Хиппи вернулись

Билеты на два перформанса Стива Пакстона Bound (1982) в театре HAU 2 и добрых шесть представлений компании Триши Браун в Музее современного искусства с программными миниатюрами 70-х Early Works раскупили за два месяца. На Bound спрос был так велик, что даже пришлось показать его в третий раз - благо состоящую из одного экрана декорацию и нехитрый реквизит этого сольного проекта смонтировать нетрудно.

Важнейший в Германии фестиваль современного танца, празднующий в этом году 25-летие, пригласив нью-йоркских пионеров постмодерна, решил таким образом напомнить, с чего, точнее, с кого все начиналось. Не из немецких, как выясняется, традиций театра танца, не из европейских новаций 80-х вырос новый фестиваль, а вот ровно из десанта этих двоих, входивших в 60-е вместе с Лусиндой Чайльдс, Ивонн Райнер и другими новаторами в знаменитую группу Judson Church, влияние которой распространилось на весь мир. В том числе и на Берлин 1988-го, в год создания фестиваля проводившего конференцию по контактной импровизации, которую, собственно, Стив Пакстон и создал.

Ожидания от ошеломивших Европу 25 лет назад танцевальных «хиппи» (постмодернисты из Judson Church ввели в обиход не только танец - безыскусный, простой, опиравшийся на ежедневный движенческий лексикон обычных людей, - но и форму одежды - свободную, стиравшую разницу между людьми на сцене и в зале) были настолько велики, что рисковали не оправдаться. Семидесятичетырехлетний Пакстон, по-рабочему сидевший в зале, наблюдая, как справляется с его культовым перформансом танцовщик Юрий Коньяр (Jurij Konjar), вышел к зрителям буквально на пару секунд - мол, не я тут главный - и снова скрылся во тьме, согласно законам искусства, которое всеми исповедующими «контакт» проходит сегодня скорее по разряду «духовной и телесной практики», чем театрального шоу. Bound 1982-го транслировал ровно это «очистительное» пространство детей цветов, призывавших к миру без войн (маршируя перед экраном, юноша сливался с милитаристским узором цвета хаки), органике в жизни телесной и духовной. Представителям «биопоколения» наставления Пакстона тоже, похоже, нравились. Они глаз не отрывали от парня на сцене, который, пройдя через искушения пестрой жизни - мотался на войну, строил дом, вносил в него колыбель и кресло-качалку, - во второй части, облачившись в белые легкие одежды, освобождался от всего лишнего. Не только от собственности, но и от земного притяжения - кружил в беззаботном дивном танце и легко покидал этот мир, следуя за натянутой во тьме нитью. Некоторого разочарования - никто и никогда не сможет перемещаться так бесшумно, легко, словно паук в невидимой паутине, как это делал сам Стив Пакстон с его уникальной телесностью, - было, конечно, не избежать. Коньяр был хорош, казался прилежным, но все же учеником. Зрители, которым как будто чего-то в итоге не хватило, замерли на пару минут, а потом разразились почти отчаянными аплодисментами. Ощущение, что все в прошлом, иногда бывает таким сильным!

Впрочем, 74-летний гуру, которого подбила, встретив в Нью-Йорке, на эту авантюру новая кураторша фестиваля, сменившего в этом году и крышу, и команду, опытная Беттина Мазух, тоже не был уверен, что стоит входить в прежнюю воду. Другая легенда - существующая с 1970-го Trisha Brown Dance Company, - не столь привязанная к индивидуальности, как будто легче вписалась в сегодняшний день. Семидесятишестилетняя Браун приехать не смогла. Ее недавно возвращенные в репертуар миниатюры 70-х танцовщики показывали в одном из просторных залов Музея современного искусства. Где все было, как на заре самой демократичной из танцевальных культур: дневной свет через огромные окна бывшего вокзала, публика, которую восемь танцовщиков в белых полотняных штанишках и рубашечках тасовали и перемещали по залу: «а теперь окружите нас, а теперь вы налево, мы - направо» и т. д., и удивительные, абсолютно не утратившие формального очарования и поэтичности разминки. Упражнения на баланс вроде этюдов с палками. Танец, забавно начинающийся с движения большого пальца руки, подключающий последовательно локоть, шею, ногу, все тело, наконец. Хрестоматийные, танцующие в положении лежа «фигуры» и изумительный, до сих пор сводящий с ума своей простотой «Испанский танец» на Earlу Morning Rain Боба Дилана, возникающий, когда одна фигура толкает на ходу и как бы заражает движением вторую, третью, четвертую - как будто случайно, по инерции и без особо пафосных на то причин. Вот где все еще образцово-показательный урок 70-х!

Берлин