Историческая книга: Биография страны, рассказанная Акуниным

Уже в средневековой России мнение большинства было достаточно легко манипулируемым На фото: картина «Псковское вече», Михаил Васнецов

Вышел первый том новой версии российской истории - от Бориса Акунина (Акунин, Б. Часть Европы. История Российского государства. От истоков до монгольского нашествия). Как жанр данного произведения, «альтернативная история», так и личность автора, успешного писателя и одного из лидеров прошлогодних протестов, затрудняют выбор однозначного критерия для оценки. Российская история по Акунину может рассматриваться и как альтернатива проекту единого учебника, и как исторический роман.

Исторический роман

Исторические исследования ближе к искусству, чем к науке. Поэтому стиль изложения, а также личность историка значимы не меньше, чем сущность излагаемых фактов. Ничего удивительного в интересе писателя к истории нет. Талант писателя - одно из составляющих успеха историка.

Подобно романам об Эрасте Фандорине, обеспечившим Акунину писательскую славу, «История Российского государства» читается легко. От чтения трудно оторваться ввиду его увлекательности и непринужденности одновременно.

Лингвисты используют особый индикатор - индекс Флеша - для количественного измерения степени удобочитаемости. Чем короче слова и фразы, тем легче читать текст. По этому критерию «История» Акунина смотрится более чем выгодно. Писательские достоинства автора не вызывают абсолютно никаких сомнений.

Если рассчитать значения индекса Флеша для первых глав семи классических или просто широко известных произведений по российской истории (см. таблицу), то Акунин оказывается в безусловных лидерах. До сказок Льва Толстого далеко, но ведь и аудитория Акунина будет постарше (чем выше значение индекса, тем более удобочитаем текст).

Альтернативный учебник

Вторая роль автора - как одного из лидеров недавнего протестного движения и публичного интеллектуала - обусловливает применение и иных, помимо сугубо художественных, критериев для оценки «Истории». Того же требует и контекст появления этой книги. Полным ходом идет подготовка единого учебника по истории для школы. Насколько состоятельна «История» Акунина как альтернатива официально утвержденному властвующей элитой взгляду на российскую историю?

Акунин называет Ключевского одним из своих вдохновителей на стезе исторических исследований. «Василий Ключевский [- это] лучший (присоединюсь здесь к мнению большинства) биограф нашей страны».

Ключевский рассматривал историю в прикладном ключе - как средство воспитания определенных ценностей и распространения идеологических взглядов. Среди учеников Ключевского есть и представители властвующей элиты конца XIX - начала XX в. По поручению Александра III он читал курс русской истории великому князю Георгию Александровичу, третьему сыну императора. Ключевский также предполагался учителем истории для наследника престола Николая II, последнего царевича Алексея.

В качестве «биографа нашей страны» Акунин рисует неожиданно сбалансированную картину. В этой картине он старается избежать крайностей и радикальных утверждений, которых можно было бы ожидать от непримиримого оппозиционера.

Одни из самых интересных глав первого тома посвящены Новгородской республике. Новгород традиционно противопоставляется остальной Руси в качестве доказания возможности либеральной альтернативы на российской почве. Такой либерально настроенный историк, как Николай Костомаров, специально посвятил новгородскому опыту «народоправства» одну из своих ключевых работ (Костомаров Н. И. Русская республика: Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада (история Новгорода, Пскова и Вятки).

Наряду с обычно упоминаемыми в работах о Новгородской республике вечем и попыткой разделения властей Акунин не обходит стороной и ряд существенных изъянов в механизмах демократического волеизлияния. Уже в те времена мнение большинства было достаточно легко манипулируемым, например, с помощью оплаченных крикунов-клакеров. Мнение по этому вопросу одного из трибунов «несогласных» особенно интересно. Под влиянием современного опыта Акунин не удерживается от упоминания политических технологий - термина, вошедшего в обиход в иную историческую эпоху.

Говоря об используемых Акуниным терминах, нельзя не отметить отсутствие строгости в их выборе. Писатель здесь явно берет верх над историком. С одной стороны, как писатель, Акунин способен уловить ряд весьма тонких моментов. «Се будет мать городам русским». Очевидно, эта хрестоматийная фраза была произнесена на каком-то скандинавском диалекте, где слово «город» относится к женскому роду».

С другой стороны, как в случае с политтехнологиями, некоторые термины бросаются в глаза своей исторической неуместностью. Взять диктатуру и диктаторов. Эти слова выглядят чуждыми в разговоре о Руси до монгольского нашествия. Акунин называет диктатором Андрея Боголюбского. Самоценный характер власти для этого исторического персонажа отмечается не только либералом Костомаровым (Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей), но и идеологом монархии Львом Тихомировым. Последний, в частности, отмечает, что «Андрей (Боголюбский) собственной волей, вопреки общему мнению князей и земли, заявил фактически, что власть - в нем самом, а не в земле (народе) и не в князьях» (Тихомиров Л. А. Монархическая государственность). Термин «самовластец» или «самовластитель» выглядит здесь более уместно и близко к историческому контексту. Этот термин используют и историк-либерал, и историк-монархист.

Между Европой и Азией

Резюмируя содержание первого тома, Акунин говорит о двух источниках российской государственности: европейском наследии Руси изначальной и последствиях нашествия Орды. «Изначальная Русь - один из двух родителей российского государства. Вторым была Орда» (о которой речь пойдет во втором томе «Истории»). Мысль о ключевой роли контактов между Востоком и Западом в российской истории развивается и другими авторами. При этом идея о двух полюсах, обусловливающих историческое развитие России, дает ключ к пониманию специфики собственно изложения российской истории Акуниным.

«История» Акунина фактически имеет двух авторов: Акунина как писателя и Акунина как публичного интеллектуала. Эти две роли иногда исключают друг друга, о чем свидетельствует множество политически мотивированных исторических трактатов (единый учебник вполне может стать одним из них).

Первый том показывает, что Акунину пока удается успешно лавировать между подчас взаимоисключающими ожиданиями. Более того, подобно самой российской истории, совмещение несовместимых компонентов делает версию Акунина действительно оригинальной. «Из-за двойственной европейско-азиатской конструкции Россию на протяжении ее истории много раз швыряло из одной крайности в другую <...> Однако в исторической перспективе эта наша генетическая особенность не только создавала проблемы, но дарила бонусы».

Ни западные, ни восточные решения не являются панацеей при решении связанных с обустройством России проблем. Как не является гарантией успеха в написании ее истории строгое следование законам жанра исторического романа или научного исследования. Успех сопутствует тем, кто ищет новое на стыке традиций и жанров.