Банковская конференция: Кто лучше отрегулирует банковский бизнес - государство или рынок?

Игорь Антонов, первый заместитель председателя правления Росбанка: Мы считаем, что сдерживание темпов прироста потребкредитования со стороны ЦБ - это абсолютно правильное решение. Здесь банки в силу того коммерческого статуса однозначно не могут себя ограничивать, если видят возможности зарабатывать, а аппетит к риску у российских банков крайне велик.

Хотя участникам сессии предложили выбрать лучшего регулятора между государством и рынком, сомнений на этот счет у них не было: государство. А вот как именно оно должно действовать - этот вопрос вызвал споры.

Михаил Матовников, модератор, главный аналитик Сбербанка: Тема нашей дискуссии - «Кто лучше отрегулирует банковский рынок - государство или сам рынок?». Причем с фокусом на изменения, которые происходят в рознице. Я предлагаю начать с общей картины того, что происходит с банковским регулированием в России и в мире. Слово Марку Луэ.

Марк Луэ, президент КБ «Ситибанк»: Можно спорить о том, как должен выглядеть баланс между государственным регулированием и рыночным саморегулированием, но все понимают, что качественное регулирование необходимо. Для глобальных банков, таких как Citi, диалог с регулирующими органами исключительно важен. Каждый год мы тратим около $1,5 млрд, чтобы наши системы, продукты и услуги соответствовали самым разнообразным законодательным актам, нормам и правилам.

Сегодня отрасль регулируется значительно жестче, чем всего лишь пять лет назад, при этом регулирующие органы каждой страны стремятся защитить ее интересы, ее финансовую и налоговую системы. Это закономерный процесс, и мы относимся к нему с пониманием. Однако при этом неизбежно возникает необходимость гармонизации национальных правил, регулирующих деятельность на финансовом рынке. Я приведу несколько примеров, наиболее ярких и важных. Регулирующие органы в США, Великобритании и ЕС уже достигли серьезного прогресса в контексте приведения своего законодательства в соответствие с международными требованиями, но нужно продолжать работу на более глобальном уровне по следующим направлениям. Во-первых, необходимо выработать более последовательную позицию по вопросу о спасении глобальных финансовых институтов. Во-вторых, не хватает четкости в распределении ролей и обязанностей между регуляторами материнской компании и регуляторами государства, на территории которого работает дочерняя компания. В-третьих, пора прийти к единому пониманию того, какие ресурсы следует использовать для рекапитализации финансовых институтов, нуждающихся в помощи.

С введением нормативов «Базеля III» устойчивость финансовой системы существенно выросла. По сути, сделан шаг в сторону глобальной гармонизации регулирования в банковской сфере. Но этого недостаточно: регулятивные стандарты по-прежнему значительно различаются от одной юрисдикции к другой. В результате риск просто выталкивается из юрисдикций с более жесткими регулятивными стандартами в те, где регулирование слабее. Новые стандарты прежде всего затрагивают деятельность банков. Они практически не касаются финансовых институтов, которые формально не являются банками. К их числу относятся, например, хедж-фонды или небанковские кредитные организации в области розничного кредитования. Эффект остается тем же: риск не исчезает. Он просто перетекает на обочину финансовой системы, туда, где регулирование остается более свободным или же вовсе отсутствует. Таким образом, в дополнение к географическим проблемам возникают проблемы внутри самой отрасли.

Необходимо создать равные условия для всех участников рынка. Citi выступил с предложением ввести дополнительные требования ко всем участникам финансового рынка независимо от типа компании или ее местоположения. Это позволит стандартизировать и укрепить инфраструктуру рынка. Citi предлагает, в частности, двигаться в сторону создания глобальных клиринговых центров или бирж, а также унификации международных правил, регулирующих операции на рынках деривативов. Эти предложения сводятся к двум простым принципам: правила должны быть общими для всех участников финансового рынка, а система в целом - более прозрачной. В результате устойчивость системы вырастет, потери по транзакциям, соответственно, снизятся, а высвобожденный рисковый капитал может быть реинвестирован в доходные активы.

Владимир Матовников: Чтобы сразу перекинуть мостик к российским реалиям, давайте послушаем Василия Поздышева, директора департамента банковского регулирования Банка России.

