На божьей службе

Выход книги о художнике и поэте Михаиле Гробмане подгадан к его выставке, но это не каталог, а подробное исследование самоутверждения советского еврея

На обложке книги дважды крупно написано - Гробман, а внизу помельче - Лёля Кантор-Казовская, по полю еще много раз написаны имя и фамилия художника, в том числе, можно предположить, и на иврите. Обложка отражает содержание: половину тома занимает исследование искусствоведа о художнике и поэте, совмещавшем рисунки и буквы, а остальное - каталог его выставки (она идет еще неделю в Московском музее современного искусства), написанные им тексты, афоризмы и стихи, манифесты созданной им группы «Левиафан».

Вторая часть интересней первой, но значительно более спорная. Прежде всего потому, что текст первой больше обещает новые трактовки, чем их дает, а во второй что ни предложение - то вызывающее утверждение вроде: «Малевич - есть плоть от духовной плоти и кровь от духовной крови библейских пророков». Или «Оздоровление цивилизации - в медленном поэтапном возвращении к материнской религии, иудаизму». И так далее, и еще много покруче, и очень серьезно - хоть сейчас на скрижали наноси.

Не всякому художнику при жизни дается такой биограф, как Кантор-Казовская. Она изучает художника Михаила Гробмана, родившегося в СССР и уехавшего из него сорок лет назад в Израиль, как глубокий исследователь, не сомневающийся, что каждый этап биографии, каждый жест и высказывание ее героя должны быть сохранены для потомков. Такой подход исключает не только хоть какую-то критику, но и всякое сомнение в важности Гробмана - его предназначения, миссии прямо-таки пророческой.

Такая понятная влюбленность автора в героя объяснена уже во вступлении к книге: «Я постараюсь показать, что Гробман был исторической фигурой, связавшей художественный мир «запада» и «востока» совершенно неожиданным образом». Кавычки в цитате показывают, что деление на части света не географическое, а художественное, на протяжение книги подчеркивает именно связь Гробмана не с русской или еврейской традицией, а с современными ему западными художническими поисками. Так что Гробман, получается, человек мира, но при этом именно что еврей. В таком же ключе и сам он трактует, например, Исаака Левитана, который, как и импрессионисты, стал «предтечей живописной раскрепощенности новой эры» и установил «вектор движения в сторону невероятного расцвета русского искусства начала XX века», поскольку «вышел из генетических глубин еврейской духовности».

По Кантор-Казовской получается, что и Гробман продвигал искусство в будущее сначала в советском художественном подполье, где его роль до сих пор не была должным образом оценена, а потом тем же занимался в Израиле - создавал «современное еврейское искусство», основанное не на традиции, не на этнографии, а на мистике каббалы. Бог все время присутствует в утверждениях Гробмана об искусстве. Словно художник и вправду его пророк, в прямом, библейском, смысле.

Лёля Кантор-Казовская. Гробман Grobman. М.: Новое литературное обозрение, 2014