Гончарова во всем цвете

Первая работа на выставке - ранний, около 1911 года, портрет Наталии Гончаровой, написанной ее мужем Михаилом Ларионовым. Запрокинутая назад голова на длинной шее, опущенные плечи, морщины, грубо обозначенные линиями, на зеленом фоне - дикий красный цветок и какие-то грабли, что ли, как будто вколотые в шею. Написанный как дерзкий примитивистский, портрет сегодня видится пронзительным и провидческим. Изобразив молодую, идущую к славе художницу из образованной дворянской семьи в виде замученной трудом бабы, Ларионов и предугадал ее полную лишений жизнь, и просто показал, какая она на самом деле. К тому времени они были давно женаты, и она писала: он видит меня из меня.

На выставке есть еще один ларионовский портрет Гончаровой, хорошо известный, тоже не веселый. И это единственные картины на выставке, говорящие о человеке. Все здесь создано Гончаровой и звучит ярко, декоративно, громко или нежно, но без намека на психологию, предчувствия и сочувствия. Людей она писала реже, чем цветы и орнаменты, и в основном как цветы или орнамент.

Есть, конечно, исключения вроде многофигурного в парижском стиле «Завтрака», где мужчин и женщин на полотне связывают определенные отношения, но в основном курильщик, испанки, бабы, Богоматерь и евангелисты изображены как движение линий, части орнамента, цветовые пятна, находящиеся не в личных, а колористических отношениях.

Люди, впрочем как и звери с птицами, Гончарову не интересовали, только живопись - краски, возможности цвета, решение плоскости картины, отказ от пространственных иллюзий. Кажется, что она была за живописью замужем, избирая в спутники то Сезанна, то Матисса, то фовистов, то кубистов и всегда Пикассо и Ларионова. При этом во всех случаях оставалась узнаваемой, собой, Гончаровой, которую ни с кем среди русских, а уж тем более не русских сезаннистов не спутаешь.

Она испытывала влияние культуры и крови, новейшей французской живописи и русского народного искусства, Восток и Запад соединились в ее творчестве только ей свойственном образом.

Смотреть большие монографические выставки в Третьяковской галерее, как читать подряд, от вступления до примечаний, собрание сочинений писателя, - утомительно. Даже если писатель любимый и сильный. Может быть, в этом случае еще тяжелее - получаем избыток чувств и столпотворение впечатлений. В случае с живописью - глаза устают. Но музеи нашего национального искусства - что московский, что санкт-петербургский - давно уже избранному собранию предпочитают полное.

Полнота в некотором смысле заменяет концепцию. Хотя если, как в случае с Гончаровой, собрано все, что возможно, из 23 музеев и частных собраний, то надо же эту полноту как-то дифференцировать. Четыреста работ Наталии Гончаровой представлены на выставке тематически - по циклам, жанрам и сюжетам. Часть выставочного зала даже перегорожена расходящимися стенками, что, по мнению авторов экспозиции, напоминает о придуманном Ларионовым «лучизме», которому недолго следовала его верная жена.

В некоторых случаях вышло очень удачно: блеклый раздел «Французский натюрморт» выдержан в единой бледно-суровой гамме и ничем не раздражает, органично выглядит религиозный цикл, как одна, несмотря на различия, смотрятся многочисленные «Испанки». А вот натюрмортам с букетами не повезло - их соседство вынужденное, пестрое, крикливое. Ну и пугает густо-сизая стена с воинственной и варварской «Девой на звере».

Но в полноте, переходящей в избыточность, остается возможность увидеть раньше не замеченное. Ирина Лебедева, директор Третьяковской галереи, подчеркнула, что персональных выставок Гончаровой в Москве не было сто лет. Формально так, но, после того как наследие Гончаровой и Ларионова было привезено из Парижа в Москву, их картины выставлялись много раз - и на совместной выставке, и на различных тематических и жанровых, отчего казалось: про художницу уже все известно, все важное давно отсмотрено.

Но сейчас показали достаточно нового, и не только приехавшего из-за границы (как неожиданно веселый «Портрет Ларионова и его взводного» из Центра Помпиду или роскошное вечернее платье из Музея моды) и полученного из российских музеев и частных собраний. В Третьяковке, оказывается, хранятся картины Гончаровой, которые публика до сих пор не видела или не запомнила. Даже такие сильные и лаконичные, как «Купальщицы» 1920 года.

До 16 февраля