Василий Поздышев: Отмечу, что такая уважаемая газета, как «Ведомости», обладает очень хорошим и тонким чувством юмора. Потому что название пленарной сессии - я не знаю, отметил кто-нибудь или нет, - такое: «Как запустить устойчивый экономический рост в России». Он у нас запущен, как и многое другое.

Теперь, если серьезнее перейти к теме нашей сессии: кто лучше отрегулирует банковский бизнес - государство или рынок? Задавать этот вопрос регулятору, конечно, очень правильно. Я попробую вкратце: если бы этого вопроса не было, если бы рынок своими невидимыми руками Кейнса или Адама Смита смог регулировать банковскую деятельность, тогда бы необходимости в создании нерыночного механизма регулирования просто не было бы. Ну или регулирование было бы как минимум не в ведении государства. Тем не менее банкротство банков, отсутствие финансовой стабильности, потери населения давным-давно привели государство к необходимости установления неких правил и регулирования некоторых рынков.

Аудиторию интересуют планы Банка России по изменению банковского регулирования. На что нам надо обратить внимание в следующем году? Я бы определил пять основных моментов, на которые российским банкам следует обратить внимание начиная с января 2014 г.

Первое, конечно, - переход на стандарты капитала «Базеля III». Все об этом знают, все об этом говорили. Что нужно понимать основное? Вместо одного норматива достаточности капитала N1 - 10% у нас появляется три норматива достаточности капитала: норматив N1-1 - это 5%, норматив N1-2 - 5,5% в течение 2014 г., затем - 6% и старый общий норматив достаточности капитала в 10%. Затем капитал определяется по-новому. Там много изменений, но основное из них касается субординированных инструментов капитала. Для того чтобы войти в капитал банка, они должны обладать одним существенным условием или качеством: если у банка наступают проблемы, суборды должны быть в обязательном порядке либо списаны, либо сконвертированы в обыкновенные акции.

Еще одно изменение, связанное с переходом на стандарты «Базеля III», - это введение так называемого Credit Value Adjustment (CVA), или риска контрагента. Это новый риск, изменение вступит в силу с 1 октября 2014 г. Мы даем еще время для того, чтобы банки ознакомились, подсчитали и поняли, что это такое. Основная сложность у банков и у нас с точки зрения внедрения этого регулирования заключается в следующем: там есть привязка к рейтингам. Естественно, большее количество российских контрагентов не отрейтинговано. Поэтому мы позволили себе сделать некие допущения, некие оценки, в том числе следующее: контрагент, который рейтингом не обладает, не обязательно является хуже того, который рейтингом обладает. Почитайте эту часть, посмотрите. Мы не думаем, что это нанесет существенный ущерб достаточности капитала российских банков, тем более что одновременно с введением CVA мы предполагаем отменить пруденциальный фильтр на производные инструменты.

Вторая часть российского регулирования, которая вступает в силу, не имеет никакого отношения к «Базелю III». Это борьба с фирмами-однодневками. Это регулирование резервов, оно в течение более чем двух лет обсуждалось с банковским сообществом. В результате мы вышли на финишную прямую, достигли компромисса, и с 1 января банки будут обязаны проверять своих заемщиков на реальность деятельности по списку признаков. Это не значит, что со всеми заемщиками, имеющими признаки нереальности деятельности (а признаком может быть, например, нахождение по месту массовой регистрации), нельзя работать. Но банки при наличии этих признаков должны будут проверить, чем занимается заемщик, и при необходимости сформировать резервы. Можно и не формировать резервы, но банк должен проинформировать об этом ЦБ. Вот так будет работать этот механизм. Хочу еще сказать, что этот механизм будет вступать в силу в два этапа. С 1 января 2014 г. он будет распространяться только на все новые кредиты, т. е. весь портфель перепроверять не надо. Его надо будет перепроверять начиная с 1 января 2015 г.

Третья часть нового российского банковского регулирования, которая вступит в силу в начале 2014 г., - это регулирование ЗПИФов. Проблема очень старая: прокредитовали заемщика, не пошел ему этот проект, банк забрал эту землю, и она у него на балансе висит. Три года назад ЦБ, видя, что эти активы не работают, потребовал сформировать резервы. Что произошло? Бизнес нашел лазейку в виде ЗПИФов, в которые стал упаковывать активы, экономя на резервах. Мы предлагаем эту несправедливость восстановить и досоздать резервы на эти паи. Сейчас мы заканчиваем обсуждение с банковским сообществом сроков вступления в силу этих требований. Мы провели все возможные споры: правильно это или неправильно, методологические вопросы, бухгалтерского учета и т. д. Все эти споры разрешены, сейчас идет только вопрос сроков. Но мы понимаем сложность вопроса, мы смотрим индивидуально случай каждого банка - сколько резервов ему нужно будет формировать.

