Цифра недели: 500 млрд руб.


В такую цифру оценил в разговоре с Bloomberg замминистра финансов Алексей Моисеев потери НПФ от двухлетней кампании по «большой чистке» рынка. В течение 2014-2015 гг. негосударственным фондам придется выдержать двойной экзамен - сначала на акционирование, а затем на финансовую устойчивость у мегарегулятора. Не сдавших его отчислят с рынка пенсионных накоплений. А на время сессии (до получения зачета) фондам придется передавать приходящие к ним накопления будущих пенсионеров в государственную управляющую компанию ВЭБа. По сути, туда, откуда их решили забрать подавшие голос молчуны.

Цифра в 0,5 трлн руб. - еще достаточно консервативная. Уже сейчас в годовом темпе фонды получают около 300 млрд руб., причем скорость этого потока растет. Но даже названная Моисеевым цифра - это больше половины от всех накоплений НПФ по состоянию на июль (900 млрд руб. от 20,3 млн граждан).

Ну да не в цифре дело, которая может быть чуть меньше или гораздо больше. Дело в истории, начавшейся с этого решения на 500 млрд, которое, как говорят, уже одобрил Владимир Путин. И, я уверен, она не даст нам соскучиться в ближайшие два с половиной года.

В этой истории, как в хорошем сценарии, трудно разделить персонажей на хороших и плохих. Вот Владимир Дмитриев, председатель ВЭБа, не сумев получить денег на докапитализацию банка из казны, выбил их фактически у НПФ, которые отнимали у него накопления молчунов. Вот руководители фондов, возмущающиеся этим решением и называющие его экспроприацией или национализацией (по большей части анонимно). Вот правительство, в лице вице-премьеров заявляющее о необходимости вычистить рынок от любителей пустить пенсионные деньги на свои проекты и защитить накопления граждан на случай «кризисных явлений». Вот эксперты, замечающие, что идея правильная, но зачистку следовало проводить, когда у НПФ было 200 млрд, а не 900 млрд руб. Вот влиятельные НПФ вроде «Газфонда» просят исключений для себя из общего правила и не хотят акционироваться. И наконец, вот сами проснувшиеся молчуны, которые не могут понять, что теперь делать: связываться ли с фондами, которых через два года может не стать?

Некоторые чиновники говорят, что в конце истории вместо сегодняшних 170 НПФ останется лишь несколько, а может, и пара десятков фондов. Но когда дым проверок рассеется и аудиторы подобьют счет накоплениям у выбывших, в правительстве могут пожалеть, что дали им время доработать до 2016 г. Слабо верится, что владельцы «плохих» НПФ бросятся в ЦБ сдавать экзамен на финансовую устойчивость. У них есть два года, чтобы поуправлять оставшимися в фондах деньгами. Кто убережет их от соблазна выкачать накопления на свои нужды и утереть нос устроившим им проверку регуляторам? И что будут делать ЦБ и правительство с такими фондами, когда в конце 2015 г. обнаружат в них черные дыры?