Частная собственность: Бегство от реальности

После первой Великой депрессии аргументы как оптимистов по поводу тенденции к опосредованию, так и пессимистов многократно совершенствовались. Нобелевскую премию по экономике в 1997 г. получили Фишер Блэк и Мирон Шоулз за работы по моделированию ценообраз/ Daniel Acker/ Bloomberg

В экономике на протяжении последнего столетия наблюдается увеличение числа и разнообразия производных инструментов (форвардные, фьючерсные контракты, опционы, свопы, контракты на разницу и т. д.). Они привязаны к реальным активам весьма опосредованным образом, что, по мнению ряда исследователей, снижает устойчивость экономической системы и повышает вероятность кризисов. С ростом популярности социальных сетей в интернете аналогичные тенденции можно заметить и в обществе. Социальные контакты становятся все более опосредованными. Приведет ли распространение «социальных деривативов» к последствиям, аналогичным финансовому кризису 2008 г.?

Вперед, к фьючерсу

Размышляя об эволюции институтов капитализма, экономист Джон Коммонс выделяет ключевой, по его мнению, фактор их все возрастающей сложности и гибкости. Этот фактор заключается в придании по мере развития права (Коммонс говорит прежде всего об общем праве) понятию собственности нового содержания. Вместо того чтобы регулировать отношения человека к вещам (земле, недвижимости, промышленному оборудованию), право собственности распространяется на возможные взаимодействия людей по поводу вещей. «Теперь важен не товар или вызываемые им ощущения (полезность), а отношения между двумя или более ориентированными на будущее людьми» (Commons, John. Legal Foundations of Capitalism).

Возьмем один из излюбленных примеров Коммонса, гудвил (goodwill). Одно дело - продать бизнес как совокупность активов, другое - получить от бывшего собственника обещание воздержаться от конкуренции на определенном рынке в будущем. Ведь бывшему собственнику ничто не мешает организовать новую фирму или использовать свой опыт в работе на конкурентов. В первом случае речь идет о передаче прав на вещи, во втором - прав на определенные действия. Сторона гудвил за вознаграждение решает ограничить свою свободу, воздерживаясь от некоторых действий. При этом степени свободы для второй стороны гудвил, наоборот, множатся.

Финансовые и правовые инструменты делают отношение между собственником и принадлежащей ему вещью опосредованным. Оно опосредовано возможными действиями и бездействием других лиц, определенными контрактом. Обещания поступить определенным образом продаются и покупаются на рынке наряду с «реальными» активами, а цены на обещания имеют собственную динамику. Примечательно, что сегодня в ходу деривативы 3-го и более высоких уровней (гудвил или классические финансовые инструменты можно рассматривать как дериватив 2-го уровня в отношении «реального» сектора, а контракты на разницу - как дериватив 3-го уровня).

Назад, к «реальному» сектору

Приобретение взаимодействиями опосредованного характера обусловливает чрезвычайную гибкость институтов капитализма и их способность поддержать все более сложные сделки. Купить и продать теперь можно не только вещь, но и определенные действия в ее отношении. Однако, когда связь с «реальными» активами становится все более опосредованной, она вполне может оборваться. Правовые и финансовые инструменты начинают существовать независимо от породившего их «реального» сектора.

Другой известный экономист Джон Мейнард Кейнс увидел в углубляющейся пропасти между реальным сектором и финансовыми деривативами главную причину Великой депрессии 30-х гг. прошлого века. Не вступая в прямую полемику с Коммонсом (который опубликовал свою ключевую работу «Правовые основания капитализма» десятилетием раньше «Общей теории занятости, процента и денег» Кейнса), он тем не менее подвергает критике всякий оптимизм по поводу перенесения внимания экономических субъектов, юристов и ученых-экономистов со сделок с реальными активами на предсказания возможных действий по их поводу. По мнению Кейнса, усилия по предсказанию возможных действий участников рынка всегда заканчиваются спекуляцией как игрой на ожиданиях: «Там, где нет рынка ценных бумаг, нет смысла переоценивать инвестиции, как мы это обычно делаем».