Четвертый, тоже очень дискутируемый элемент нового российского регулирования - регулирование потребительских кредитов. Об этом тоже очень много говорили, дискутировали и спорили. Да, мы считали и продолжаем считать, что сегмент потребительского кредитования развивается чрезвычайно быстрыми темпами и наращивает в себе высокие риски. У нас к концу года общая задолженность физических лиц достигнет более 10 трлн руб., более половины этого точно будет представлено необеспеченными потребительскими кредитами, которые выданы по очень высоким ставкам. Население с трудом может платить по этим кредитам. Причем платит, судя по всему, все хуже и хуже, потому что просрочка начинает расти.

Если по этим необеспеченным кредитам в прошлом году уровень просрочки в среднем был 6%, то к концу этого года он уже приближается к 8%. Это объективные признаки проблемности. Поэтому мы с 1 января будем требовать повышенных резервов под эти кредиты и повышенных коэффициентов риска. Повышенные коэффициенты риска будут касаться только очень дорогих кредитов - по ставкам выше 45% годовых. Мы не хотели бы видеть такие кредиты на нашем рынке. Здесь есть и социальный элемент: кредиты со ставками 45-60% и выше вымывают доходы населения и люди не могут ни накапливать, ни потреблять.

Пятый элемент, к которому нужно будет готовиться, - это регулирование ликвидности в рамках «Базеля III». Мы в начале 2014 г. опубликуем документ о новом нормативе ликвидности, в течение 2014 г. этот норматив ликвидности будет проходить в тестовом режиме мониторинга. Банки будут рассчитывать новый норматив ликвидности LCR, но не нести никаких наказаний за его нарушение, а с 1 января 2015 г. в соответствии с базельским графиком предлагается этот норматив ввести.

В принципе, за исключением вопросов сложности расчета, потому что технически расчет достаточно сложный, норматив ликвидности LCR не должен представлять каких-то особых трудностей для российских банков по двум причинам. Во-первых, мы уже привыкли в отличие от многих других стран к регулированию ликвидности. Там оно когда-то давно было, потом его решили отменить, теперь вводят опять. А мы не отменяли, у нас оно было, есть и будет. И, в принципе, LCR - это наш норматив краткосрочной ликвидности, только перевернутый наоборот и с более сложной техникой расчета. Единственная сложность для нас при выполнении этого норматива - это тот факт, что в российской экономике просто очень мало высоколиквидных и качественных активов, которые подпадают под требования этого норматива. Поэтому мы пойдем по специальному режиму, разрешенному Базельским комитетом. По этому режиму скорее всего пойдут еще две страны - Австралия и Китай. Вместо большого объема государственных высоколиквидных активов мы будем предоставлять банкам специальные контрактные линии ликвидности, с помощью которых они смогут при необходимости получить ликвидность в течение месяца. Пожалуй, все.

Михаил Матовников: Я хотел бы передать слово Сергею Монину.

Сергей Монин, председатель правления Райффайзенбанка: По моему мнению, регулирование можно разделить на две части. Это регулирование, которое призвано ограничить риски, и регулирование, которое призвано стимулировать рост. В принципе, рынок действительно может регулировать себя и сам, но очевидно, что это целиком рыночное регулирование приводит в моменты кризиса к таким разрушительным последствиям, что общество отдало регулятору полномочия ограничивать риски, для того чтобы падение в кризис не было так болезненно и настолько разрушительно.

Но оба вида госрегулирования имеют недостатки. Регулирование, которое ограничивает риски, собственно, ограничивает и развитие. И, может быть, экономика или секторы экономики развивалась бы быстрее и приносили бы больший добавочный продукт, если бы не было регулирования. Регулирование, которое призвано стимулировать рост, мотивирует участников брать необоснованно высокие риски.

Если обратиться к кризису сабпрайм, то регулятору в вину надо ставить то, что он длительное время стимулировал рост через поддержание очень обильной и дешевой ликвидности.

