Ход ничем

«Лекция о ничто» Дмитрия Волкострелова показывает, что театральный новатор умеет держаться корней покрепче традиционалистов

Эту рецензию не нужно иллюстрировать. Хотя нельзя сказать, что в поставленной Дмитрием Волкостреловым «Лекции о ничто» Джона Кейджа не на что смотреть. Двенадцать зрителей сидят по периметру белого матерчатого куба, внутри которого слабо мерцают два айпэда - с них читают текст актеры Алена Старостина и Иван Николаев. Иногда зрителей чуть подсвечивают со спины, и они видят на поверхности куба собственные тени. Иногда у них под ногами включаются лампы дневного света. Но большая часть «Лекции о ничто» проходит в мягкой полутьме, позволяющей представить произносимые в строгом ритме, но без интонирования слова одновременно музыкой и текстом (как если бы он проецировался на поверхность куба в том виде, как записан Кейджем: четыре колонки, 12 строчек, итого 48 «тактов», в том числе 14 раз повторенный рефрен: «Если кому-нибудь хочется спать, пусть спит»). Излишне добавлять, что произведение Кейджа, впервые прочитанное автором в 1949 г., относится к искусству авангарда. Надо лишь напомнить, что к сегодняшнему искусству слово «авангард» применять некорректно.

В этой рецензии должно быть 2000 печатных знаков, включая пробелы. Хотя нельзя сказать, что их достаточно для рассказа о премьере петербургского театра Post. Но вынужденный лаконизм газетного текста, ограниченного размером колонки, - случайность как раз в духе Кейджа. Поэтому остается сказать главное: постановка «Лекции о ничто» декларативна не в смысле новаций, а наоборот - в смысле строгой приверженности традиции (и диалога с ней: так можно объяснить, почему текст Кейджа разложен на два голоса). Это жест, показывающий серьезность и глубину отношений режиссера с избранным методом (как его ни назови: «концептуализм», «минимализм», «не-театр»). Сегодня в нашем театре эта серьезность уникальна. Трудно назвать постановщика, который сейчас способен прийти к Чехову, подчиняясь такой же неумолимой логике, какая привела Дмитрия Волкострелова к Джону Кейджу.