Венеция как живая

Аркадий Ипполитов написал вторую книгу серии «Образы Италии XXI». «Только Венеция» даже лучше, чем «Особенно Ломбардия», а ведь та была прекрасна

Венецианские правители всегда были умны и наверняка понимали, что их Крочифери - рыцари с бритвенными тазами на головах...» Так о высоком писать не принято, хотя между собой искусствоведы часто схожим образом и выражаются. В некоторым смысле они так же циничны, как врачи в обсуждении пациентов. Сам Ипполитов пеняет на страницах «Только Венеции» своим коллегам, что видят они искусство не как все люди и вообще снобы. Но и сам он такой.

Прозаизмов в его новом сочинении больше прежнего, но и таких напряженных и болезненных страниц, как описание слез при первой встрече с городом, в предыдущей книге не было. «Ревел я на корме катера так, как никогда в жизни», и хотя потом говорится, что не от чувств ревел, а чисто физиологически - от ветра, вид рыдающего Ипполитова не может не потрясать. Даже его самого. Чтобы пафос, которым сияет Венеция, не превращался в напыщенность и не казался смешным, снижения в рассказе о ней просто необходимы.

Жанр «Образов Италии XXI» во второй книге серии окончательно определился, да и читатели привыкли к этому очень личному повествованию, подробному, с тьмой отступлений, рассказу о встречах автора с городом и искусством. Неспешному, откровенному, изящному, очень в меру ироничному. Как-то так вспоминал о своей любви герой Марселя Пруста, восстанавливая, опираясь на детали, собственные чувства и их малейшие изменения. Но тут не женщина, а город женского рода.

Так же часто, как Пруста, Ипполитов поминает и цитирует Гоголя и Томаса Манна. Без «Смерти в Венеции» в книге, конечно, никак не обойтись, но без гоголевского гулявшего сам по себе члена майора Ковалева не обошелся в рассказе о зыбком и вечно двоящемся городе только наш писатель. Впрочем, все они - и Гоголь, и Пруст, и Манн - писали длинными фразами.

«Мне, да и любому, кто с ХХ веком знаком, при входе в Скуолу Сан Рокко вспоминается фильм «Рокко и его братья» и тот Рокко, что был сотворен Лукино Висконти из совсем юного Алена Делона, которому затем не удалось сыграть (исключая «Леопарда») ничего, что бы к Рокко из «Рокко и его братьев» хотя бы издали приближалось». Это уже Ипполитов.

Его книга построена как путеводитель - главы соответствуют венецианским районам, так или иначе отмечены все достопримечательности. Но бродить с «Только Венецией» по Венеции бессмысленно. Встанешь около очередной церкви - преамбула к ее описанию займет десяток страниц, а про саму красавицу будет сказано только, что она полна изящества. Опасно читать книгу и в метро, я несколько раз проезжала остановки: уж если вчитаешься, то затянет, как водоворот венецианских улочек, из которых если и выберешься, то не дойдешь, куда надо.

Хорошо читать ипполитовскую книгу рядом с компьютером, чтобы тут же обнаружить и разглядеть, что именно в ней описывается. А также прочесть рядом на туристическом сайте механический перевод высказывания англоязычного путешественника: «Слишком далеко и не очень впечатляет. За исключением картин Тинторетто». Тут и охватывает счастье, что ты не такой, что кроме пошлостей «пять дел, которые нужно сделать в Венеции» и «где съесть лучшие макароны» существует высший мир и ты его понимаешь. Про мальчиков-поводырей, смертельно желтый цвет, про немыслимость возвращения в детство как в бессмертие. А фраза «и так понятно, почему на этой венецианской площади возникает «Вид Делфта» и смерть Бергота» кажется тебе совершенно ясной. Потому что ты и читать любишь, и Вермеера видел, и «Секс в большом городе» с удовольствием смотрел. (Ипполитов считает его «произведением отнюдь не бездарным».)

«Город был пуст, как сон профессора из «Земляничной поляны», - Аркадий Ипполитов умеет говорить красиво. Иногда переходит на стилизацию, и его рассказ звучит как шекспировские стихи (Шейлока как тут пропустишь), внезапно оборванные современной вульгарщиной. Вот только так и можно, кажется, говорить о Венеции.

Аркадий Ипполитов. Образы Италии XXI. М. : КоЛибри, Азбука-Атикус, 2014