Василий Поздышев: Я прошу прощения, это не про нас, это про американского регулятора... Сергей Монин: Да, это правда. Теперь про нас. В нашем регулировании, по моему мнению, тоже есть норма, которая создает избыточную ликвидность и потенциал для того, чтобы она ушла в какой-нибудь недорегулированный высокорискованный рынок. Эта норма - система страхования вкладов (ССВ). ССВ обеспечивает переток ликвидности в менее кредитоспособные банки, которые с большой вероятностью могут это использовать для какого-то быстро растущего высокорискованного сегмента. Тот самый всплеск потребительского кредитования был целиком профинансирован ССВ. Ограничив здесь рост, нельзя исключать, что найдется какой-то другой высокорискованный рынок, в который созданная неестественным образом избыточная ликвидность тоже рванет и создаст риски для системы. Неестественный образ в том, что ССВ предлагает по одной цене абсолютное уравнивание всех банков в глазах вкладчика. У всех банков разные кредитные рейтинги или если рейтингов нет, то просто разная степень кредитоспособности, однако никакой дифференциации взносов нет, а она если и должна быть, то должна быть колоссальная.

И еще что можно сказать. Поскольку банки уравнены, то и конкурировать они уже должны друг с другом на одних и тех же условиях. И, по нашим оценкам, функционирование ССВ привело к росту средней стоимости депозитов частных лиц в системе примерно на 80 базисных пунктов. То есть тот самый реальный сектор экономики мог бы получать из банковской системы кредиты на 80 базисных пунктов ниже, если бы ССВ не было.

Василий Поздышев: С Агентством по страхованию вкладов мы все-таки являемся близкими родственниками. Мы готовим поправки в закон «О системе страхования вкладов», для того чтобы отчисления банков в эту систему были дифференцированы в зависимости от риска банка. То есть, по сути дела, чем банк более рисковый - а одним из элементов риска является стоимость привлечения вкладов, - тем дороже банк привлекает пассивы, тем больше он будет платить в ССВ.

Михаил Матовников: Мы потихонечку приближаемся к кредитованию физических лиц. Начнем с относительно спокойной области - ипотечного кредитования. Я передаю слово Александру Семеняке.

Александр Семеняка, гендиректор Агентства по ипотечному жилищному кредитованию: Наверное, я сразу попробую ответить на вопрос, кто лучше отрегулирует рынок. Я считаю - государство. Потому что в условиях России, для того чтобы регулировал рынок, на нем либо договариваться, либо конкурировать должны равновеликие игроки. Банковский рынок у нас достаточно монополизирован, поэтому я не очень верю, что при нынешнем уровне конкуренции рынок сможет сам себя эффективно регулировать.

Совместная деятельность государства и рынка может давать мультипликативный эффект, и как раз на примере ипотеки это видно. Государство опережающим относительно развития рынка темпом приняло законы «Об ипотеке», «Об ипотечных ценных бумагах», когда, в принципе, эти сегменты были совсем не развиты. Потом были запущены приоритетные национальные проекты, а ЦБ помог во время кризиса, включил ипотечные облигации в ломбардный список, хотя в общем рынок только-только формировался. На мой взгляд, эти опережающие меры помогли тому, что ипотека в течение уже почти 10 лет развивается ежегодно с темпами в 20-30%.

Сейчас мы видим, что с точки зрения количественного роста, экстенсивного у нас задача в целом по ипотеке решена, сейчас на первое место выходит задача именно качества этого роста, чтобы рост был устойчивый. И критерием этого качества я считаю указ № 600, который два года назад был подписан президентом: в нем установлена маржа в 2,2%.

Сейчас, наверное, многие из нас к этому уровню относятся скептически, хотя лично я верю в достижимость этого показателя. Если сегодня взять стоимость ипотечных облигаций примерно на уровне 8,25, то текущая маржа - 4. Она должна в 2 раза сжаться для хорошей ипотеки и в 1,5-2 раза увеличиться для плохой. Таким образом регулятор может создать стимулы - дальнейшее развитие ипотеки делать именно в качественном сегменте. Мы предлагаем внести поправки в 254-ю и 139-ю инструкции и для хорошей ипотеки вес риска снизить с 70 до 35%. Во-первых, качественная ипотека не требует больших затрат на хард-коллекшн, где сегодня сосредоточены основные затраты. Второе - качественная ипотека потребует меньшую маржу на кредитный риск. И третье - мы на самом деле уже имеем большой объем и поэтому зарплаты и офисы сегодня отрабатываются существующей маржей.

