Порука безмолвных

Премию за карьеру торжественно вручили Отару Иоселиани. На встрече со зрителями режиссер рассказал, почему ему кажется, что кино сегодня болеет и почти умирает.

Кинематограф, говорит Иоселиани, из звукового стал болтливым. Ведь когда-то немые фильмы были понятны любому человеку - сейчас же все требует перевода. Программа фестиваля немедленно вступила в спор с Иоселиани. Во внеконкурсном Strangers When We Meet Масахиро Кобаяси, 40-минутном фильме из цифрового проекта кинофестиваля в Чонджу, муж и жена не разговаривают друг с другом после семейной трагедии. Лишь ближе к финалу появятся первые робкие субтитры, но голосов мы так и не услышим. Кобаяси - один из сегодняшних тихих киногениев, но на этот раз он практически переснял свой фильм «Предчувствие любви», тоже построенный на молчаливом треугольнике «мужчина - женщина - еда». Кинофестиваль в Чонджу ежегодно заказывает цифровые фильмы трем режиссерам, две остальные картины проекта этого года - китайца Чжан Лю и индонезийца Эдвина - гораздо хуже.

В конкурсе «Режиссеры настоящего» показали сразу два фильма, в которых перевод не особо важен, и еще одну картину, где вообще нет слов.

«Манакамана» Стефани Спрей и Пачо Велеса - неигровое кино о кабине подъемника и ее непростой работе. Камера установлена в кабине, подъемник доставляет паломников к храму на горе, путешествие в одну сторону длится около девяти минут. Иногда в кабине оказываются туристы, иногда болтливые рок-музыканты, иногда вообще связка несчастных, растерянно мекающих коз. Смена пассажиров происходит в полной темноте. «Манакаману» сделала та же Гарвардская этнографическая лаборатория, которая в прошлом году представляла в Локарно киноаттракцион «Левиафан» - там дюжина камер наблюдала за буднями рыболовецкого траулера, ныряя в воду и закапываясь в кучу умирающей рыбы. Это социологическое исследование, а не кино, и, когда кабина, высадив своих первых пассажиров - дедушку с внуком, - появляется с женщиной в национальной одежде, половина зрителей смеются («нас обманули!»), встают и уходят.

В «Береге мертвых» Луиса Патиньо главный герой - пейзажи. Злое море, беспомощные деревья в тумане, упрямый лесной пожар. Остроумный прием отстранения: камера никогда не приближается к людям, оставляя их частью пейзажа, но звук пишется с микрофона, прицепленного к кому-то из персонажей. Звук субъективен, видеоряд - взгляд бога; о чем говорят эти люди, можно не слушать. Хотя истории забавные: во время войны тут затонул немецкий корабль с грузом сгущенки, местные жители решили, что это краска, и покрасили свои дома. Когда-то в древности считалось, что именно здесь, в Галиции, находится конец мира, - может быть, поэтому люди в «Береге мертвых» так далеко, не разглядеть.

В фильме «Вдалеке» Чженьфан Яня героев тоже не разглядеть. Это 13 эпизодов, снятых статичной камерой. Вот рабочий обедает, а за его спиной кто-то играет за забором в бадминтон, видно только, как воланчик летает туда-сюда. Вот кто-то на берегу озера разжигает костер, но человека в сумерках почти не видно, зато его отражение - четкая черная тень на фоне опрокинутого неба. Вот старик падает замертво на улице, и его никто не замечает.

Это истории о том, как что-то важное происходит за пределами кадра, за пределами понимания, не там, где ждешь. «Вдалеке» был бы лучшим фильмом конкурса «Режиссеры настоящего», если бы не было точно так же выстроенного «Млечного пути» Бенедека Флигауфа, победившего в том же самом конкурсе в Локарно лет семь назад.

А в лучшем пока что фильме основного конкурса - «Истории моей смерти» каталонца Альберта Серры - все начинается с болтовни и приходит к молчанию. Это иной вариант «Истории моей жизни» Джакомо Казановы. Пожилой либертин рассуждает о литературе, философии и женщинах, пожирает гранат, испражняется, исследует пространство под юбками девственниц - и смеется, смеется без остановки. Но в Карпатах около лагеря Казановы появляется седобородый граф Дракула. Эпоха болтунов Просвещения проходит, наступает вечная мистическая ночь.

Серра умеет работать с актерами и трупами животных так, что поди пойми, кто выглядит естественнее. Он умеет превращать испражнения в золото и останавливать время, цитировать и смеяться над цитатами. Наконец, он умеет так забалтывать зрителя, что пусть уже наконец кусает, а то нету больше сил. Кино тоже укушено какой-то тварью и почти умерло, но в темноте оно еще кажется живым.

Локарно