Метафизика власти: Гуманитарии и власть: конец эпохи кормления

Даже во времена темного Средневековья наука зарождалась именно в монастырях и именно потому, что там гарантировалась известная защита, независимость/ Национальная библиотека Франции

Погром в РАН сильнее всего ударит по социогуманитарной сфере. Когда к знанию относятся утилитарно, без понимания его самоценности для всякого уважающего себя человека и общества, наименее полезным выглядит именно гуманитарное. Для ликбеза важны три фигуры. Клод Леви-Стросс сказал: «XXI век будет веком гуманитарных наук, или его не будет вовсе» - эта фраза века пролетела мимо ушей наших управленцев и советников. Жан-Франсуа Лиотар в классических Postmodern Conditions обосновал срастание власти со знанием (если она с мозгами); и речь там не про арифметику с ботаникой. И вот теперь Алексей Навальный на деле посадил в лужу власть, сросшуюся со своей прикормленной наукой, для которой критерий истины - удовольствие клиента. Этот эскорт долго кидал политику то в самодельный постмодернизм, то в силовой модерн - и снова уперся в поиск более хитроумной стратегии. Ломать сопротивление материала через сломанное колено больно и глупо, в Кремле меняют стиль, но все так же выдергивают стратегии вслепую, наощупь. И это накануне окончательного распада ресурсных моделей. Проблемы с бюджетом лишь отголоски бури на горизонте.

Что это меняет во взаимоотношениях власти и социогуманитарного знания? Многое, если не все.

Начнем с социологии, за которую у нас принимают обычные опросные фабрики. Они точно предсказывали фальсификат - и первая же попытка сыграть менее грубо привела к конфузу. Теперь объясняют провал полстеров низкой явкой, пряча тему «предсказанного фальсификата» и тем самым все так же сводя знание к дезинформации.

Но водораздел пройден: сломана внутренняя легитимация. Идя на подтасовки, власть полагала, что лишь исправляет ошибку голосования - приводит итоги выборов в соответствие с истинным настроем большинства, известным от «науки». Теперь приходится менять отношения с реальностью на чуть более взрослые и деловые. Как показал Валдай-2013, это трудно. Все еще хочется скреп, морального превосходства и расцвета стабильности.

Просвещенная власть в периоды благополучия споспешествует расцвету наук и искусств. У нас же все годы высоких доходов бюджета о высоком не заикались. Все изменила революция, сланцевая и проч.: экономика падает, а политика ищет спасения в идеологии, морали и, простите, «культурном коде». В публичных интересах власти на первый план вдруг вышло именно гуманитарное. Улюкаев готовит страну к худшему («рецессия хуже кризиса»), а на этом фоне Путин входит в роль защитника всего нематериального: патриотизма, ценностей, морали... И в это же время начинается погром РАН с особым вниманием к гуманитарной отрасли. Власть запускает свой собственный гуманитарный проект, отвлекающий людей и себя от земного, с которым все хуже и хуже. Командуют в нем, как обычно, администраторы с инициативой, полагающие себя знатоками в области идеологии, социальной психологии, политической антропологии и кинематографии. Плюс сопровождение купленных «экспертов». Для всей этой самодеятельности гуманитарии из науки помеха, поскольку постоянно уличают, третируют и фрондируют. Причем ловят не только на идейном, но и на элементарной безграмотности, что вдвойне обидно. Когда тебе объясняют, что даже в войне индивидуальная совесть важнее коммунального единения, это еще терпимо. Но когда специалисты доказывают, что насаждать в этой молодежи патриотизм фильмами о войне - пустая трата денег, это уже не про политику, а про профнепригодность.

Социогуманитарная среда - не менее сложная реальность, чем экономика и политика, даже с еще большей сопротивляемостью. Во власти, кажется, начинают понимать, что нельзя просто так заломать протест, как нельзя экономике приказать расти. Точно так же нельзя заказать социогуманитарное знание, если ты и в самом деле хочешь знать, что происходит, понимать границы возможного и предвидеть эффекты действий. Это сфера сознания и ценностей, производства идей и представлений; ее можно изучать, исследуя в том числе механизмы тонкого влияния. Командовать здесь глупо, а разрушать эту среду просто опасно. Но пока слишком видно желание учить других, кормить себя иллюзиями эффективности идеологии и пропаганды и силой подстраивать реальность под свои хотелки.

Наготове вывод: эта власть может изменить отношение к социогуманитарному знанию, только изменив собственную природу. Это так, но лишь отчасти. На самом деле в истории взаимоотношений власти и науки всегда был некоторый запас понимающей лояльности. Бывало всякое, но полное подавление автономии с выходом на прямое регулирование - ситуация крайне редкая. Даже во времена темного Средневековья наука зарождалась именно в монастырях и именно потому, что там гарантировалась известная защита, независимость. Обычно даже самая упертая власть понимает, что социогуманитарное знание хоть и мешает порой править по произволу, но все же необходимо для обеспечения минимального баланса хотения, возможностей и действий. Особенно когда уже не получается построить всех силой или прикупить.

Сейчас мы видим классический случай, когда вторые эшелоны власти манипулируют начальством, внушая «простые истины» управления культурой и гуманитарной сферой, не выдерживающие элементарной критики. Минимум, что можно было бы сейчас сделать, - это провести квалифицированный, строгий анализ идеологии, методологии и тактики реализации всего этого антинаучного проекта, заодно методически безупречно оценив результативность такой системы управления отраслью. Когда-то социогуманитарное знание все же должно включиться в жизнь общества, в решение острейших проблем развития страны на современном этапе.