Федор Поспелов, председатель правления банка «Траст»: Я, несомненно, поддерживаю остальных участников панели на предмет того, что госрегулирование банковской сферы и в том числе сферы потребкредитов - вещь нужная. Вопрос только в том, из каких предпосылок мы исходим и что мы хотим регулировать. Здесь у нас есть некоторые разночтения с рядом коллег и частично с любимым регулятором.

Во-первых, регулятор постоянно исходит из некоего тезиса о закредитованности российского населения. Далее следует ряд каких-то выводов, что надо охлаждать, закручивать, придерживать и т. д. Представляется, что этот постулат тоже требует обсуждения. Уровень закредитованности российского населения находится в пределах 13-14% ВВП, что даже существенно меньше, чем в странах вроде Турции, Польши и Бразилии. Я специально не провожу сравнение с традиционными крупными, развитыми странами.

Второе. Нам говорят, что российское население уже набрало кредитов столько, что больше съесть не может. Это тоже вызывает вопрос. Экономически активное население составляет 83-85 млн человек. В базах бюро кредитных историй содержится 66 млн записей. Это сразу оставляет нам 20 млн дельты. Дальше - из 66 млн записей часть неактивна. В итоге половина экономически активного населения страны на сегодняшний день не имеет ни одного кредита. Ограничивать деятельность банков в выдаче вот этой части населения ссуд не представляется разумным.

Есть ли проблема закредитованности? Паникует ли ЦБ на ровном месте? Конечно, есть проблема. Она существует у определенной группы клиентов, и таких порядка 5-7 млн человек, у которых более трех кредитов. Эта группа населения составляет зону риска, и, несомненно, все участники процесса поддержат попытки ЦБ купировать выдачу им новых кредитов.

И еще один постулат, из которого исходит регулятор. Он говорит: «Ребята, вот там кредиты до 25% годовых - это нерискованно, а выше - рискованно, и чем выше - неважно, там номинальная ставка или полная стоимость кредита. - тем рискованнее». У нас базы в миллионы человек: мы никакой прямой корреляции и казуальной зависимости между ставкой и риском не видим.

Андрей Дегтярев, председатель правления «Абсолют банка»: В выступлениях коллег ничего не прозвучало на тему минимального капитала банков и подходов регулятора к этому вопросу. На сегодняшний день мы знаем, что с 2015 г. планируется увеличение минимального капитала до 300 млн. При этом достаточно широко обсуждается в экспертном сообществе мнение, что, возможно, надо было это делать раньше и в большем объеме. Тема на самом деле актуальная. Если мы посмотрим на бизнес, которым занимаются банки с капиталом от 180 млн до 300 млн руб. (их порядка 25%), то мы увидим, что рентабельность у них в 2,5 раза ниже, чем у банков с большим размером капитала. Это объясняется тем, что ресурсы для них дороже, что вынуждает заниматься более рискованными операциями. Это в какой-то степени стимулирует рынок в целом к повышенным рискам - приходится подтягиваться к ним.

Существование банков, занимающихся такими рискованными операциями при таком маленьком капитале, снижает устойчивость банковской системы в целом. При этом основным контраргументом против повышения ставки является то, что мы таким образом снизим конкурентность в банковском сегменте. Я лично с этим тезисом не очень согласен, потому что даже если взять 1 млрд руб. в качестве минимального капитала, то таких банков на сегодняшний день больше 30%, или более 300.

Учитывая достаточно нервозную обстановку в отрасли, после известных событий хотелось услышать мнение коллег и такую дискуссию инициировать: своевременно ли сейчас поднимать разговоры об ужесточении и в этой области? Или это все-таки не такой своевременный вопрос?

Василий Поздышев: Высказано желание обсуждать это в экспертном сообществе, но, я так понимаю, это вопрос ко мне. Почему я эту тему не затронул? Потому что в начале следующего года ничего связанного с этим вопросом произойти не должно. Действительно, вопрос обсуждается, обсуждается очень долго, есть огромное количество «за» и «против». Я могу дать экспертную точку зрения: абсолютно неочевидно, что для стабильности финансовой системы банк с маленьким капиталом хуже, чем банк с большим капиталом. Арифметическое повышение планки - это автоматические решение по отзыву лицензии. Насколько правомерно отзывать лицензию у банка, который работает и удовлетворяет всем требованиям регулятора, лишь за то, что он маленький? Вы не боитесь таким простым решением взять и уничтожить определенное количество нормально работающих организаций?

