Тебя зовут Она

Двадцать первый кинофестиваль «Окно в Европу» по традиции завершился элегантной наградной церемонией в старинном замке и пышным фейерверком в свинцовом небе над ним. Жюри также повело себя предсказуемо: в том, что главный приз игрового конкурса достанется Ларисе Садиловой за драму «Она», сомнений не было. Простенькая история юной таджички, которая сдуру покинула родной дом и, не понимая ни слова по-русски, бросилась за поманившим ее олухом-соплеменником в омут чужой непонятной жизни, не поражает воображение какими-то небывалыми художественными достоинствами, но это достойное кино и, безусловно, лучшее из сделанного Садиловой за последние годы.

Перед показом автор сообщила залу, что ее фильм хоть и называется «Она», но на самом деле про нас, и ее слова оказались чистой правдой. Главная героиня здесь не объект наблюдения, а субъект зрения, и невнятица гастарбайтерской жизни в грязном палаточном городке с полуслучайными лицами и непроясненными связями здесь не следствие просчетов, а результат намерений: такой открывается эта унизительная жизнь диковатой черноглазой красотке, которой автор из чувства личной симпатии и веры в лучшее дарит в финале какую-никакую надежду на нечто большее, чем миска плова из общего котла залетных горемык - не искателей счастья, а беглецов от несчастья.

В общем, удачное сочетание художественной пристойности и социального небезразличия сразу же сделало фильм «Она» главным претендентом на Гран-при и одновременно пунктом возможного компромисса между членами жюри на тот случай, если различие в пристрастиях помешает им сговориться, а таковое различие, причем кардинальное, между актером Сергеем Шакуровым, критиком Львом Аннинским, продюсером Сабиной Еремеевой, актрисой Ксенией Кутеповой и режиссером Андреем Кавуном совершенно очевидно.

Точно так же сразу стало ясно, что фильм Сергея Тарамаева «Зимний путь» на главный приз может даже и не облизываться, и не только потому, что среди судейских обнаружились те, кто искренне посчитал его дурно сделанным. Я придерживаюсь противоположной точки зрения и все недостатки «Зимнего пути» готов квалифицировать как несовершенства очень серьезного и тонкого художественного высказывания, но только совсем уж благодушный мог надеяться на то, что у фестиваля хватит пороху короновать фильм, в котором помимо всего прочего главный герой - вокалист якшается с экзальтированными геями, сам недалеко от них ушел и не может совладать с набросившимся на него острым чувством к существу совсем из другого социального мира, но того же самого пола.

Из ближайших отечественных аналогий такого мужского сюжета притяжения-отталкивания первым делом вспоминается, конечно же, «Такси-блюз», но Павел Лунгин сводил шоферюгу с саксофонистом без каких-либо намеков сексуального толка (не запрещая желающим углядеть или домыслить все, что им угодно), а Тарамаев делает это в своем фильме без стеснения и оглядки на грозящую ему репутацию пропагандиста чуждых нашему народу веяний. Уже за одно это он заслуживает уважения, а фестиваль, в свою очередь, нимало не заслуживает упреков в том, что не солидаризовался с критиками, поддержавшими своим призом «Зимний путь», и откупился-де от сложного фильма актерской наградой Евгению Ткачуку - за работу действительно выдающуюся.

Скажем спасибо фестивалю уже за то, что он в этот раз реальным делом подтвердил свое право именоваться окном именно в Европу, а не на зады деревни Гадюкино, включив в программу несколько рискованных с точки зрения официальной пропаганды фильмов, в том числе «Зимний путь» и «Пельмени», пусть даже у режиссера Геннадия Островского не вполне получилось совладать с собственным отличным сценарием. Но не получилось это на территории искусства, а не ерунды, и задачи автор ставил перед собой серьезные и напряженно искал пути к их решению - все это в «Пельменях» есть, и этим они интересны. А вот другой дебют - «Метель» - решительно не интересен ничем, и если бы выборгский регламент предусматривал антиприз за самое никчемное кино, то у «Метели» сильных конкурентов в борьбе за него не было бы. Доподлинно неизвестно, почему производство этого маленького фильма затянулось на несколько лет и отчего сошел с дистанции Александр Гордон (в титрах значится режиссер Глеб Глебов). По одной из версий, Гордон так расстроился, получив на руки отснятый им материал, что просто не нашел в себе сил сесть за монтажный стол, и единственное, на что сил хватило, - это махнуть на «Метель» рукой. Откровенно говоря, я его понимаю, но псевдоним если и спасает, то очень условно и только от нападок окружающего мира - никак не от самого себя, и раздавать после случившегося приговоры другим авторам в программе «Закрытый показ» лично мне было бы тяжко.

Формально фильм Гордона родился из малоизвестного рассказа Льва Толстого, но оттолкнулся от него слишком сильно и отлетел на порядочное расстояние, сохранив связь с первоисточником только в имени главного героя, глянцевого фотографа Льва Николаевича, да в смутной схожести артиста Григория Добрыгина с зеркалом русской революции времен «Севастопольских рассказов», каким он запечатлен на знаменитом коллективном фото авторов «Современника». Все прочее - беспримесная и безнадежная пустота, особо оглушительная по соседству с другим литературным наследником в современных одеждах, а именно «Дубровским», показом которого фестиваль закрылся и который для многих стал главным событием нынешнего «Окна» - не только кинематографическим, но и социальным, закрепив за фестивалем неофициальный титул большого молодца и даже смельчака.

Идея переложить пушкинскую повесть о благородном мстителе на сегодняшние реалии принадлежит журналисту Константину Чернозатонскому, он же написал первый вариант сценария, который вызвал интерес у продюсера Евгения Гиндилиса, ухитрившегося подключить к производству - что выглядит почти что политическим оксюмороном - компанию НТВ. Начинал снимать это кино режиссер Кирилл Михановский, завершил Александр Вартанов, однако вынужденная замена, к счастью, не пошла фильму во вред. Он выйдет на экраны, довольно широкие, в ноябре и заслуживает серьезного интереса не только потому, что там в новом интересном актерском качестве предстал Данила Козловский, но и главным образом потому, что это первый случай, когда классический текст не перелицован по приколу, а использован как ключ к современной российской реальности, и этот ключ подошел к замку как родной.

Выборг