Гражданское общество: Традиция и навык правосознания

Более 20 лет назад, когда мы с Юрием Сенокосовым создавали школу (Московскую школу гражданского просвещения), мы лучше всего знали - из советского прошлого, - чего мы не хотим. Труднее было определиться с тем, чего хотим, - выделить те сферы, на которых надо сконцентрироваться. Нам казалось, что демократия и аргументированная дискуссия сами по себе воспитывают критический ум, который необходим для создания современного государства и общества.

Тема прав человека и прав меньшинств существовала. Вообще правовая тематика существовала, но ее вводили в дискуссию в основном наши западные эксперты, а мы до конца не чувствовали ее значимости. Мы не делали на ней акцента, потому что думали: главное - выборы. Главное - чтобы на нужные места пришли честные и думающие люди. Вот о чем мы тогда думали.

Была иллюзия, что достаточно освободиться от советского груза. Но сегодня понятно, что этого недостаточно. Вместе со всеми, со страной, я поняла, что демократия - это лишь инструмент. Сейчас нам предстоит более сложная работа внутри самой культуры, поскольку мы живем в стране, где по традиции правовое сознание очень слабо как у общества, так и у власти. Оно слабо, потому что у нас нет собственного понимания того, на что способны институты. Нет такого воспитания, нет такой традиции, нет такого навыка. Поэтому сейчас мы в первую очередь хотим размышлять о том, что значит верховенство права, что значит эффективность формальных демократических институтов.

Так что сегодня мы ставим идеи верховенства права и правового государства во главу нашего просветительского процесса, при этом оставляем обязательный акцент на воспитание вкуса к дискуссии. Сегодня невероятно важно говорить о правовом сознании, потому что мы видим, как его отсутствие заменяется чем-то другим. Вплоть до того, что огосударствляется даже то самое важное и интимное, что есть у каждого, - вера. В результате религия - в лице института церкви - подменяет собою право. А общество с этим соглашается, потому что ему нужно что-то целостное, на что можно опереться.

Но общество ведь живет и светской, секуляризованной жизнью, внутри которой существуют экономика, социальные и международные связи, а также многое другое. Там работают только правовые нормы и формальные институты.

Я говорила об этом с Егором Гайдаром когда-то в конце 1990-х.

Я спросила его: Егор, почему с такой активностью вы начали экономические преобразования, а правовыми не занимались? Он ответил, что в свое время был потрясен и удивлен одним обстоятельством. «Мы тогда многое поняли об экономике, - говорил он, - и казалось, что то же самое творится в юридических интеллектуальных кругах. Но оказалось, что это не так. В результате всеми овладела фантастическая идея, что рынок сам все обустроит».

Помню, как несколько наших известных экономистов в начале 90-х после поездки в Чили на одном из семинаров школы с упоением рассказывали о пенсионной реформе при Пиночете. Там же присутствовал британский философ Эрнест Геллнер, который не понимал, как об этом можно говорить серьезно. Ведь для него и для других западных экспертов Пиночет далеко не был равен пенсионной реформе.

Мы стремились объяснить, что любое государство - это узаконенное насилие. Но не то тотальное насилие, которое было в СССР. Нам казалось, что через демократические выборы придут люди, которые это понимают, и начнут менять систему. Сегодня я думаю, что это было заблуждением. Если вы хотите что-то менять, вы должны работать с культурой и традицией. То есть заниматься воспитанием. В нашем случае - гражданским воспитанием.

Мы хотим, чтобы люди научились слышать эти акценты. Не просто свободная пресса, а независимая пресса. Не просто профессиональный суд, а независимый суд. На мой взгляд, правовое государство требует от человека гражданской подготовленности. Человек и гражданин совмещаются в этой точке - где есть сложное, где есть иное мнение, где есть компромисс. Я, конечно, рассказываю об идеальном. Но мы и должны в школе рассказывать об идеальном.

После 2004 г. правовая тема приобрела для меня фундаментальный смысл. Я сама больше слышу нюансы этой темы, и надо сказать, что слушатели школы тоже больше слышат это. Двадцать лет несоветской жизни меняют сознание общества. Впрочем, не знаю, какого результата мы в конце концов достигнем. Нам остается работать систематически и профессионально, понимая, что делаем. Но, поскольку мы имеем дело с сознанием, мы не можем измерить результат точно. Меня всегда успокаивает фраза Мераба Мамардашвили: «Работать без надежды на успех».