Кипяток закончился

Жюри Московского международного кинофестиваля вынесло взвешенные решения, а главным результатом стала посещаемость
Валерия Гай Германика - лучший режиссер/ ММКФ

На итоговой пресс-конференции ММКФ его президент Никита Михалков озвучил статистику фестиваля, которая действительно впечатляет: на конкурсные и внеконкурсные фильмы (всего их было показано 397) пришло 75 000 зрителей - и это несмотря на сезон отпусков и ужасную московскую погоду. Иногда аккредитованные журналисты были вынуждены пробиваться в заполненные залы с боем. Михалков, впрямую к этому отношения не имевший, все же извинился. Особенно его расстроила надпись в буфете пресс-центра (им стал Театр киноактера) - напечатанная на принтере бумажка, гласившая, что кипяток стоит 30 рублей стакан. Ее заметили и высмеяли десятки журналистов. Президент ММКФ сообщил, что человек, ответственный за это безобразие, уволен, потому что подставил и опозорил фестиваль («Кровь льется за кипяток, как в Гражданскую войну!»).

К кому пришел Георгий

Спецприз жюри достался турецко-французскому фильму «Свет моих очей» - о режиссере, перед которым встала угроза слепоты. Лучший документальный фильм - польский «Глубокая любовь» Яна П. Матушинского, лучший короткометражный - российский «14 шагов» Максима Шавкина. Приз за достижения всей карьеры - «Верю. Константин Станиславский» обычно вручают заезжим знаменитостям, но сейчас, в отсутствие таковых, он достался прекрасной актрисе Инне Чуриковой. Она безусловно достойна почетной награды - но явно не помешало и то обстоятельство, что она уже много лет замужем за председателем жюри Глебом Панфиловым.

Также Михалков прокомментировал свое отношение к мату в кино (как известно, с 1 июля фильмы с нецензурной бранью не смогут попасть в прокат, а равно и на кинофестивали). Никита Сергеевич осторожно сказал: «Не люди для закона, а закон для людей», - видимо, в том смысле, что до следующего фестиваля с Министерством культуры еще можно будет договориться. А также что он сам матерщинник, но ругается лишь по особенным поводам, к месту. И вот так же должны ругаться герои фильмов, если их авторы - подлинные художники со включенным «внутренним цензором», неким фильтром; а не то получится эпатаж, напоминающий отталкивающие беседы маргиналов в электричке.

Еще одним ярким выступлением Михалкова были внезапные слова на церемонии закрытия: он неожиданно поддержал главу Союза кинематографистов Украины Сергея Трымбача в его озвученной со сцены театра «Россия» просьбе к Путину отпустить задержанного в Крыму режиссера Олега Сенцова.

Сам Трымбач появился на церемонии потому, что получал приз за украинскую актрису Наталку Половинку («Братья. Последняя исповедь»). В категории же «Лучший актер» победил японец Таданобу Асано («Мой мужчина»). И все тот же поставленный Кадзуёси Кумакири «Мой мужчина» - фильм о человеке, удочерившем девочку, которая влюбилась в него и весьма небезосновательно стала предъявлять на него права, - настолько очаровал жюри, что оно присудило ему и «Золотого Георгия», главный приз.

Нельзя, конечно, сказать, что жюри под руководством Глеба Панфилова продемонстрировало старомодность - но критики рассчитывали на победу всеобщего фаворита, фильма Валерии Гай Германики «Да и да». Думается, в этом случае никто бы не стал ворчать, что главный приз на российском фестивале вновь достался русскому фильму (а за последние десять лет так случалось трижды). На Германике залы были забиты, фейсбук полнился восторженными постами. И ведь картина пока даже не вышла в прокат, ее посмотрело всего несколько тысяч человек.

Во всяком случае, жюри выдало Германике «Серебряного Георгия» за лучшую режиссуру. Валерия вышла на сцену и произнесла самую лучшую на моей памяти благодарственную речь, состоявшую ровно из трех слов: «Спасибо. Супер. Класс». Сказала и ушла.

