного развития могла бы изменить очень многое. И не надо повторять сказки о том, что эта часть страны мало заселена. Если бы плотность населения на Аляске была такой же, как в среднем по Восточной Сибири и Дальнему Востоку, она имела бы 13 млн жителей и стала бы в таком случае пятым по численности граждан штатом США, будучи сегодня 47-м. Но малая заселенность Аляски не мешает ей иметь ВРП в $69 000 на человека в год, тогда как в Сибири этот показатель не превышает $9000-10 000. Если мы хотим развивать восточные территории, то это можно сделать лишь через эффективное освоение их богатств, а не через мечты о транзитных путях или инновационных кластерах.

Мы постоянно говорим о повышении роли России на мировой арене - и в этом аспекте технологическая революция сегодня нам не поможет: какие бы инновации мы ни предложили рынкам, они будут коммерциализированы не у нас. Вкладываться сейчас в технологический рывок - значит перераспределять полученные от сырьевых доходов деньги в скрытые дотации развитому миру. Насколько это выгоднее, чем консолидировать позиции крупнейшего игрока на сырьевых рынках Евразии, я предложил бы хотя бы задуматься. Список подобного рода дилемм можно продолжать долго.

В данной статье я не пытаюсь утверждать, что России не нужно развиваться; я призываю лишь прямо поставить вопрос о том, что является нашим главным конкурентным преимуществом. Это, увы, не научные кадры, которые по большей части уехали из страны и которые не родятся здесь ни завтра, ни в будущем при нашей системе образования. Это не территория, значительная часть которой не может продуктивно использоваться. Это ресурсы, малая толика которых освоена, но о большей части которых мы можем только догадываться. Именно они должны стать основой новой стратегии российского прорыва. Нам не нужно резервировать их на будущее, когда в мире их станет больше или потребность в них упадет, - их нужно добывать сейчас и строить на этом международное сотрудничество. Нам не нужно доводить цены на них на внутреннем рынке до мировых, ублажая монополистов и отпугивая промышленников. Нам нужно строить на основе их использования новую региональную и федеративную структуру страны, порождая конкуренцию между ее частями за инвестиции, кадры и технологии. Я думаю так потому, что подобная стратегия может быть прописана конкретно и зримо, и потому, что существующие тренды указывают на то, что Россия не может переломить сложившихся тенденций. И поэтому, быть может, их не стоит ломать. Потому что ломать мы умеем. Но не строить.

Первая часть статьи вышла вчера, в номере от 6.08.2013.