Три больших фламандца

Временно Белый зал Пушкинского музей превратился в зал Рубенса. Большие холсты - большие картины: в основном многофигурные композиции с воинственными аллегорическими девами («Победа и Доблесть»), распятым Христом («Оплакивание Христа» и «Святой Франциск перед Распятием»), рогатым похотливым сатиром («Сатир и девушка с корзиной фруктов»), с Марсом, Реей Сильвией и их пухлыми сыночками Ромулом и Ремом. К слову, впервые за много лет на выставке нет пояснений сюжетов, так что почему в правом верхнем углу «Нахождения Эрихтония» изображен фонтан с многогрудой Церерой - так и останется загадкой, хотя автор с мифологией обращался свободно и у главного героя - младенца в корзине самые нормальные ножки, а не змеи, как в мифе.

На Рубенса можно смотреть и не вникая в смысл картин - просто любоваться белыми телами, алыми плащами, покатыми спинами, припухшими веками и розовыми детскими щечками. Малышей многодетный отец Рубенс изображал неустанно, и главной картиной на выставке стали не парадное полотно, а маленький, полный света и любви портрет пятилетней дочери художника. А знание, что Клара Серена Рубенс умрет в отроческом возрасте, заставляет смотреть на ее изображение с особой нежностью. Так что пояснений, конечно, хотелось бы, знания, простите за банальность, обогащают восприятие.

Собрание Князя Лихтенштейнского - одно из лучших европейских, на зависть многим музеям. Выставка, привезенная в Москву после Японии и Китая (с некоторыми изменениями), - во всех смыслах подарок. Она профинансирована банковской LGT Group Княжества Лихтенштейн.

Музею выставка, как радостно поделилась с «Ведомостями» директор Пушкинского Марина Лошак, ничего не стоила. И теперь в течение месяца, пока открыта выставка возрожденческой живописи из музея Каррары, вверенное ей культурное учреждение по части старых мастеров временно поднимется на несколько качественных ступеней. Так что если начать смотреть лихтенштейнскую выставку после итальянской, то можно увидеть, что приобретала и что теряла великая европейская живопись со временем, от перехода от Возрождения к барокко, как на фламандцев влияли итальянцы.

Ван Дейк - второй герой выставки, представлен ранними портретами, и они перекликаются с портретами Джованни Баттисты Морони, завершающими «Великих живописцев Ренессанса из Академии Каррара в Бергамо». Не фактически-исторически (Ван Дейк находился под влиянием Тициана и своего учителя Рубенса), а ситуативно - в данное время в Пушкинском музее. Фламандец писал артистичнее, эффектнее и теплее относился к людям. А лучший его портрет здесь - Марии де Тассис. Изысканный и тонкий, он предвосхищает будущие блестящие работы художника, ставшего придворным живописцем Карла Первого.

Третий мастер, чье имя вынесено в заглавие выставки, Жак Йорданс, выглядит на выставке достойным своих учителей. Яркими жизнерадостными красками написанные «Девушка со стариком и попугаем» и «Поклонение волхвов» с неземным светом, исходящим от младенца, - сочная, мастерская, эффектная живопись, которая так нравится зрителям. А вот совместное с гением голландского натюрморта Франсом Снайдерсом произведение «Дары моря» скорее пугает, чем привлекает публику. В ней много того, что современный человек в старой живописи как раз недолюбливает - груды толстых тел, неаппетитных рыб, незнамо что аллегорически изображающих раковин. Но напоследок таких утешит забавная «Перепись населения в Вифлееме» Питера Брейгеля-младшего и несколько небольших сюжетных картин.

До 19 октября