Сказка и реальность

Одним из самых популярных и расхваленных фильмов ММКФ стала показанная вне конкурса «Звезда» - действительно один из лучших российских фильмов года, мелодрама почти идеальной выделки, очень смешная, очень трогательная, отчасти альмодоварская (хотя Альмодовар, конечно, куда грубее в интонациях, чем режиссер этой картины, хрупкая женщина Анна Меликян).

Речь в «Звезде» идет о девочке-дурочке (Тина Далакишвили), которая хочет стать знаменитой артисткой и с отчаянной упертостью перекраивает себе зубы, губы, уши и грудь. А также о влюбленном в нее сыне замминистра (Павел Олегович Табаков), который ненавидит своего отца, свое многоэтажное дизайнерское жилище и, питаемый юношеским духом противоречия, работает в ночном клубе уборщиком. А также о любовнице этого самого замминистра (Северия Янушаускайте), которая обожает свою сумку «Биркин», а так-то ненавидит все вокруг. В какой-то момент врачи ей поставят смертельный диагноз, сообщат, что жить осталось два месяца, и очень всерьез предложат завещать свои органы науке.

Она выйдет на улицу - а там омерзительный московский ноябрь, в котором нечем дышать и уже нечего делать. Но ничего: вскоре начнется безумный танец, в который будут включены и дурочка, и влюбленный в дурочку мальчик; и все осветится, и внезапно окажется, что героиня Тины Далакишвили подлинная звезда - та самая, путеводная и неугасимая, которую Бог зажигает для каждого человека только один раз и навсегда; звезда, которая рада сиять другим, даже если самой в процессе придется гореть; звезда, от одного взгляда на которую меняется жизнь. Только увидь ее.

В предыдущем своем фильме, многими любимой «Русалке», Анна Меликян еще не нашла баланса между сказкой и реальностью - лишь пообещала, что когда-нибудь найдет. Здесь она обещание, безусловно, сдержала - с помощью прекрасных Далакишвили и Янушаускайте, без которых этот фильм вообще бы, наверное, не состоялся. На «Кинотавре» Северия была справедливо названа лучшей актрисой, а Меликян - лучшим режиссером.

Кино и жизнь

Вне конкурса был показан и фильм «Роджер Иберт: это и есть жизнь». Иберт был самым знаменитым кинокритиком в истории США; изначально репортер и газетчик, он и о фильмах на протяжении сорокапятилетней карьеры в Chicago Sun-Times писал в легком, почти репортажном стиле, рассматривая картины как происшествия, которые должно описать и заодно проанализировать. Описывал он великолепно (был неповторим и в интонации, и в иронии), анализировал блестяще, хотя порой ошибался (ему не понравились «Догвиль» и «Бойцовский клуб»). Был абсолютно независим и очень честен.

Много лет он вел с коллегой Джином Сискелом программу «В кино», в которой два человека просто возбужденно спорили о фильмах, не стесняясь сказать «Слушай, да пошел ты, что б ты понимал» или «Вообще ты, наверное, прав, мне вот не пришло в голову». Публика сходила с ума от их диалогов. Они стали самыми влиятельными кинокритиками Америки и оба с разницей в четырнадцать лет умерли от рака.

В апреле 2013-го соболезнования вдове Иберта выразили Барак Обама, а также кинематографисты в диапазоне от Стивена Спилберга до Илайджи Вуда, от Спайка Ли до Миа Фэрроу, от Роберта Редфорда до Мартина Скорсезе. Его похороны были событием едва ли не национального масштаба. Что касается автора этих строк, он просто расплакался, узнав о смерти Иберта, которого привык читать на сайте Chicago Sun-Times каждый четверг и многие рецензии которого помнит наизусть. Смотреть фильм, видеть Иберта немощным и хрупким (в последние дни, запечатленные режиссером Стивом Джеймсом) довольно трудно. Но Иберт сам просил, чтоб камера Джеймса от него не отворачивалась. Потому что это правда, потому что это кино и потому, что это и есть жизнь, life itself.