Когда в Локарно наступает Бухарест

Кинофестиваль в Локарно начался с признания сэра Кристофера Ли, получавшего почетную награду: «Что касается той драки с Йодой... Я дрался сам. Никаких дублеров»
Герои фильма «Когда в Бухаресте наступает вечер, или Метаболизм» проводят время за едой и разговорами/ pardolive. ch

Во время ночных сеансов на Пьяцца Гранде вся площадь становится экраном: на фасады домов, окруживших площадь, проецируются кадры из фильмов. На открытии фестиваля со всех фасадов смотрел сэр Кристофер Ли, искаженный окнами и балконами. Получая награду, название которой можно перевести как «за безупречность» или «за мастерство», великий кинозлодей благодарил фестиваль по-итальянски. Его, конечно, встретили овациями. Но можно всю жизнь сниматься в кино, можно всем рассказывать, что сыграл лучшую роль в 1973 году в «Плетеном человеке», а публика начинает по-настоящему аплодировать лишь тогда, когда на экране появляются персонажи из «Властелина колец».

Надо сказать, появление Сарумана было весьма эффектным: как раз примерно в эти минуты над главной площадью Локарно засверкали молнии. Сначала казалось, что это просто фотовспышки или спецэффекты, но потом, когда сэр Кристофер Ли уже ушел со сцены, спецэффекты продолжились. Фильм открытия - боевик «Два ствола» Бальтазара Кормакура - проходил в экстремальных условиях, и чем чаще на экране стреляли, тем ярче сверкали молнии. Завсегдатаи Локарно надели желтые плащи, а неподготовленные зрители попрятались по барам. Самое красивое зрелище в Локарно - это белый ливень в сиянии проектора.

Конкурс начался с «Немого» перуанцев Даниэля и Диего Вега, абсурдной комедии о смерти чиновника. Смерти не физической, но фактической: честный судья Константино, который пытается не брать взяток, не «входить в положение», не выслушивать всяческие «вы должны меня понять», внезапно оказывается вне системы: его почему-то переводят на другую работу, куда-то в провинцию. К тому же в него стреляют, в результате чего он теряет дар речи. Буквально: повреждены связки. Дальше он медленно, немо пытается найти своего обидчика, пытается научиться чужой речи, научиться дышать кислотой. Фильм, как и дебют братьев, «Октябрь», очень тихий, снятый как будто с неохотой, через сопротивление материала - каким всегда была жизнь простого человека.

Трехчасовой документальный эксперимент «А что теперь? Напомни» Хоакима Пинто, звукорежиссера, работавшего с Раулем Руисом и Маноэлем де Оливейрой, иногда кажется слишком затянутым. Так боль кажется затянувшейся умирающему человеку. Это дневник одного года жизни Хоакима Пинто и его мужа Нуно. Хоаким борется с ВИЧ, отмечает совпадения, наполнившие его жизнь, повторяется, забывает слова, рассказывает, какие осложнения у тех или иных лекарств, переводя все свои ощущения в движущиеся картинки. Осознанно или нет, но он проводит параллель между ВИЧ и кинематографом, между вирусами и изображением на пленке. ВИЧ распространился, когда в Америке актера выбрали в президенты. Совпадение. Как только Пинто отвлекается от кинематографа и начинает показывать своего мужа в разных ситуациях, фильм пробуксовывает, хотя Нуно действительно очень красивый мужчина. Но самое грустное - что звукорежиссер Пинто использует Бетховена вместо носового платка, в моменты, которые он считает важными или трогательными.

Корнелиу Порумбойю с фильмом «Когда в Бухаресте наступает вечер, или Метаболизм» - явно один из фаворитов фестиваля. Еще по «12.08 к востоку от Бухареста» и «Полицейскому, прилагательному» было понятно, что Порумбойю гениально исследует зазор между реальностью и ее интерпретацией. В «Метаболизме», где, в сущности, почти ничего не происходит, герои существуют между тем, что должно быть сыграно (она - актриса, он - кинорежиссер), и тем, что написано в сценарии. Можно ли изменить сценарий? И надо ли снимать сцену с обнаженкой, если кажется, что влюблен в актрису? И нужно ли спать с актрисой, которая знает имена двух румынских режиссеров, но не знает, кто такой Антониони? И правда ли, что самое важное должно находиться в центре кадра? И хорошо ли весь день провести в разговорах и поглощении пищи? Порумбойю умудряется поместить в центр кадра самое важное: людские намерения и желания, надежду на то, что не случится, тоску о том, чего не будет.

Я сам буду драться с Йодой. Никаких дублеров.