Ревность к родине

Считайте меня предателем, но в этот раз я за персов. Потому что ими командует божественная Ева Грин. Она играет главную воительницу империи Артемисию, урожденную гречанку, с которой родина обошлась плохо, а персидский посол подобрал, воспитал и научил ненависти. Трехметровый андрогин Ксеркс (Родриго Санторо) оттерт на второй план, хотя в фильме и рассказана история о том, как он стал из обыкновенного юноши полубогом - но Ева Грин из мужчины еще и не такое сделает. Женская красота, конечно, дело вкуса, но с Евой Грин есть объективная проблема: любой фильм с ее участием кажется умнее, чем на самом деле. Как-то, что ли, осмысленней. Даже фильм «300 спартанцев: расцвет империи».

Восемь лет назад, перенеся на экран комикс Фрэнка Миллера о битве при Фермопилах, Зак Снайдер, казалось, задал новый стандарт батального зрелища. До «300 спартанцев» так нигде и никогда не рубились. Но и после тоже: хотя копировать манеру Снайдера пытались многие, стало быстро понятно, что его авторский почерк уникален.

Дело было не в технологии, позволившей в точности воспроизвести кровавую условность графического романа Миллера. И даже не в уровне жестокости (хотя полфильма были сплошной мясорубкой). А в том, как в насилии реализовывалось упоение телесной красотой: спартанцы шли сражаться и умирать как единое совершенное тело, бойня превращалась в коллективный оргазм. Снайдер воспел Спарту как античный рейх: в сценарии остались дежурные лозунги о свободе и демократии, но визуальная эстетика была абсолютно тоталитарной. Есть единое совершенное «мы» и уродливые «они», орки с жуткими харями. И когда их рубили в капусту, глаз не резало зрелище телесных страданий, потому что разрубленными врагами были нелюди, чужие. А герои просто делали свою восхитительную телесную работу. Говорят, на каком-то из первых показов одна из зрительниц, не выдержав столько красоты, простонала: «Я бы им всем дала, всем сразу!»

На «Расцвете империи» такой стон представить невозможно. В этом фильме нет никакой тоталитарности, никакого единого тела и никакой красоты насилия. Хотя здесь те же венозные тона, те же резкие ракурсы, полные мрачной решимости лица и летящие во все стороны отрубленные конечности. Но быть Заком Снайдером (даже под его продюсерским присмотром) у режиссера Ноама Мурро не получается.

Новая картина - не продолжение первой, а параллельная история, захватывающая события до и после Фермопил. Пока спартанский царь Леонид собирается в последний героический поход, афинский стратег Фемистокл (Салливан Степлтон) жалеет, что в битве при Марафоне, где, по версии сценаристов, он убил персидского царя Дария, не пришил в превентивном порядке и его сына Ксеркса. Теперь у Ксеркса мощная империя, огромное войско, и он возвращается, чтобы отомстить. Помимо сожалений Фемистокл занят собиранием греческих земель и укреплением афинского флота, но персидский все равно несравнимо больше, поэтому в решающей битве придется брать не числом, а умением.

В отличие от Леонида, Фемистокл вообще много думает, чем вызывает уважение у Артемисии - Евы Грин, вокруг которой одни идиоты, включая Ксеркса, даром что полубог. И если «300 спартанцев» были сюжетом исключительно мужским - про сексуальность героизма, патриотизма и грубой силы, то второй фильм - история больше женская, про несчастную любовь.

Про деву дивной красоты и ума, которой и поговорить-то не с кем, не то что заняться сексом. Единственный нормальный мужик - враг, и никак его не соблазнить, потому что он только родину любит.

В прокате с 6 марта