Интервью На примере собачки

Имя Юрия Григоряна всегда называют в разговоре о лучших московских архитекторах. В конкурсе Пушкинского музея он и его бюро обошли еще двух лучших московских архитекторов - Сергея Скуратова и Владимира Плоткина.

- Ваш проект реконструкции Пушкинского музея, как было сказано на объявлении результатов конкурса, будет дорабатываться. Насколько вы готовы к изменениям, к компромиссу?

- Мы еще с Сашей Павловой (Александра Павлова - один из основателей «Проекта Меганом» и его ведущий архитектор. - «Ведомости») лет десять назад решили никогда не идти на компромиссы. Это не значит, что мы такие упрямые и не будем исправлять свои ошибки. Компромисс, как я понимаю, - это когда ты знаешь, как надо делать, но по какой-то причине делаешь иначе, т. е. когда ты идешь...

- ...против заказчика?

- ...против правды, против заказчика я иду каждый день сто тысяч раз, это моя любимая работа - объяснение, как надо делать. Так что ни на какие компромиссы мы идти не собираемся, но собираемся глубже вникнуть в работу - конкурс проходил очень быстро. Есть замечания, которые нам выдало жюри конкурса, есть оценки экспертов, довольно высокие по ряду позиций, а где они не очень высокие, там мы готовы дорабатывать. Но в главном концепция будет неизменной.

- Главное в вашей концепции - сохранение всей исторической застройки. Президент Пушкинского музея Ирина Александровна Антонова как раз против этого, она утверждает, что надо строить новое и прекрасное, а не хранить старое неэстетичное.

- Не вступая в полемику, я просто хотел бы сказать о нашей позиции на конкурсе, в городе, вообще в обществе. Камнем преткновения предыдущей концепции (проекта под руководством Нормана Фостера. - «Ведомости») стало небольшое здание. Его считают некрасивым и ненужным, заурядной средовой застройкой. И вот на этот флигель в Колымажном переулке налетел мощный поезд из попечительского совета, федерального правительства, крупнейшего английского архитектора и самого могучего Пушкинского музея.

- Невероятно, но флигель устоял.

- Полгода назад на градостроительном совете мы наблюдали руины этого поезда. Тогда мне показалось, что в этом флигеле есть какая-то сила, он символ чего-то важного, символ борьбы общества за архитектурное наследие. Сам по себе он, возможно, и не ценный, но он воплощает в себе те ценные здания, которых уже нет. Например, Военторг. Меня до сих пор трясет, когда вспоминаю, как рабочие ломали фасад беспрецедентной прочности, и я до сих пор не понимаю ни владельцев, ни Лужкова, который разрешил это сносить, ни тех, кто покрывал этот снос, - я не понимаю: почему фасад не оставили? Ну внутри хотели все уничтожить, ладно, но фасад-то зачем?

- До кучи.

- Не могу сказать, что я такой уж любитель старины, но я воспитан так - МАрхИ, европейской архитектурной школой, есть Венецианская хартия о сохранении наследия. Ломать Военторг и вместо него ставить гранитное чудовище, от которого меня до сих пор переключивает. Город мой стал хуже, а я тут родился, вырос, живу и буду жить. И я не понимаю, зачем с ним надо такое гадское дело творить.

- Новый Военторг как-то плохо заселяется.

- Люди, которые совершают такие поступки, мало приличные, так же ведут себя и в бизнесе. Менталитет добытых таким путем денег не ведет к успеху. Они с этими деньгами могут разрушить что-то прекрасное, но создать что-то достойное у них не получится. Это, кстати, вызов для современного архитектора - что ты построишь на месте того, что сломал. Обычно строят хуже. Поэтому когда мы готовились к конкурсу, то сразу решили вопрос со сносом. Мои коллеги по конкурсу решили вопрос иначе, я уважаю их решение, но не считаю, что снести старое здание - это смело, наоборот, мне кажется смелее его оставить. Когда мы на это решились, то придумали такой образ: вот вам досталась от бабушки старая собачка, облезлая, может, пахнет не очень. И кто-то должен утопить эту собачку, как Герасим Муму. Музей этого не сделает, музей - не девелопер, а учреждение культуры. Конечно, музеи разные бывают.

- Милиционеры тоже разные бывают, но должны ловить преступников, так и музей не может разрушать историческую застройку.

- Ну вот, между собой мы этот дом и называем собачкой. Макет ее построили, в какой-то момент решили ей хвост отрубить, но потом подумали: как же она с одной головой, что ли, будет? Можно было, конечно, ей пластическую операцию сделать, тело заменить на робота, но нам показалось, что наш ход как раз радикальный и честный: мы ее оставим и полюбим, какая есть. Этот снос не дает нам важных дополнительных метров, он не на первой линии и не портит слои восприятия. Так мы решили сделать слабый подход, поскольку он и есть самый сильный. Как в айкидо: кто нам мешает, тот нам поможет. Из собачки мы делаем символ охраны памятников, и он должен стать поворотной точкой для музея, который декларирует активную позицию сохранения исторической среды. Как в свое время сделал в Музее архитектуры его директор Давид Саркисян - собрал у себя «Архнадзор». До сих пор о нем вспоминают, его деятельность была очень нужная.

- Давид Саркисян как раз с Военторга и начал активную борьбу против сноса, и с гостиницы «Москва».

- Соответственно, и музей Пушкина может стать центром обсуждения важных вопросов сохранения. Есть больные места в реставрации, так что во флигеле можно сделать такой центр реставрации, устраивать там конференции. Так что зачем флигель ломать, пусть он станет центром, знаком. И нам станет легче, когда мы своей архитектурой будем уродовать историческую среду.

- Уродовать?

- Ну мы же видим, как тяжело современная архитектура приживается в старом городе. Конечно, можно строить лучше или хуже, но идеально было оставить исторический город в пределах Садового кольца в 1991 г. и прекратить это бесчинство. Понятно, что Москва не Венеция, но я бы не сказал, что за эти двадцать лет случилось восхитительное соединение старого и нового. Сохранение старых памятников дает нам ну не индульгенцию, конечно, но хотя бы какое-то право работать и ставить более-менее анонимные проекты, найти созвучия в материалах, с пространством и т. д.

- Москвичи в ужасе от реконструкций и архитекторов не жалуют. Скажите попросту: вам будет стыдно, если что-то не получится?

- Мы попали сюда волею судьбы, за проект не боролись. Мы делали его, чтобы понять, сможем ли мы решить его в духе времени, понять до конца. И конечно, мы никакой ошибки тут не допустим. Но сразу хочу сказать, что построить «как у них там» замечательно вряд ли получится. У нас же федеральные власти ни одного проекта так и не реализовали - ни с западным архитектором, ни с нашим, поэтому предвижу борьбу за качество. Потому что качество строительства еще важнее, чем качество архитектуры. Если просто хорошо выполнить даже не сильное архитектурное решение, то это будет уже прорыв. Но и мы, конечно, постараемся сделать что-то хорошее.