После первой Великой депрессии аргументы как оптимистов по поводу тенденции к опосредованию, так и пессимистов многократно совершенствовались. Например, Нобелевскую премию по экономике в 1997 г. получили Фишер Блэк и Мирон Шоулз за работы по моделированию ценообразования на финансовые деривативы. А кризис 2008 г., названный некоторыми второй Великой депрессией, укрепил позиции пессимистов-кейнсианцев, ведомых на этот раз Полом Кругманом (Krugman, Paul. The Return of Depression Economics and the Crisis of 2008).

Окончательная точка в споре оптимистов и пессимистов вряд ли будет поставлена в обозримом будущем. Здесь достаточно указать на следующее противоречие в развитии капитализма: тенденция к опосредованию экономических взаимодействий обеспечила институтам капитализма гибкий и эффективный характер. Однако при достижении определенного предела эта тенденция начинает угрожать стабильности институтов капитализма, ставя тем самым под угрозу само их существование.

Виртуализация общества

Аналогичные тенденции можно заметить и в эволюции социальных отношений. С развитием социальных сетей в интернете и других социальных деривативов повседневные контакты между людьми становятся все более опосредованными.

Достаточно сравнить передачу информации несколькими альтернативными способами: в ходе личной встречи, телефонным звонком, используя электронную почту или возможности социальных сетей. Легче всего передать информацию, отправив электронное сообщение или разместив соответствующий статус на своей странице в социальной сети. Однако при этом максимально ослабляется связь передаваемой информации с контекстом социального взаимодействия, откуда потребность в использовании различных эмотиконов (например, смайликов). Но и использование нескольких эмотиконов не гарантируют интерпретацию получателем сообщения именно так, как это задумал отправитель. Спекуляции относительно истинных намерений отправителя сообщения становятся неизбежными.

Подобно экономическим деривативам, социальные сети значительно расширяют наши возможности во взаимодействиях. Значимыми становятся контакты 2, 3 и даже 4-го уровней, т. е. знакомые знакомых. «Арабская весна» и многочисленные примеры массовой мобилизации с помощью Facebook и других социальных сетей подтверждают высокий потенциал социальных деривативов 3-го и более высоких уровней по расширению возможностей для совместных действий и их масштабов (см. статью Hofheinz, Albrecht. Nextopia? Beyond Revolution 2.0).

Как и в случае экономических деривативов, расширение гибкости и возможностей в социальных отношениях имеет свою обратную сторону, однако. Мобилизация облегчается и делается менее затратной, но она оказывается чрезвычайно неустойчива. Интернет-сообщества возникают мгновенно, но и распадаются тоже очень быстро. Виртуальные коммьюнити могут сегодня объединять десятки тысяч людей, но через некоторое время большинство из них прекращает активное участие в делах сообщества. Их участники постоянно «переоценивают» свою вовлеченность на основе спекуляций о вовлеченности других людей. Сегодняшняя мода на протест вполне может смениться завтрашней апатией, и наоборот.

Наконец, разоблачения Эдварда Сноудена высветили другую опасность, связанную с развитием социальных деривативов. Для контроля за непосредственным социальным общением требуется внедрение информаторов в конкретную социальную среду. Для контроля за виртуальными контактами достаточно разработать специальные программы для анализа контента интернет-трафика (такие, как PRISM). Иными словами, чем более опосредованы социальные отношения, тем легче их контролировать.

Учитывая опыт использования деривативов в экономике, можно задаться вопросом о существовании предела распространения деривативов в обществе, после достижения которого негативные эффекты от их использования начинают преобладать над позитивными. Достигнут ли такой предел в нынешней ситуации? Вопрос требует специальных исследований. Однако вывод о внутренне присущих деривативам противоречиях как ключевом факторе институциональной динамики представляется верным и при обсуждении социальных деривативов.