Банкиры спорят о рисках

Игорь Антонов, первый заместитель председателя правления Росбанка; Федор Поспелов, председатель правления банка «Траст»

Игорь Антонов: ЦБ повышает коэффициенты риска, применяемые к необеспеченным потребкредитам, соответственно, расчет риска будет зависеть от полной стоимости кредита. Для кредитов с полной стоимостью свыше 60% коэффициент поднимается с 200 до 600%, для ссуд под 45-60% - со 170 до 300%. На мой взгляд, это абсолютно справедливо, как и то, что для кредитов ниже 45% увеличение уже не столь значительное. Эти изменения вступают в силу с 1 марта и применятся с 1 апреля. Одновременно предусматривается повышение минимальных размеров резервов на возможные потери по необеспеченным потребительским ссудам. Мы с вами понимаем, что в течение последних 2-3 лет основным источником зарабатывания больших доходов на большой марже было потребкредитование. И банки, пользуясь благосклонностью со стороны регулятора, активно этот продукт использовали. У нас есть примеры 3-4 банков, чисто розничных, которые за эти два года значительно рванули вперед: продажи росли на 50-100% и выше, соответствующим образом росли балансы и портфели. И вот на фоне стагнации экономики России, на фоне того, что многие клиенты по разным причинам не получили желаемого повышения зарплат, с начала 2013 г. пошел обвал неплатежей. И стоимость риска у банков, которые занимаются потребкредитованием, возросла в разы. В чисто потребительских банках - в 3-5 раз, в более консервативных - в 2-2,5 раза. Эта история и неплатежи со стороны клиентов подстегнут банки к более разумному кредитованию. Посмотрим, кто из участников этой гонки сможет в новых условиях активно развиваться и выжить, а кто сменит профиль своей деятельности. Федор Поспелов: Я категорически не согласен с тем, что доходы российского населения каким-то образом катастрофически снижаются и это представляет собой проблему. Мы сейчас обсуждаем не вопрос мнения, а вопрос цифр. Есть абсолютно свежее исследование Всемирного банка, которое показывает, что реально располагаемые доходы домохозяйств в России индексно выросли к уровню 2007 г. на 122% и по этому показателю Россия уступает в мире единственной стране - Норвегии. Во всех остальных странах ситуация гораздо хуже. Это первое. Второе - по поводу роста стоимости риска в 3-5 раз. Опять же не знаю, откуда эти цифры взяты, могу предположить, что они не совсем корректны. Все мы, начиная заниматься этой деятельность несколько лет назад, выстраивали свои скоринговые модели и закладывали предельную стоимость риска по разным продуктам. По большей части продуктов необеспеченного розничного кредитования стоимость риска коллегами закладывалась на уровне 6-8%. По ряду продуктов типа кредитных карт ее предел выше - на уровне 10-12%. Если мы экстраполируем эти цифры в 5 раз, то я не знаю, какой банк может выдержать стоимость риска, например, в районе 60%. Может быть, такие банки есть, я не в курсе. Игорь Антонов: Я отвечу очень коротко. Федор фактически обвинил меня в голословности и в том, что я ввожу вас в заблуждение. Но реально мы говорим о разных моделях развития: банки с консервативным подходом к оценке рисков и банки с повышенной оценкой рисков. Потому что, например, когда на этот год мы закладывали в модель стоимость риска, она у нас находилась на уровне 1,5-2%. Я так понимаю, что и другие консервативные банки закладывают стоимость риска примерно на этом уровне. Когда же Федор говорит о стоимости риска в 6-8% или 10%, то считаем: 10% - стоимость риска, минимум 10% - стоимость фондирования, это уже 20%. Плюс административно-хозяйственные расходы - минимум 3-4%, всякие отчисления - еще 3-4%, это уже 27%. Надо еще маржу банку - 5%. Если мы говорим о такой модели развития, с такими рисками, то стоимость кредитов в таких банках не может быть ниже чем 45-50%. Теперь мы понимаем позицию ЦБ: проблема в банковской системе есть.